Расстрел под благовест

3687
Фото


К 100-летию убиения священника Даниила Дымова, настоятеля Николо-Ильинской церкви села Верхний Услон

Лет пятнадцать назад на стол прокурора республики ложились материалы многочисленных уголовных дел для реабилитации. Причем это были дела восемнадцатого-двадцатого годов. Почему-то в конце 80-х процесс реабилитации был начат с дел более поздних. Может быть, потому, что в 30-е годы их было громадное количество. Однако и в первые годы советской власти творилось такое беззаконие, что произвол безжалостных тридцатых меркнет перед некоторыми делами более раннего периода.

Поскольку дел много, то обычно прочитываешь заключение о реабилитации и, если согласен — утверждаешь. Читать все материалы, конечно же, нет времени. Не потому, что проявляешь черствость и безразличие к судьбе человека. Ты же восстанавливаешь его доброе имя — утверждаешь заключение — это разве бездушие? А вот когда судьба реабилитируемого чем-то «зацепит», углубляешься в основные материалы дела.

…12 января 2000 года. Именно в этот день утверждено заключение о реабилитации жителя села Верхний Услон, священника Николо-Ильинской церкви Даниила Стефановича Дымова. «Из материалов дела видно, — значится в заключении, — что в действиях Дымова отсутствует состав преступления, он репрессирован по политическим мотивам».

Он и священником-то служил не так долго. Просто принадлежность к церкви тогда была достаточным основанием для обвинения в контрреволюционной деятельности и приговора «к высшей мере социальной защиты». И вот еще что обнаружилось в деле. Несмотря на разгар «красного террора», когда не только за соседа, за члена семьи нельзя было поручиться без опасения быть уничтоженным, прихожане сел Верхний Услон и Печищи собирают сход и обращаются «в органы» с коллективным заявлением. Полторы сотни сельчан ручаются за своего духовного наставника. И это тогда, повторяем, когда жернова борьбы за власть с потрясающей легкостью перемалывали даже тех, кто к той самой борьбе не имел ни малейшего отношения.

Нет, это дело не должно было просто вернуться на полки архива. О судьбе скромного священника, за которой просматривается целый пласт жизни, трагедия страны, нужно рассказать подробнее.

Пояснения для читателя

Скажем сразу: не следует искать злого умысла или преднамеренно необъективного сравнения в словосочетаниях типа «наступление красных» или «оборона белых». Авторы не ставят целью обозначить какие-либо симпатии к одной из сторон, участвовавших в событиях тех лет. А уж тем более давать тем событиям оценку.

Заинтересованный читатель обратит внимание на некоторую «путаницу» в датах в нашем рассказе и в приводимых документах. Путаницы нет. В этом еще одна примета революционного времени. Страна только что перешла на «новый» календарь, а народ по старой памяти пользуется прежним. Отсюда и нестыковки в датах.

Село Верхний Услон на правом берегу Волги чем-то особенным не славилось. И не потому, что ничего интересного здесь не происходило, а исключительно из-за близкого соседства с Казанью, которая справедливо заслуживала куда большего внимания историков и исследователей, изучавших этот край. Известно, что в разное время Услон посещали и Екатерина Великая, и Павел I. Оставили свои воспоминания о селе Герцен, Шевченко, Радищев. Последнего, кстати, помимо прочего, удивило то, что «…много огурцов садят». В исторических трудах село упоминается чаще всего в связи с захоронением княгини Меньшиковой. Тело Дарьи Михайловны предали земле на услонском берегу рядом с церковью в мае 1728 года, в память о чем остался надгробный камень с надписью «Здесь лежит раба Божия Д…».

Максим Горький в «Моих университетах» упоминает: «Во тьме, влажной от близости Волги, ползли во все стороны золотыми пауками огни мачтовых фонарей, в черную массу горного берега вкраплены огненные комья и жилы — это светятся окна трактиров и домов богатого села Услон». Неизвестно, на чем основано суждение писателя о богатстве Верхнего Услона. В свое время там даже новый храм возводили на средства прихожан целых семь лет. Завершили строительство каменной церкви в 1838 году.

Примерно через пятьдесят лет, во многом благодаря материальной помощи купца Павла Прибыткова, удалось расширить церковь. Придел был освящен во имя святого Пророка Илии, а в основном здании остался Никольский престол. Особо почитаемыми в Николо-Ильинской церкви всегда были две святыни — икона Божией Матери «Отрада», пожертвованная свияжской купчихой, и большой деревянный крест. История происхождения последнего до сих пор окружена тайной, потому как все попытки исследователей проследить его появление в церкви увенчались нехитрой формулировкой: «был обретен на берегу Волги». Здесь и служил Даниил Стефанович Дымов.

Свинцово-тротиловый период…

Отец Даниил был направлен в Николо-Ильинскую церковь в 1917 году из Софийского храма Свияжска на смену отцу Николаю Ефимову. В Услоне Даниила Дымова к тому времени уже знали как умного и эрудированного учителя сельской школы. Кстати, к духовенству он, как утверждают в Казанской епархии, приобщился благодаря настоятелю Софийской церкви Константину Далматову, также пришедшему к религии из сферы народного образования.

Забегая вперед, можно сказать, что отца Константина постигла трагическая участь. После прихода в Свияжск войск Троцкого он в числе многих был обвинен в контрреволюционной деятельности и расстрелян 25 июля 1918 года. 64-летний священнослужитель обвинялся в том, что стрелял с колокольни своего собора в красногвардейцев из пулемета. Верится в это, прямо скажем, с трудом. В таком возрасте, да из 66-килограммового пулемета со скорострельностью 300 выстрелов в минуту… Все эти детали лишь подчеркивают трагизм времени и безразличие к судьбам людей, для которых «творилась» революция.

Священник Даниил Дымов обосновался в Услоне в мае. А уже в августе, как известно, Казань захватили войска Народной Армии Самарского Учредительного собрания и Чехословацкого фронта. Под Казанью с 21 августа стояла Волжская флотилия красных. В нее входили 17 боевых кораблей, которые в общей сложности были вооружены 32 орудиями и 58 пулеметами. Флотилия непрерывно утюжила услонский берег из всех своих стволов, желая подавить огневые точки противника. Белые, само собой, сдавать позиции не собирались и огрызались в ответ бронебойными.

Между Верхним Услоном и соседним селом Печищи до сих пор сохранилась система окопов, ведущая к площадке, забетонированной на верхней точке услонской горы. И улица, ведущая к укрепсооружениям, до сих пор называется Боевой, как и улица в Казани, проходящая вдоль железнодорожной ветки по берегу Волги. В 1918 году на той площадке крепилось орудие, по некоторым данным, это была 152-мм береговая пушка Канэ. Боезапас одной только 75-мм пушки, которыми были вооружены миноносцы, составлял 180 бронебойных снарядов, 47-мм пушек, имевшихся на кораблях в избытке, — 800 патронов. С левого берега по кораблям также ожесточенно вели огонь из множества орудий. Можно представить, какая туча металла проносилась в обе стороны над этим участком Волги.

Доставалось и строениям на берегу. Судя по всему, в дом отца Даниила Дымова угодил один из бронебойных снарядов. При таком исходе выжить его обитателям было невозможно. Четырехлетняя дочь София погибла на месте, жена была тяжело контужена и получила серьезные ранения. Только чудом не пострадали еще трое детей священника — двух, пяти и семи лет. Как потом откровенно скажет на допросе отец Даниил Дымов, бежать из Услона он был вынужден из-за приближения красных, ведь молва об их немилости к духовенству шла далеко впереди армейских частей. Неделю спустя, в конце августа, настоятель Николо-Ильинского храма решается оставить свой приход и то, что осталось от дома. Шестого сентября он направляется к родственникам в Лаишево.

Кстати, во время того обстрела пострадал и услонский храм. Один из снарядов попал в колокольню, отколов часть угла. Аккуратный полуметровый скол — будто гигантские челюсти откусили кусок белой стены — не трогали даже при реставрации храма, указывая на пример то ли счастливого случая, то ли промысла Божия. Но со временем память об истории пала под натиском необходимости обеспечить архитектурную целостность здания.

…и прямое попадание за решетку

После того как Верхний Услон и Казань перешли в руки красных, город вместе с учредиловцами поспешили покинуть многие представители интеллигенции и духовенства. Последние более всего опасались обвинений в «контрреволюционной деятельности», и небезосновательно. После взятия города председатель Казанской ЧК Мартын Иванович Лацис (настоящее имя Ян Фридригович Судрабс) отбил в Москву телеграмму следующего содержания: «Казань пуста, ни одного попа, монаха, буржуя. Некого и расстрелять. Вынесено всего шесть смертных приговоров».

Да, велика беда — некого расстрелять! Вероятно, из стремления исправить это обстоятельство военно-полевой трибунал ретиво взялся за священнослужителя.

23 сентября 1918 года Политком Левобережной группы войск на клочке бумаги сообщает коменданту Казани: «При сем препровождаю на Ваше распоряжение задержанного священника из села Верхний Услон Даниила Стефановича Дымова». Задержали отца Даниила после того, как он обратился к коменданту Казани за пропуском в город. Пропуск выдали, но, поразмыслив, «на всякий случай» отца Даниила Дымова задержали. Поражает повод для задержания: «…материалов никаких нет, но так как он священник, то я не решился его освободить, ведь казанские священники все принимали активное участие против Сов. Власти, а он же казанский».

Не вмешивался. Не состоял. Замечен не был

В протоколе допроса отца Даниила значится:

«6-го сентября я ушел из села Верхний Услон под влиянием бомбардировки и первого расстройства в город Казань, а 9-го сентября в гор. Лаишев. Уходу моему в Лаишев из Казани еще повлияло обстоятельство расстрела старообрядческого священника Белоусова, и думая, что меня постигнет такая же участь, я ушел в Лаишев. …Про себя же я могу сказать, что не вмешивался и не вмешиваюсь в политическую жизнь Республики, так как я как священник должен исполнять свои пастырские обязанности. На церковь смотрю как на дом молитвы, и никогда от себя лично не произносил проповедей, возбуждавших против Советской власти. Я сам из народа, и своими личными силами с детства стремился быть служителем церкви, и после многих лишений достиг этого поста. Священствую всего около 1,5 года. В 1905-м я был на военной службе и во время восстания в электротехнической школе как участник был сослан на Кавказ на один год, после чего опять был сослан как неблагонадежный из части. Больше ничего не могу показать. Прочитано. Я как гражданин Советскую Власть признаю».

В Верхнем Услоне об аресте Даниила Дымова узнали спустя несколько дней. Уже 13 сентября прихожане в защиту священника собирают сельский сход, участие в нем приняли 156 человек. В «Приговоре сельского схода Верхне-Услонскаго Общества Верхне-Услонской волости Свияжского уезда Казанской губернии» можно прочитать:

«В нашем селении за неимением Священника несколько времени не слышно Церковного благовестия, помирают без исповеди и Св. Таинства Причащения, вместе с тем, ввиду предыдущих Праздников в нашей Православной, называемой Святой, Руси, нам, как христианам, необходима Церковь и служитель ее — Священник, по обсуждении чего мы сим приговором ПОСТАНОВИЛИ: желаем принять в свой приход бывшего ранее у нас Священника Даниила Стефановича Дымова, который нам, всему приходу, хорошо известен, несколько лет ранее был в нашем селении учителем, потом о. Диаконом, и вот уже около двух лет служивший в селе Священником, и который, как нам — всему приходу — известно, вел себя кротко, как и полагается быть Священнику, в какую-либо политику не вмешивался, и ни в каких замечаниях по каким-либо проступкам не был, и относился ко всем прихожанам как и быть пастырю, в чем мы за него ручаемся всем приходом нашей Никольской церкви, в чем и подписуемся».

Безусловно, сочинение такого прошения к Чрезвычайной Комиссии являлось предприятием весьма рискованным. Просить за человека, которого задержали за «антиреволюционную деятельность»… В условиях военного времени такие строки легко могли обеспечить их автору соседство с адресатом прошения. Само собой, верхнеуслонцы это понимали, и, видимо, потому сельские старосты решили взять количеством — всех ведь не перестреляешь. Под приговором сельского схода подписались 82 прихожанина из Верхнего Услона и 73 — из села Печищи, подлинность этого заверил председатель Верхнеуслонского сельсовета Семен Курятников.

Примечательно, что подписался под прошением и председатель исполкома Верхнеуслонского волостного Совета крестьянских депутатов Денисов. Доставить документ в Казань снарядили четырех «доверенных» прихожан — Сергея Елагина, Кона Ширшина, Василия Романова и Андрея Копылова, которые подкрепили «приговор» еще и собственным заявлением:

«Под стражей в настоящее время содержится священник села Верхнего Услона Дымов Даниил Степанов, который поведения хорошего, замечен в чем-либо нами не был, и в дела политики никогда не вмешивался. А потому, на основании вышеизложеннаго, просим Комиссию об освобождении означенного священника Дымова, для исполнения в нашем приходе обязанностей священника».

«Набоковка» — Архангельское

К тому времени и следственные органы нового правительства, и председатель ЧК Лацис уже создали, говоря сегодняшним языком, прецеденты «судопроизводства» в отношении духовных лиц. 7 сентября был расстрелян священник села Антоновка Тетюшского уезда Петр Царевский, 4 октября — священник Троицкого собора Тетюш Василий Агатицкий, спустя четыре дня — священник Софийского собора Лаишева Леонид Скворцов, а 10 октября та же участь постигла и священника тюремной церкви в Казани Дмитрия Шишокина. Судя по всему, в Казани не ожидали такой бурной реакции на арест очередного священнослужителя, а потому вскоре принимается почти небывалое по тем временам решение — отправить дело на доследование. Впрочем, «установление дополнительных обстоятельств» следователь Бабкевич сводит лишь к повторному допросу обвиняемого.

Отец Даниил вновь сообщает историю своего ухода из села, замечая:

«…во время чехословацкого наскока никакого активного участия не принимал и им ничем не помогал… Служил для народа честно, ничего дурного и плохого для своего любимого прихода не желал и не желаю. Согласно предписания Епархиального начальства воззвание Митрополита Казанского Иакова один раз в церкви читал, и этим ограничился, предоставляя самому народу разобраться в политических вопросах, тем более, что народ наш грамотен и газеты всегда читает…».

Понятно, что и следователь, и сами заключенные «набоковки» — дома Набокова на Гоголевской улице, где изначально разместилась ЧК, — понимали формальность всех этих дополнительных допросов. То, что они, по сути, не имели никакого юридического веса, видно из сохранившегося письма эконома академической Михаило-Архангельской церкви отца Филарета Великанова, содержавшегося вместе с Дымовым:

«…Доживаю последние минуты. Тяжела жизнь в набоковском подвале; смерть-то, пожалуй, и лучше. Молитесь обо мне, да простит Господь мои согрешения по Вашим молитвам, со мной вместе страдает священник из Услона и, должно быть, одновременно со мною предстанет пред Престолом Всевышнего. Начальник караула сообщил, что готовится 5 могил невдалеке у Архангельского кладбища».

Обратите внимание на пронзительную откровенность этих строк. И в то же время их возвышенность. Нет, это не высокопарность, а выражение искренности чувств перед уходом в иной мир. И поразительное спокойствие искренне верующего человека.

Самые мрачные предчувствия арестантов оправдались. Приговор отцу Даниилу вынесен сразу после повторного допроса. Отдельный лист бумаги для этого, судя по всему, пожалели, о чем свидетельствует запись прямо на протоколе, сделанная поперек строчек допроса: «Священ. Дымова Даниила Степановича за контрреволюционную пропаганду в церкви среди прихожан подвергнуть высшей мере наказания». 11 ноября 1918 года приговор был приведен в исполнение.

Понадобилось долгих 82 года, чтобы документально зафиксировать: «в действиях Дымова отсутствует состав преступления». Здесь можно было бы и закончить наш рассказ. Но, наверное, история будет неполной, если мы не попытаемся найти дополнительные свидетельства жестокости того времени. Возможно, живы родственники священника Даниила Дымова, которым что-то известно о трагедии тех лет. Наверняка отыщутся родственники сельчан, пытавшихся спасти священника. Подобные рассказы не поощрялись ранее властью. Однако в людской памяти сохранялись и доверительно передавались из уст в уста.

Источник: Газета «Республика Татарстан»

Новости по теме

В старинном Преображенском храме в селе Юматово совершён молебен В старинном Преображенском храме в селе Юматово совершён молебен

21 февраля, в старинном храме Преображения Господня села Юматово (Верхнеуслонский район РТ) был совершён молебен.

Цикл фильмов «Вглубь»: История из села Верхний Услон. Руководитель экологического клуба «Земляне» Лев Ситков
Публикации 28 ноября 2023
Цикл фильмов «Вглубь»: История из села Верхний Услон. Руководитель экологического клуба «Земляне» Лев Ситков

Настоящий фильм посвящен почетному педагогу, биологу, руководителю туристического и экологического клуба «Земляне» Льву Владимировичу Ситкову из села Верхний Услон Республики Татарстан.

В день памяти священномученика Димитрия Шишокина в Ризоположенском храме села Тихий Плёс совершена Литургия В день памяти священномученика Димитрия Шишокина в Ризоположенском храме села Тихий Плёс совершена Литургия

10 октября, в день памяти священномученика Димитрия Шишокина, в старинном храме Положения ризы Господней села Тихий Плёс (Верхнеуслонский район РТ) была совершена Божественная литургия.

В день престольного праздника в Крестовоздвиженском храме в селе Каинки совершена Литургия В день престольного праздника в Крестовоздвиженском храме в селе Каинки совершена Литургия

27 сентября, в праздник Всемирного Воздвижения Животворящего Креста Господня, престольный торжества прошли в Крестовоздвиженском храме села Каинки (Верхнеуслонский район РТ).