Летопись

В 35 верстах от Чистополя, на левой стороне Камы, в 10-ти от нее верстах, раскинулось большое торговое и промышленное село Алексеевское. Село Алексеевское не слишком давнее, оно существует всего около 180 лет. Основателем его был ближний боярин, губернатор Казанский и Астраханский Петр Матвеевич Апраксин, в начале XVIII века устроивший новую вотчину – село Алексеевское – из переведенных сюда из других его вотчин крестьян, а по преданию, и из беглых всякого звания людей. Этот Апраксин и был первым храмоздателем в селе Алексеевском, на что есть следующее доказательство.

1712 года июля 14 дня управляющий новой вотчиной – селом Алексеевским – (приказный его, Апраксина, человек) Петр Басов, от имени своего господина входил с прошением к Тихону, митрополиту Казанскому, о дозволении построить новую трехпрестольную церковь в новом селе Алексеевском для удовлетворения духовных нужд крестьян того села, на каковое прошение на другой же день, т.е. 15 июля, и последовал от митрополита Тихона указ с разрешением и подробным наставлением строить деревянный храм. Подлинного указа этого не оказалось в церкви, но до нас дошла копия с него, недавно найденная между бумагами в церкви села Алексеевского.

Вот точное изложение этой копии:

«Божиею милостию великий господинъ Преосвященнейший Тихонъ митрополитъ Казанский и Свияжский. Въ нынешнемъ 1712 году июля въ 14 день, билъ челомъ намъ, преосвященнейшему митрополиту, ближняго болярина Казанскаго и Астраханскаго губернатора Петра Матвеевича Апраксина, новозаводной его вотчины Казанскаго уезда села Алексеевскаго, что за Камою, приказный его человекъ Петръ Басовъ, оное жъ село Алексеевское вотчины его благородия, ближняго болярина и губернатора Петра Матвеевича Апраксина, строится вновь и крестьяне изъ разныхъ вотчинъ переведены и для приходу и всякаго для крестьянскаго духовнаго исправления, въ той вотчине имеет его пречестность намерение построить церковь во имя Воскресения Христова да въ приделахъ святыхъ Николая Чудотворца да Алексия митрополита Московскаго, и земли его пречестное благородие къ той церкви священникомъ и диакону съ причетники, въ той своей вотчине, какъ настоитъ великаго Государя указъ, отвести повелитъ, дабы намъ, преосвященнейшему митрополиту, благословити и повелети, въ той его превосходительнейшаго господина новозаводной вотчине, въ селе Алексеевскомъ, что за Камою, по намерению его строить церковь Божию съ приделы и о строении тоя церкви и приделовъ дати намъ Архиерейскую Бллгословенную граммату, и мы, великий господинъ, Преосвященнейший Тихонъ, митрополитъ Казанский и Свияжский, слушавъ того его челобитчика, благословили и повелели въ новозаводной его ближняго болярина Казанского и Астраханскаго губернатора Петра Матвеевича Апраксина за Камою рекою вотчине, въ селе Алексеевскомъ, построить вновь церковь Божию во имя Жнвоноснаго Христова Воскресения, да въ приделахъ иже во святыхъ отецъ нашихъ Николая, архиепископа Марликийскаго Чудотворца да Алексея, митрополита Москокскаго и всея России Чудотворца, древянную н о строении тоя церкви и приделовъ датн нашу Архиерейскую Благословенную граммату почать ему тое церковь и приделы строить, а въ начале на основании тоя церкви и прнделовъ быти иерею, крестъ водрузити, н молебенъ пети, и святою водою кропити, и выстроити по чину, какъ о томъ напечатано въ, новонсправномъ большомъ Требнике, и строити бы тое церковь и приделы по чину правильнаго и уставнаго законоположения, какъ о семъ правила и уставъ церковный повелеваютъ, о единой, или о трехъ, или о пяти главахъ, а шатровыхъ церквей отнюдь бы не строити, дабы съ западною церковью не быть согласными, и чтобы олтарь былъ пространенъ и светелъ съ прирубными пятистенными стенами; престолъ учинить о четырехъ столбцахъ, а запрестольный образъ поставить одаль престола, чтобы во время иерейскаго служения иерею въ каждении межъ престола и запрестольнаго образа пройти было свободно, а во святый алтарь и въ церкви учинить трои двери: царские, северные и южные; въ церковь учинить трои жъ двери: северные, южные и западные; предъ западными дверьми учинить паперть, а въ начале на десной стране царскихъ дверей поставить образъ настоящего храма Живоноснаго Христова Воскресения, подле храмоваго образа поставить прочие образа, какие подлежатъ по обещанню: на левой стране царскихъ дверей поставить образъ Пресвятыя Богородицы съ Превечнымъ Младенцемъ и прочие святые образа по чину, такожде и въ верху въ иконостасахъ поставить образа по чину же, а приделы построить за церковными стенами, и въ нихъ учинить тако жъ, что и въ настоящей главной церкви; и къ той церкви священнослужителямъ справить церковная земля и сенные покосы по указу великаго Государя, и подъ тое новопостроенную церковь отвесть подъ кладбище, и священникомъ, и диакону съ причетники подле селитьбы земли длиннику и поперечнику по семидесяти саженъ, а пашенную землю и сенные покосы въ церковные земли отвесть, сверхъ того къ усаду въ ближнихъ местахъ сряду, а не въ розни сполна и приписать тое землю, и записать въ писцовой книге въ церкву, въ церковные земли, и обмежевать, и какъ та церковь и приделы совершены и со всемъ церковнымъ украшениемъ ко освящению изготовлены, и къ той церкви священнослужителемъ церковная земля и сенные покосы, противъ указу великаго Государя, справлена и подъ тое новопостроенную церковь, подъ кладбище и священнослужителямъ подле селитьбы земли длиннику и поперечнику по семидесять саженъ отведено будетъ, и о томъ, намъ, преосвященнейшему митрополиту, учинить ведомо, и по нынешнему указу о освящении тоя церкви и приделовъ указъ, освященные антнминсы ко освящению посланы будутъ. А что отъ того церковнаго строения останется лесу и щепъ, и тотъ лесъ скласть особо, и никому того лесу на строение мирскихъ домовъ не держать, кроме церковнаго строения, а щепы отдать просвирнице и велеть теми щепами топить печь, въ которой имутъ пещися просвиры, и все учинить по вышеписанному нашему Архиерейскому указу.

Писася въ нашемъ Митрополии доме при кафедральномъ храме Благовещения Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии. Лета Господня 1712-го года июля въ 15-й день. Справилъ Иванъ Ключаревъ».

Летопись села Алексеевское.По всей вероятности, этот первый храм в селе Алексеевском скоро выстроен и освящен, кажется, не позже 1713 года.

В вышеприведенном указе везде говорится о священнослужителях и диаконе с причетниками, а не об одном священнике. Следовательно, была потребность в новом приходе, при устройстве церкви, в нескольких священниках, по крайней мере, не менее двух, а не в одном. Отсюда ясно, что село Алексеевское с первых годов своего существования было велико, с весьма немалым количеством крестьян. Но и этого значительного количества крестьян, должно быть, было недостаточно для полного заселения и обработки всей земли в этой «новозаводной» вотчине, а потому, как известно, управляющие, конечно, не без ведома своего господина, принимали в Алексеевскую вотчину всех приходящих, кто бы они ни были: беглые ли солдаты, или крестьяне, или даже каторжники, – всех приютила Алексеевская вотчина и всех обращала в крепостных Апраксинских крестьян, чем значительно увеличивалось село, а вместе с тем увеличивалась и рабочая сила. Предание передает даже такой случай, что Апраксин принял на жительство в село Алексеевское заведомо шайку разбойников в 40 человек, с атаманом во главе по прозванию Коча, оставившим здесь после себя потомков, носивших фамилии Кочиных, из коих двух Иванов Кочиных помнят еще до сих пор здешние старожилы. Один из них лет 50 тому назад помер, не оставив после себя наследников своей фамилии, а другой Иван поступил в зятья в дом Мышихиных, а потому и прежнюю фамилию Кочина переменил на фамилию Мышихина и оставил после себя и теперь еще здравствующего сына Василия, нисколько не унаследовавшего от своих предков дурных наклонностей, напротив – отличающегося очень кротким характером.

Шайка Кочи была обращена в крепостных крестьян Апраксина, но сам Коча не покорился крепостному игу. Он бежал из Алексеевского и поселился недалеко от села, в 5 верстах, близ большой дороги в лесу – Талыталмаках, откуда и производил нападения на проезжающих по большой дороге.

Перечисленные выше вольные поселенцы: беглые сомнительного поведения, каторжники и разбойники, – поселившись в селе Алексеевском, хотя и сделались крепостными крестьянами Апраксина, но от своих укоренившихся дурных привычек вдруг отстать не могли, а потому, кое-как отбывая днем барщину, по ночам они занимались разбойническим промыслом, на что вотчинным управлением почему-то не обращалось должного внимания. А от этого произошло то, что эти разбойники не только сами не превратились в мирных поселян, но привлекли в свой легкий промысел многих из мирных крестьян. И сделалось с тех пор село Алексеевское скопом воров, разбойников и даже убийц, а потому весьма опасным для всякого проезжего, более или менее зажиточного. И этот разбойничий промысел держался здесь не менее целого столетия, то ослабевая, то усиливаясь и выдвигая из своей среды особо заметные личности, память о которых сохранилась до настоящего времени.

Г. Апраксин, кроме села Алексеевского, основал еще два села на своей новозаводной вотчине из крестьян, переведенных им из своих вотчин, находившихся во внутренних губерниях, а именно: Лебяжье, заселенное Касимовскими крестьянами, и Саконы.

Долго ли владел селом Алексеевском Апраксин, неизвестно. После него помещиком здешней вотчины был известный владелец чугунолитейных заводов Демидов. При нем была построена, вместо первой деревянной церкви, вторая церковь, но уже каменная, тоже во имя Воскресения Христова и с теми же придельными престолами, что видно из прежней церковной описи, составленной в 1845 г. бывшим здесь священником и благочинным Полиновским. В этой описи значится, что Воскресенская каменная церковь построена в 1754 году; а в это время владел Алексеевском еще Демидов, передавший Алексеевское имение Сахарову уже в царствование Екатерины Великой.

Как при Апраксине, так и при Демидове прием в Алексеевскую вотчину вольных людей продолжался. Замечательно при этом то, что в Алексеевском селились вольные люди не только из крестьянского сословия, но и дворянского, даже и духовного, наконец, и иностранцы, и все они превращались в крепостных людей. Потомки некоторых из поселенцев привилегированных сословий существуют здесь и в настоящее время, конечно, в крестьянском звании. Таковы: крестьяне Ушаковы, имеющие своим родоначальником грека; Потаповы, происходящие от шведа; Собакины – от духовного лица; Кандалинцевы происходят от панка – малопоместного помещика, переселившегося в Алексеевское из селения Кандалы Спасского уезда; и Толпегины, ведущие свою родословную от панков, двух родных братьев Кузьмы и Андрея Онисимовичей, по прозванию «Толпыги», пришедших в Алексеевское из села Майна под защиту сильного помещика Демидова. Эти панки – Кандалинцев и Толпыги, – будучи мелкими помещиками, не в состоянии были обороняться от нападения разбойников, нередко разорявших их имения, а потому сочли лучшим продать свои небольшие поместья и поступить в услужение к Демидову, который первоначально дал им кое-какие должности при своем имении, а потом и записал их в свои крепостные люди, каковыми и остались они со всем своим потомством навсегда. Только одному потомку Кандалинцева удалось выбиться из крепостной зависимости и сделаться владельцем богатого Шумбутского имения с винным заводом и прекрасным строевым лесом. По смерти его Шумбутское имение перешло к сыну, прекрасному молодому и образованному человеку, который доверился своему недобросовестному управляющему, вконец разорившему имение, чего не мог вынести молодой Кандалинцев и лишил себя жизни. И тут не повезло роду Кандалинцевых. Выбившаяся из этого рода личность кончила свое существование, а остались только одни крестьяне Кандалинцевы. О роде Толпегиных нужно заметить, что он разросся здесь к настоящему времени семей в 20 и имеет разнообразные занятия; большинство из Толпегиных пахари, но есть разные ремесленники, есть торговцы, есть и управляющие.

Один из настоящих представителей рода Толпегиных, дельный старик Ермолай Тимофеевич сообщил мне некоторые сведения, вошедшие в состав этой летописи. Он сам был свидетелем некоторых позднейших явлений из жизни здешнего села, о некоторых более древних явлениях слышал еще в молодости от своих дедов и вообще от старых людей, заслуживающих полного доверия, наконец, про многие события Е.Т. Толпегин вычитал из рукописи, составленной его дядей, который по тогдашнему времени был очень ученый и, главное, любознательный.

Этот дядя, будучи не в состоянии заниматься каким-либо физическим трудом по причине болезни ног, не имевших владения, ездил на тележке как по селу, так и по окрестностям и собирал про старину разные сведения, которые и записывал в особую, для сего приготовленную книгу. Эта самая книга была не раз в руках Ермолая Толпегина, который с вниманием прочитывал ее и многое запомнил, но многое и забыл. К сожалению, книга эта не дошла до нас; она сгорела во время большого пожара, бывшего здесь в 1839-м году. Кроме почтеннейшего старца Е.Т. Толпегина, много сведений для составления этой летописи сообщил мне другой старичок, хотя много моложе Толпегина, но по любознательности и твердой памяти имеющий много сведений из древности, – Василий Иваныч Секалин.

После Демидова Алексеевское имение перешло к Сахарову. Поводом к этому было следующее обстоятельство. Демидов попал под опалу высшего правительства, по преданию здешних старожилов, за то, что он продал несколько пушек с своих заводов в иную землю. Желая избавиться от опалы, Демидов обратился к Александру Игнатьичу Сахарову, любимцу Екатерины Великой, у которой он состоял камердинером в чине полковника, и просил заступничества Сахарова перед Императрицей. Сахаров согласился ходатайствовать за Демидова пред Императрицей, но с тем условием, чтобы в случае успеха его ходатайства Демидов уступил Сахарову все Алексеевское имение если не даром, то за половинную цену. Демидов согласился на это. Сахарову, действительно, удалось исходатайствовать у Императрицы помилование Демидову, который за такую услугу и передал Алексеевское имение Сахарову. И с тех пор – с 60-х годов прошлого столетия – до настоящего времени Алексеевским имением владеет род Сахаровых.

Летопись села Алексеевское.Александр Игнатьич Сахаров был помещик очень богатый, владевший, кроме Алексеевского, многими вотчинами в разных местах. Получив здешнее имение в свое владение, Сахаров значительно увеличил оное прирезкой нескольких тысяч десятин земли от казенных крестьян села Куркула. И сделалось Алексеевское – Сахаровское имение одним из лучших имений здешнего края. Будучи громадно по количеству земли (20 верст длины и ширины), оно отличалось и превосходным ее качеством. Поля в нем были черноземные; луга – превосходные, пойменные, со множеством значительных озер, изобилующих рыбой, которая заходила в озера во время весеннего разлива Камы и здесь оставалась. Было в имении много и хорошего леса. При таких благоприятных условиях имение Алексеевское доставляло владельцу очень хороший доход. Но Сахаров не удовлетворился этим. Обладая предприимчивостью и значительными денежными средствами, он решил сделаться заводопромышленником. И вот по распоряжению Сахарова управляющий его Алексеевским имением, надворный советник Василий Иванович Архипов, начинает подготовлять различных мастеровых из крепостных людей, посылая их в значительном количестве в Казань на обучение нужным мастерствам. Прежде всего приступлено было к устройству кирпичных заводов и приготовлению кирпича, а затем уже и к постройке каменных зданий для заводов и фабрик. Так как для успешного производства всех этих работ требовалось много рабочих, а обученных в Казани мастеров было очень недостаточно, то недостаток этот пополнили крестьянами – земледельцами, которые мало-помалу совсем отстали от земледелия и превратились в специальных каменщиков, печников и щекотуров (штукатуров – прим. ред.), передающих свое ремесло из рода в род последующим поколениям, даже до настоящего времени. По выстроении около десятка огромных каменных зданий были заведены винокуренный и конный заводы, разведены тысячные стада испанских овец, открыта суконная фабрика. И закипела в Алексеевском заводская, а вместе с тем и торгово-промышленная жизнь на радость барину, на пользу управляющему и на горе крестьянам – земледельцам. В это же время стала усиливаться здесь хлебная торговля, каковую производили здесь большей частью приезжавшие из городов Чистополя, Казани, Нижнего и даже Рыбинска купцы. В то время пристань Алексеевская была в несколько раз значительнее Чистопольской. На здешней пристани каждую весну нагружалось разным хлебом до 300 мелких судов в 2 тысячи кулей каждое. В таком положении хлебная торговля находилась до самой смерти Александра Игнатьича Сахарова. После же смерти Сахарова хлебная торговля быстро пошла к упадку, главным образом оттого, что управляющий, назначенный от опеки, под которую поступило временно имение Сахарова, стал стеснять хлебных торговцев непосильным окладом за право торговли хлебом в селе Алексеевском, чем и отбил у них охоту приезжать сюда.

Живя в Петербурге и получая значительные доходы с Алексеевского имения, Сахаров воображал, что крестьяне алексеевские благоденствуют, живут привольно, тем более что отсюда всегда ему доносилось о богатой, по крайней мере, привольной жизни здешних крестьян. А на самом деле эта жизнь была далеко не такова. У Сахарова пахатной земли было весьма много, а между тем рабочих людей было мало, так как многие крестьяне обращены были в разных мастеровых для заводов. Нелегка была барщина и прежде, когда земли было меньше, а когда земли прибавилось, эта барщина сделалась решительно непосильной для наличных крестьян – пахарей. Управляющий для того, чтобы барская земля была обрабатываема вся, давал во время страды такое приказание: высылать на барщину крестьян обоего пола на всю неделю, с утра понедельника до вечера субботы, с приказом брать для себя пищи на все это время, чтобы не терять времени на ходьбу за хлебом. В случае недостатка у кого-либо на всю неделю хлеба, бабы тихонько по ночам уходили домой, где приготовляли пищу, и к утру являлись на работу. Мало того, для соблюдения экономии во времени всем крестьянам, отправляющимся на барщину в поле, приказывалось брать с собой с серпами и косы для того, чтобы, по окончании работы в поле, прямо идти в луга на сенокос, не заходя домой. А, чтобы крестьяне не смели дозволять себе какого-либо опущения в работе, не вздумали отдыхать, для наблюдения за ними были назначены 50 десятников, не дававших никакой пощады рабочим и за всякую малую неисправность строго наказывавших крестьян. Все это делалось управляющим без ведома Сахарова, никогда не бывавшего в селе Алексеевском. Наконец случайно слухи о бедственном положении здешних крестьян дошли до Сахарова, который и вынужден был приехать сюда и лично удостовериться в справедливости слухов. Приехавши сюда, Сахаров сменил управляющего и запретил целонедельные барщины, чем несколько и облегчил горькую участь здешних крестьян.

По смерти Сахарова имение его досталось сыну его Ивану Александровичу Сахарову. Про этого Сахарова передают, что он значительное время жил здесь, в Алексеевском, что он был женат на богатой дворянке Елагиной, имевшей собственный капитал, что он имел где-то сахарный завод, бывший причиной его несчастья – развода с женой.

Иван Александрович Сахаров не успел при жизни пристроить детей своих, которые по смерти его и поступили под опеку. Опеке уже привелось делить имение между наследниками, когда они достигли совершеннолетия. Делить привелось на шестерых: на одного сына Алексея Ивановича Сахарова и на 5 сестер его. Кажется, не особенно долго Алексеевское имение было в раздельном владении. За смертью ли сестер, или через покупку, но только все Алексеевское имение опять перешло во владение одного лица – Алексея Ивановича Сахарова.

Летопись села Алексеевское.И при этом Сахарове нередки были в селе Алексеевском случаи грабежей и убийств, против которых приняты были наконец строгие меры со стороны вотчинной конторы, по распоряжению которой по ночам ездили по селу конные караульщики с заряженными пистолетами для наблюдения за подозрительными личностями. Этим караульщикам случалось иногда находить кости и даже целые тела человеческие. В числе караульщиков был, между прочими, Иван Кладов с братьями. С тех пор разбой в селе стал прекращаться, и только в 40-х годах вновь проявился атаман – разбойник Быков с помощником Чайкиным; но он был не алексеевского роду-племени, а житель соседней деревни Феодоровки, не крепостной человек, а вольный крестьянин Государственных Имуществ. Разбои свои, а нередко и убийства шайка Быкова производила преимущественно в окружности, не далее 40 верст во все стороны от Алексеевского. Во многих селах и деревнях Быков имел пристанища. Бывал часто и в здешнем селе, даже днем нередки были его посещения, особенно за покупкой провизии и вина.

Летом особенно часто Быков находил убежище в здешнем лесу, на пчельнике, где шайкой его готовились обеды и ужины (конечно, из готовой провизии – баранины или телятины) и производились пирушки. Пришел конец и этой шайке в конце 40-х годов. Сначала был пойман Чайкин здесь, в Алексеевском, где он с Быковым преспокойно пил водку. Здешний народ знал Быкова и Чайкина, много раз видели их в селе и прежде, но боялись ловить их. Но явилась наконец у мужичков храбрость, они и вздумали поймать разбойников. Окруживши разбойников, спрашивают их:

«Что вы за люди?» «Скотопромышленники», – был ответ. «Покажите билеты!» – «Они у нас на квартире». Пошли на квартиру – разбойники впереди, а за ними здешние смельчаки. Как только завернули за угол, разбойники бросились бежать в поле, мужики за ними. Разбойники стали обороняться. Один, ближе к мужикам, Чайкин, – саблей, а другой, пока старались уловить Чайкина, Быков, побежал в лес, в котором и скрылся. Уже месяца через два был пойман Быков в деревне (ныне село Лебедино) в 20 верстах от Алексеевского. Присуждены они были к 12-тысячному строю. Говорят, что Быков 8 000 ударов вытерпел живым, а на 9-ой тысяче помер; Чайкин же прошел только 6 000, а на 7-ой помер. Скелеты их я видел в Казанском университетском анатомическом кабинете, где они, вероятно, красуются и до сего дня. После Быкова здесь, в селе, и во всей окружности не появлялось никаких разбойников, и с тех пор село Алексеевское сделалось довольно мирным и безопасным.

По смерти Алексея Ивановича Сахарова остались двойные наследники: от прежней жены сын и дочь, которым достались Саконы и деревня Сахаровка, основанная 100 лет тому назад первым Сахаровым, и трое малолетних от последней его жены – 2 сына и дочь, которым достались села Алексеевское и Лебяжье и деревня Николаевка, заселенная лет 60 тому назад жителями здешнего села.

Настоящий храм в селе Алексеевском каменный, трехпрестольный, довольно величественный и просторный. Этот храм есть третий с основания села. Первый храм был деревянный, выстроенный Апраксиным в 1712 г. Второй был каменный, выстроенный Демидовым в 1754 г. А настоящий выстроен Алексеем Ивановичем Сахаровым на месте прежнего храма, тоже каменного. Сначала, а именно в 1826 г., разобрали колокольню и приделы и выстроили новую колокольню и новые приделы. А затем, в 1836 г., разобрали главную холодную церковь, вместо которой и выстроили новую, настоящую церковь. Когда было освящение придельных престолов во имя святителей Николая Чудотворца и Алексия, митрополита Московского, а также когда освящался главный престол во имя Обновления храма Воскресения Христова, неизвестно, потому что указаний на это ни в каких церковных документах нет. Антиминсы на престолах освящены: на главном, Воскресенском, престоле – Антонием, архиепископом Казанским, 9 июля 1867 г., в приделе во имя Николая Чудотворца – Алексием, архиепископом Казанским, 1 марта 1864 г., и в приделе во имя Алексия Митрополита – Филаретом, архиепископом Казанским и Симбирским, 12 октября 1829 г.

Воскресенская церковь села Алексеевского. С рисунка неизвестного художника

Этот новый храм почему-то в короткое время дошел до значительного расстройства. Сам помещик Алексей Иванович Сахаров в Алексеевском не был, а потому не мог заботиться о храме. Управляющие, особенно из иноверцев, вовсе не обращали внимания на православный храм. А прихожане – крестьяне, обремененные постоянной барщиной, – совершенно не могли поддерживать свой храм по своей бедности, если бы даже и было у них усердие к церкви. А главное – здесь был слишком силен раскол, старавшийся всячески отклонять православных от церкви. Не мудрено, поэтому, что к 1860 году церковь Алексеевская пришла в жалкое положение. Иконостасы испортились, крыша разрешетилась и во многих местах давала течь, главный алтарь стал отделяться от церковных стен, причем образовалась огромная щель. В таком виде застал Алексеевскую церковь новый управляющий – друг и товарищ помещика Сахарова, человек религиозный и преданнейший сын православной церкви, Михаил Михайлович Гаврилов. В первое же воскресение М. М. Гаврилов идет в церковь и что же видит? Кроме причта, церковного старосты и сторожей, в церкви были только две-три старушки. Это его поразило. Затем осматривается более и замечает много и много неисправностей. И вот с первых шагов своего управления М. М. Гаврилов с одной стороны исправляет разные неисправности по церкви, как то: крышу, алтарь и сами иконостасы, а с другой стороны устраивает училище, заводит превосходный хор в церкви, стройное пение которого начинает привлекать к богослужению большее и большее число молящихся. С удовольствием заношу в эту летопись такую благотворную деятельность до сих пор скромно и благочестиво живущего обновителя не одного, внешнего, вещественного Алексеевского храма, но и внутреннего – храма духовного, храма душ здешних прихожан. И с тех пор прихожане наши сделались любителями хорового пения и настолько усердными к церкви, что своими приношениями дают возможность церкви производить всякие ремонтировки и украшения на собственные средства.

Так как храм в селе Алексеевском не особенно древний, то в нем и нет каких-либо предметов, отличающихся особенной древностью. Впрочем, в числе древностей можно считать некоторые иконы, сохранившиеся с самого основания здесь церкви и, по устному преданию, привезенные сюда из Москвы первым храмоздателем и основателем села Апраксиным. Из этих икон особенным почитанием пользуются следующие: святителя Николая Чудотворца и Милостивого Спаса, а также массивный деревянный крест, 4 аршина в вышину, 7 вершков в ширину и 5 вершков в толщину. Кроме того, есть еще в нашей церкви несколько икон, тоже привезенных из Москвы Апраксиным и составлявших, вероятно, иконостасы первого храма. Но они до того обветшали, что всех их следовало бы давно перенести в кладовую. Но этого выноса ветхих икон куда-либо под спуд никак не могут допустить здешние прихожане, по понятию которых убрать икону, хотя бы вовсе ветхую, из церкви и поставить ее где-нибудь в скрытном месте – все равно что заключить человека в темницу.

Летопись села Алексеевское.Из вышепомянутых икон в лучшем виде сохранилась иконопись на Кресте; на иконе Спаса Милостивого лик значительно попорчен; а на наиболее уважаемой иконе Николая Чудотворца почти вовсе не оставалось лика. Вдобавок к этому, икона на самой средине дала значительную трещину, которая и разделяла лик на две половины. В таком виде я застал эту икону, перешедши на здешнее место два года тому назад. Будучи поражен этим слишком неблагообразным видом храмовой иконы, я обратился сначала к церковному старосте, чтобы узнать от него что-либо по этому делу. Староста сказал: «Не ты, батюшка, первый говоришь об этом; говорили много об этом и прежние священники, да ничего не могли сделать с нашими прихожанами, которые ни за что не допускают поправить эту икону, боятся испортить поправкой эту святую старинную икону. Наши старики даже и почистить ее запрещают, чтобы не испортить. Вот какой у нас случай был: здешний управляющий Михаил Михайлович Гаврилов был очень старателен к церкви, и был он у нас попечителем церкви. Однажды к празднику он приказал вымыть и почистить эту икону одному своему служащему, здешнему общественнику Борису Савушкину, который и исполнил приказание. Общество хотело сослать Савушкина за чистку иконы на поселение, да, спасибо, Гаврилов заступился».

Обращаюсь потом я к прихожанам и, объяснив неприличие иметь в церкви храмовую икону в таком виде, прошу их согласия исправить ее на церковные деньги. И мне слепые поклонники этой иконы прямо заявляют, что многие из здешних прихожан только ради этой иконы да Спаса Милостивого и Животворящего Креста ходят в церковь. Если поправите их, тогда они оставят церковь. Пришлось оставить все по-старому. Между тем икона Николая Угодника от времени, как заметно, еще более повредилась. Заметили это и прихожане, и более благоразумные из них пришли к сознанию необходимости исправить икону; вместе с тем они стали убеждать и противников исправления в необходимости и негреховности этого. Такую аргументацию употреблял для этого один старичок – ревностный христианин: «Если у человека на лице появятся какие-нибудь болячки, ужели ему будет грешно вылечить эти болячки? Так точно не будет нам никакого греха, если мы поправим лик и на иконе Николая Угодника». Наконец весной настоящего года большинство прихожан согласились на исправление иконы, но чтобы она исправлена была во всем согласно с прежним ее видом. Стали искать подходящего мастера и, по предложению одного из здешних старообрядцев, пригласили сюда какого-то Казанского раскольнического иконописца. Прежде чем переписывать икону Николая Чудотворца, вздумали увериться в искусстве этого мастера, а потому предложили ему исправить ветхую икону Спасителя. За 20 руб. мастер переписал икону Спасителя и представил ее в церковь на оценку прихожан. Посмотрели, и хотя остались как будто бы довольны исправлением этой иконы, но все-таки не решились на этот раз отдать икону Николая Чудотворца, чтобы исправить ее, а еще отдали ему старую икону – Иерусалимской Божией Матери – на вторичную пробу, тоже за 20 рублей. И эта икона в исправленном виде оказалась удовлетворительной, на взгляд прихожан. На исправление первой иконы мастер употребил 3-4 дня, а исправление второй иконы он протянул вдвое дольше. Следовало уже отдавать икону Николая Чудотворца, для которой собственно и был приглашен мастер. Но прихожане заявляют мне: «Теперь настает сплошная неделя (дело было в Троицын день), гораздо лучше будет, если икону будут писать во время поста; в следующее воскресение отслужите нам всенощное бдение; мы помолимся и передадим святую икону иконописцу; пусть он с понедельника в посте и начнет ее исправлять». На Троицкую неделю мастер наш уезжает в Казань, откуда явился сюда в начале поста. Узнавши, что один богатый прихожанин давно обещался уплатить свои деньги за исправление этой иконы, чего бы то ни стоило, мастер отказывается писать ее за условленную цену – 20 р., а просит 50. Это возмутило церковного старосту и лучших прихожан, которые решили отвезти икону Николая Чудотворца для исправления в слободу мастеру Владимирской губернии, в иконописное заведение, которое известно прихожанам. Повез икону председатель попечительства, взяв с собой помощника церковного старосты, отдал ее на исправление более известному мастеру за 50 руб., при себе же велел ее очистить и начать работу. Затем председатель наш сам уехал в Нижний, а помощника старосты оставил при заведении для наблюдения за делостию и исправлением иконы. Помощник старосты дождался, когда совсем приготовили икону, и привез ее домой. Об этой нашей иконе главный мастер, он же и хозяин заведения, отозвался так: «Эта икона довольно высокого письма, но не дониконовского времени, а позднейшего: ее следовало бы лет 50 тому назад поправить; исправление вышло бы гораздо лучше, нежели настоящее исправление». На задней стороне этой иконы поставлен год 1710. Вероятно, это год ее написания.

Икона Ахтырской Божией Матери

Есть еще здесь икона, особенно чтимая здешними прихожанами и даже почитаемая за чудотворную. Это небольшая икона (7 вершков вышины и 5 – ширины) Ахтырской Божией Матери; вставлена она в иконостас главного придела, рядом с царскими дверьми с левой стороны, т. е. она заменяет обычную местную икону Божией Матери. Эта икона уже давно в серебряной ризе под золотом. Когда она написана, неизвестно, но многим известно, как она была найдена и как поставлена в церкви.

Особенно хорошо это было известно одному здешнему старику, теперь уже умершему, Степану Григорьичу Богомолову. В декабре 1889 г. я нарочно посетил этого старца, уже близкого к смерти, и попросил его рассказать мне об иконе Ахтырской Божией Матери. С трудом поднявшись на постели, Богомолов рассказал следующее:

Летопись села Алексеевское.«Когда мне было лет 17, я жил в Рыбной Слободе у одного мужичка в работниках. Рядом жила бедная вдова Бакирова с единственным сыном моих же лет – Алексеем. С этим Алексеем скоро я познакомился, и сделались мы товарищами.

Вдруг товарищ мой, Алексей Бакиров, захворал, и так сильно, что у него отнялись ноги и он лежал без движения с полгода. Много горя натерпелись сироты и, должно быть, с усердием молились Богу. И вот в одно утро Алексей, проснувшись рано, разбудил мать свою и говорит ей: «Матушка! Ступай поскорее в село Алексеевское, отыщи там Тишичкина, выпроси у него икону Божией Матери и принеси ее сюда ко мне. Приложусь я к этой иконе и встану на ноги, выздоровлю. Такое видение мне было в Сегодняшнюю ночь». Поверила сыну мать и пошла в Алексеевское.

Здесь, действительно, находит она крестьянина по прозванию Тишичкин и спрашивает, нет ли у них какой-нибудь иконы Божией Матери, им не нужной, и не отдадут ли они эту икону ей на время, чтобы сносить ее в Слободу. «Есть у нас одна такая икона; она у Нас в сенях – пожалуй, возьми ее», – ответил хозяин Тишичкин. Нужно заметить, что Тишичкины были раскольники, а эта икона была православного письма, а потому она была у них в пренебрежении. Вышла Бакирова в сени, нашла там икону, оказавшуюся иконою Ахтырской Божией Матери, с радостью взяла ее и пошла было с нею домой.

Но, вышедши со двора Тишичкина, Бакирова увидала, что икона загрязнена куриным пометом, а потому подошла к первому попавшемуся ручейку, старательно вымыла ее и понесла в Слободу. Когда Бакирова дошла с иконою к своему Слободскому перевозу, многие из ее соседей и родственников вышли встретить эту икону. Перевезли чрез перевоз и понесли икону в дом Бакировой.

Как только вступили с иконою в ворота Бакировой, сын ее, Алексей, почувствовал в себе некоторую силу и сам несколько приподнялся на постели и сел; а когда внесли ее в самую избу, больной вдруг встает с постели и становится твердо на ноги. С радости заплакали пред св. иконою сын и мать, заплакали и все присутствующие.

Доложили об этом священнику, попросили его на дому отслужить всенощное бдение и молебен, а наутро внести икону в Слободскую церковь для общего молебствия. Услыхали об этом чуде алексеевские жители и потребовали возвращения иконы Ахтырской Божией Матери в село Алексеевское, чтобы поставить ее навсегда в своей церкви.

Проводы были из Рыбной Слободы торжественные, с иконами, с духовенством, множеством народа. Такова же была и встреча в Алексеевском. Все село вышло навстречу иконе Ахтырской Божией Матери версты за четыре. Когда несли эту икону и поставили ее в церковь, несколько дней сряду было молебствие, и при этом много было исцелений. И вот с тех пор икона Ахтырской Богоматери находится в нашей церкви. А на том самом ручье, на котором Бакирова вымыла взятую у Тишичкина икону, вскоре поставили часовню и вырыли колодец».

Так закончил свой рассказ об Ахтырской Божией Матери 90-летний старец Богомолов. Так как Богомолову, по его словам, во время описанного события было 17 лет, значит, оно совершилось в 1816 году.

<<< предыдущий раздел

К оглавлению летописи

следующий раздел >>>