К 310-летию со дня преставления святителя Димитрия, митрополита Ростовского (1709 г.)

1662
Фото

Слово студента Казанской духовной академии Ивана Удалова (будущего священномученика Иоасафа, епископа Чистопольского, викария Казанской епархии), произнесенное 28 октября 1909 года, в день памяти святителя Димитрия Ростовского и всея России чудотворца, по случаю 200-летия со дня его блаженной кончины.

Что за причина сегодняшнего величественного церковного торжества? Зачем сегодня гудят церковные колокола, блестят огнями свеч священные иконы, наполняются хвалебными гимнами церковные своды? По какому поводу воспоминается малоизвестный ныне, но знаменитый некогда великий град Ростов? Что привело и нас в это священное место? О ком мы воспоминаем, кем мы восторгаемся, кого прославляем?

Не знатного властелина, но скромного святителя; не героя войн, мужественно оборонявшего нашу родину, но смиренного инока, спасавшего свою душу; не мирового гения, служившего материальной культуре человечества, но Божьего человека, учившего народ, как наследовать небесное Царство. Не славой и мужеством мы восторгаемся, не знатность и богатство мы прославляем, не красоту земную мы воспеваем, а почитаем великого подвижника, неутомимого проповедника, российского Златоуста, достохвального Димитрия, Ростовского Чудотворца.

Два столетия исполнилось сегодня, как сомкнулись вещие уста этого Богодухновенного органа всесвятого Духа, и вот ныне, как живой, он предстоит пред нами, поражая и удивляя нас своими подвигами, поднимая и воодушевляя нас последовать его примеру, привлекая к себе наши души своим необъятным величием. Как некогда в древности великий пророк Божий Самуил, святитель Ростовский еще с самых ранних лет своей юности оставил житейскую суету и всего себя предал на служение Божественной правде; как прославленный Иосиф, он не нарушил своего девства, не осквернил своей плоти служением греху; как великий Христов Предтеча, он удалился от мира и строгим воздержанием очищал себя Богу; как чудный Моисей, разделивший Чермное море, он жезлом креста рассекал бурное море житейских страстей; как славный Аарон, он посвящен был в архиереи Господни; как дивный Исаия, он очищен был духовным огнем для уразумения Божественной Тайны. Подобно Иезекиилю Боговидцу, святитель своим умом созерцал Седящего на Херувимах; подобно ревностному Петру, он твердо исповедал Святейшую Троицу; как неутомимый Павел, он разбрасывал семена Христова благовестия по всему западу нашей страны, и, как все прочие апостолы, научал он беззаконных, обращал нечестивых, питал нищих, утешал страждущих. Ушел святитель от мира, но мир сам пришел к нему и вот два столетия непрерывной волной течет к его целебным мощам; умер он «для стихий мира» (Кол. 2, 20), но нашел жизнь высшую, более содержательную, «жизнь со Христом в Боге» (Кол. 3, 3); презрел он суету житейскую и погрузился в Бога, жил только мыслью о Боге, восторгался своим Спасителем, умилялся своим Искупителем, благоговел пред своим Вседержителем. И что могли дать Святителю все сокровища земли, когда душа его уже пережила все земное, как и мы переживаем свои детские забавы и юношеские увлечения; когда она уже отвергла блага этой земли, их ничтожество, их внешний блеск и внутреннюю пустоту, и витала в области Невечернего Света?! Какое житейское наслаждение могло прельстить Святителя, когда дух его уже погрузился в созерцание неизреченной великой тайны Божества! Какие земные идеалы могли привлечь его к себе, когда весь он сосредоточился на жизни своей души, на очищении её от всех несродных ей влияний! Что для него был мир земной с своими условностями, ненормальностями, кратковременностью, что для него была суета житейская с постоянными разочарованиями, обманчивыми миражами, страданиями, когда душа его искала совершенства, когда жаждала она беспредельной святости, абсолютной правды и истины, неземной красоты и вечной неумирающей любви! И устремлялась эта жаждущая душа от земли на небо, забывалась она там от всех земных несовершенств, погружалась она в созерцание Божества, и открывала она в Нем все высшие и высшие совершенства. И поражался ум Святителя величием Небесного Творца, умилялось его сердце необъятной силой любви, восхищалась его душа дивной, непередаваемой словами, но чувствуемой сердцем красотой. И воспевал святой Димитрий святейшее имя Божие во всякое время и во всякой вещи и повествовал он о славных деяниях Создателя. Радовалась душа его о Боге (Пс. 34, 9), наслаждалась она о Господе (Пс. 36, 4), услаждался Святитель словесами Господними и достиг такого душевного состояния, когда вместе с псалмопевцем мог воскликнуть: «коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим» (Пс. 118, 103).

Восхищался святой Димитрий и друзьями Божиими, оставившими все и за Христом последовавшими, восторгался он их подвигами, прославлял их жизнь по всей своей родной стране. Видел Святитель в них ревностных борцов, одержавших победу над своим врагом и за то получивших венец небесной славы. Сродна была душа Димитрия этим дивным Угодникам Господним, ибо в их жизни он видел исполнение своих заветных мечтаний. И были они для него постоянными, всегда живыми и никогда неумирающими идеалами, воплотить которые в своей собственной жизни Святитель считал для себя главной задачей и целью всего своего существования на земле. И подражал Святитель Христов спасительной вере Угодников Господних, призывал к такому же подражанию и весь православный народ. Собирал он сказания о жизни и подвигах святых людей, целые десятки лет сидел он над составлением повествований о славном земном пребывании насельников небесных и оставил нам в наследие дивные Четьи-Минеи, на которых целые 200 лет воспитывались православные русские люди, читать которые и до сих пор составляет лучшее наслаждение нашего верующего народа. И в этих трудах святителя Димитрия сказался весь его великий дух, вся неотразимость его любви к своему Создателю и к Его друзьям. Какой любовью дышит каждое его слово, когда он повествует о жизни того или иного угодника, каким благоговением исполняется его сердце, когда он рассказывает о трудах подвижника, каким глубоким состраданием проникнуты его сказания, в которых он описывает тяжёлые кровавые картины страданий христианских мучеников! И вот жил святитель Димитрий этой высшей духовной жизнью, проникал в тайну Божества, умилялся Его Угодниками и, как ветхозаветный Енох, всегда ходил пред Богом. И не было для святителя ничего в мире лучшего, высшего, привлекательного, как молитвенная беседа со своим Творцом и Искупителем; ничто не могло заменить ему святого наслаждения — своей, очищенной от греха, оставившей всякое житейское попечение, душой как бы слиться с Вседержителем и Спасителем мира, прильнуть к Нему, как слабое беспомощное дитя к любимой матери, и ощутить в своем сердце сладкое веяние Божественного Духа. «А какое желание душевное так живо и невыносимо, говорит святитель Василий Великий, как желание, порождаемое Богом в душе, которая очищена от всякого порока и с истинным расположением говорит: „уязвлена есмь любовию аз“ (Песн. Песн. 2, 5)? — Подлинно неизреченны и неописаны молниеносные блистания Божией красоты; ни слово не может выразить, ни слух вместить — продолжает вселенский учитель описывать красоту духовного озарения подвижника, пережив это состояние в своей собственной душе. «Наименуешь ли блеск денницы, или сияние луны, или свет солнца, — все это не достойно к уподоблению славы, и в сравнении с истинным Светом далее отстоит от Него, нежели глубокая ночь и ужаснейшая тьма от самого ясного полудня. Если красота сия, не зримая телесными очами, а постижимая только душею и мыслию, озаряла кого-нибудь из святых, и оставляла в них невыносимое уязвление желанием, то, возмущенные здешнею жизнию, говорили они: „ Увы мне яко пришельствие мое продолжися“ (Пс. 119,5)! „когда прииду, и явлюся лицу Божию?“ (Пс. 41,3), „разрешившая и со Христом быти, много паче лучше“ (Филип. 1, 23); „возжада душа моя к Богу крепкому, живому“ (Пс. 41, 3)»[1]. И кто или что в состоянии отлучить такую душу от возлюбленного ею Господа? «Уверен я, говорит апостол, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 8, 38—39).

Трудно нам понять это высшее духовное состояние подвижника. Восторгаемся мы его постоянной духовной бодростью, его почти ангельской чистотой; удивляемся его юношескому идеализму, с которым он живет до самых последних дней своей жизни, но в то же время, живя по плоти и плотская мудрствуя (Рим. 8. 5), мы совершенно не в состоянии объяснить себе, как можно любить что-либо больше окружающего нас мира, как возможно, удалившись в какую-нибудь дикую пустыню, или скрывшись за высокие монастырские стены, или же замуровавшись в своей тесной и мрачной келии, находить здесь высочайшее удовлетворение лучшим запросам своей души. Мы готовы преклоняться пред героизмом подвижника, мы увлекаемся его общественными выступлениями, поражаемся иногда и его подвигами, но при всём этом нам совершенно не понятна жизнь его души, нам чуждо его внутреннее благодатное состояние, что на самом то деле и делает подвижника таким великим и привлекательным для всех верующих людей всех времен и народов, что одно только и дает ему силы оставаться везде и всюду, при всех обстоятельствах его жизни, верным своему Господу, и без чего были бы совершенно бессмысленно все подвиги и добровольные мучения подвижника. Нам не понятна психология такого человека потому, что мы не в состоянии представить себе всю неотразимость его любви к Господу, которая завладевает всем существом человека, подчиняет себе все его силы, все мысли и чувства и наполняет собою всю его душу. А не представляем, мы себе всю силу и величие этой любви не потому, чтобы душа наша по своей природе была чужда этого блаженства, и не потому, что переживать это состояние яко бы способны только избранные натуры. Нет, и мы могли бы быть причастны этому же блаженству, если бы только внимательнее присматривались к запросам своей души, к её исканиям и стремлениям. «Все мы люди, говорит тот же святитель Василий, получив заповедь любить Бога, приобрели также и силу любить, вложенную в нас при самом первоначальном нашем устройстве; и доказательство этому не вне, но каждый может узнать сие сам собой и сам в себе. Ибо от природы в нас есть вожделение прекрасного, хотя по большей части одному то, а другому другое кажется прекрасным»[2]. И действительно, каждый и из нас, так же жаждет совершенства, как и подвижник, так же способен восхищаться красотой, как и насельник святых обителей, так же разочаровывается в своих земных кумирах и не удовлетворяется действительностью, как и всякий удалившийся от мира пустынник. Но в том-то и несчастие большинства из нас, что этого совершенства и красоты мы ищем не там, где ищут и находят его подвижники; не в царстве совершенного Божества, а в том же ограниченном мире, который уже столько раз нас разочаровывал своим мнимым величием. Не многие из нас углубляются своим вдумчивым взором в тайны мира и бытия, устремляют свой ум от земли со всеми её житейскими волнениями и заботами на небо и там находят абсолютное совершенство; большинство же из нас не возвышают своего духа от земли, а здесь же пытаются найти удовлетворение своей мятущейся душе. И вот вместо истинного совершенства, вместо чистой истины, возвышенной красоты мы предлагаем своей душе только благую видимость различных искусственно прикрашенных ценностей, усыпляем ее целым потоком наслаждений, иногда, правда, будто бы и возвышенных, но в большинстве случаев только кажущихся таковыми, и напрягаем все свои силы, лишь бы только заглушить тоску нашей души. Мы уже так сжились с житейской суетой, что как бы она нас ни мучила, сколько бы страданий и физических, и моральных она нам ни причиняла, как бы мимолетны, а подчас пусты и бессодержательны ни были доставляемые ею нам наслаждения, однако мы всякий раз с голодной жадностью бросаемся на них, — совершенно не желая отдавать себе отчета в своих поступках. И знаем мы, что только на короткое время способен захватить нас вихрь этих наслаждений, предчувствуем мы, что после этих наслаждений ждет нас целый ряд тяжелых разочарований, постигнут нас мрачные минуты грызущей тоски и уныния, — все это мы отлично знаем, но в то же время в момент своих увлечений на все закрываем глаза и несемся в темную пропасть, на дне которой ждут нас неизбежные муки.

И как резко отличается наше душевное состояние от блаженного состояния Угодников Божиих. Там — величественное спокойствие и торжественная уверенность в абсолютной истинности своих упований, а здесь — постоянная тревога и тяжёлые разочарования; там — радостное созерцание неизреченной славы и величия своего Вседержителя, а здесь — мрачное уныние и беспричинная тоска; там — приподнятость настроения, поэтический восторг, здесь — подавленность духа, прозаическая действительность; там — вечная радость, здесь — тупое равнодушие, сменяемое моментами вынужденного веселья; там — гимны в хвалу и честь Создателя, а здесь — тяжёлые думы, мрачные мысли, иногда же глухие рыдания, бессильные проклятия. Как возвышенный поэт, подвижник восторгается красотой вселенной и её Творцом, и как проникновенный философ, он проникает в тайну Божества; трудится он над разрешением мировых загадок бытия, слагает он и величественные гимны в славу своего Создателя и Творца. Расправляет душа подвижника свои могучие крылья и несется в свои родные места, в царство Правды и Истины, Добра и Красоты. Какой жалкой, какой ничтожной и пустой в сравнении с этой полнотой жизни кажется жизнь многих из нас грешных людей?! Бьемся мы до кровавого пота, чтобы достигнуть известного положения в обществе, воображая, что оно способно дать нам истинное счастье; но достигнув одного, мы уже стремимся к другому и идем так все дальше и дальше тернистой и каменистой дорогой до тех пор, пока встречный утес, к нашей бессильной злобе, не остановит наш дальнейший путь. Стремимся мы, напрягая свои последние усилия, приобрести какие-нибудь духовные или материальные ценности, но очень часто в наших руках они оказываются пустыми ничтожными вещами, не имеющими никакой цены. Выбиваемся из сил, чтобы подняться на гору, где на вершине ожидают нас и слава, и почесть, и богатства, перебираемся мы и чрез стремнины и утесы, минуем и камни и зияющие пропасти, кровь сочится из ран нашего тела, но вот обрывается под нашими ногами ненадежный камень и вместе с собою уносит нас в бездонную пропасть. Достигаем мы иногда и пригорка, выше становимся многих из своих собратий, но как трепещет наше сердце, чтобы кто-нибудь не опередил нас и не встал бы сам в свою очередь над нами, или как-нибудь самим неосторожно не упасть со своего пьедестала. Правда, иногда бывают нам доступны минуты и великого подъёма и радости, но как скоро они уже теряют для нас всю свою привлекательность, как не долго они могут успокаивать тоску нашей души, удовлетворять её запросы, и как горько, как тяжело бывает для нас вновь погружаться в свое прежнее безотрадное монотонное существование. И переживаем мы свою жизнь, еще не успевши изжить её до конца; стареем мы своей душой, еще не доживши и до седых волос; могильным холодом веет от нас, хотя еще мы и в полном расцвете своих физических сил.

Но неужели же мы в бессильном унынии сложим свои руки и будем спокойно ждать своей духовной смерти? Неужели мы сделаемся врагами своей собственной души, свяжем её порывы, сами же отравим её существование? Неужели мы своими собственными руками будем рыт себе преждевременную мрачную могилу?

Нет, да не будет этого. Не смерти же ведь мы жаждем, а жизни; не горя и страданий мы ищем, а душевной радости. Так бросим же свой широкий путь и выйдем на тесную дорогу, в конце которой нам брезжится тихая и радостная обитель! Сосредоточимся на жизни своей души, отпустим ее на свободу, пусть она и у нас, как у подвижников, несется к сродному ей небу, к Источнику своей жизни. Углубимся своим умом в тайну святейшей славы, будем открывать там для себя необъятные по своей полноте, неизобразимые словом по своей красоте, явления Божественного Духа, и мы сделаемся истинными мудрецами, которым обещается вечное блаженство и на земле, и на небе. «Размышляй о повелениях Господа и всегда поучайся в заповедях Его: Он укрепит твое сердце, и желание премудрости дастся тебе» — возвещает ветхозаветный мудрец (Сир. 6, 37). И тогда уже ничто не победит нас, тогда уже бессильны будут все стихии мира нарушить наше душевное блаженство, ибо, по слову великого святителя Григория Богослова: «нет ничего столь непреодолимого и непобедимого, как любомудрие! Все уступит скорее, нежели любомудрый... Непреодолимы только Бог и ангел, а в-третьих человек любомудрый, невещественный в веществе, неограниченный в теле, небесный на земле, бесстрастный в страданиях, всему уступающий победу, кроме самомнения, и тех, которые думают овладеть им, побеждающий своим низложением»[3].

Да сподобит же Господь и нас той же светлой и радостной жизни, какой сподобил он еще здесь на земле своих Угодников, наследников Своего Небесного Царства, в числе которых сияет и достохвальный и достоублажаемый ныне всей Российской Церковью Святитель Христов, преславный Димитрий.

А ты, Угодниче Божий, будь для нас путеводной звездой, по которой мы направляли бы свое утлое судно в бурном житейском море, освещай нам дорогу в светлые чертоги Небесного Царя, укрепляй наши силы во время опасного пути нашего плавания. Ты еще при жизни обещался не оставлять своих забот о духовных вертоградах, обещал свое особенное ходатайство пред престолом Вседержителя за тружеников богословского просвещения; так, вспомни же, Святитель, в эти величественные минуты твоего прославления и нашу немощь, приди на помощь к нам, с верою и любовию воспоминающим тебя и прибегающим к твоему дивному заступлению, направь наш ум и волю к Источнику истинной жизни, очисти нашу душу от всякой скверны плоти и духа, чтобы она чистой и невинной летела ко своему Первообразу и Создателю, чтобы любовию к Нему она наполнила всю свою дальнейшую жизнь до скончания века. Соедини же нас, Христов Угодниче, с нашим Господом, Спасителем и Искупителем, и да будем мы с Ним едино, как и Он во Отце и Отец в Нем, и да прославим славу и великолепие Божественной Святейшей Троицы во веки и век века. Аминь.

Студент Академии И. Удалов


[1] «Правила, пространно изложенныя в вопросах и ответах» т. 5, стр. 91.

[2] Там же, стр. 90-91.

[3] Слово 26-е, произнесенное о себе самом в Константинополе по возвращении из села, № 2; стр. 305-306.

Новости по теме

Иоанн Златоуст: «Умоляю, проснитесь! Проснитесь, и внимательно выслушайте!»
Публикации 9 февраля 2024
Иоанн Златоуст: «Умоляю, проснитесь! Проснитесь, и внимательно выслушайте!»

Сегодня, в день памяти огненного проповедника святителя Иоанна Златоуста, мы публикуем одну из его известных проповедей в пересказе на современный русский язык. Здесь и о Литургии, и о смысле жизни, и о смерти, и о молитве «Отче наш» — много интересного и важного.

Христос рождается в каждом из нас
Публикации 6 января 2024
Христос рождается в каждом из нас

Мы с вами приходим в Божий храм, и каждый раз нам что-то здесь открывается. Мы исповедуемся, причащаемся Святых Христовых Таин, и Господь наполняет нашу душу. Из храма мы уходим одухотворёнными, счастливыми, потому что получили дары от Бога.

Святитель Николай — чудный образец великих добродетелей христианских
Публикации 19 декабря 2023
Святитель Николай — чудный образец великих добродетелей христианских

Празднуя славную память святителя и чудотворца Николая, вспоминайте, дорогие братья и сестры, и его богоугодную жизнь, его дивные дела веры и благочестия.

Глава Татарстанской митрополии и председатель Синодального миссионерского отдела совершили Литургию в Иоанно-Кронштадтском храме Казанской семинарии Глава Татарстанской митрополии и председатель Синодального миссионерского отдела совершили Литургию в Иоанно-Кронштадтском храме Казанской семинарии

2 декабря, в день памяти святителя Филарета, митрополита Московского, и святителя Иоасафа, епископа Чистопольского, митрополит Казанский и Татарстанский Кирилл и председатель Синодального миссионерского отдела епископ Луховицкий Евфимий совершили Божественную литургию в храме праведного Иоанна Кронштадтского при Казанской духовной семинарии.