Помню, я приехал в Москву в отпуск, и пошёл на службу в храм на Хуторской — к отцу Димитрию.
Пришёл впритык, почти бежал — прихожан было уже много. И вот откуда-то из алтаря раздался очень радостный, уютный такой голос. Он читал молитву «Царю Небесный» — без надрыва, без пафоса и без елейности. Так радостно, что стало на сердце тепло. И понятно сразу — сегодня воскресенье, сейчас будем служить Литургию, и это очень замечательно.
А после службы отец Димитрий куда-то ушёл, я долго ждал его на улице у машины, чтобы подписать книжки, наскоро купленные в лавке — друзьям в родном городе подарить. Его всё не было и не было, а потом подошёл прихожанин и сказал, что отец Димитрий там-то, и можно зайти, чтобы не торчать на улице.
Батюшка оказался высоким — и очень красивым. Такой седовласый старец. Конечно, для проформы он поругался — мол, зачем подписывать, я этих людей не знаю, они меня тоже, зачем им мои автографы. Он деланно выпучивал глаза и глядел на меня — ну ты смешной, дескать. И как всё это было трогательно!
Здесь, наверное, стоит сделать отступление и пояснить, что чувство юмора у отца Димитрия потрясающее. Очень многие не понимали этого, и до сих пор не понимают — думают, мол, чудаковатый мизантроп, на дух не переносящий бабушек, звонящих в прямом эфире на «Союз». Нет-нет, ребята, — это совершенно другое. Он играл роль — и играл её блестяще.
Мы не знаем, почему. Мне кажется, юродствовал. Делал вид, что плохой старикан, хотя на самом деле — милейший (о том, что милейший, сейчас, кстати, прихожане рассказывают — те, кто знал его не по телевизору, а вживую общался). Зачем юродствовал? Чтобы не считали хорошим, возможно. Чтобы можно было пробить броню в душах светских современников каким-нибудь метким определением вроде «бесплатных проституток» или «голубчик, ты уже в аду». Блаженные камни в окна респектабельных горожан бросали — чтобы предупредить их об опасности.
Ну и конечно, отцу Димитрию очень нравилась его такая юмористическая игра. И в личном общении он в неё, кажется, не заигрывался. Батюшка подписал потом книжки, расспросил меня, откуда приехал. Показал ремонт, который делался в тот момент в приходском помещении, рассказал о планах.
Он и вправду оказался добряком. Умным и простым человеком, с хитринкой в глазах, однако. И когда я стоял с ним рядом — честно, не для красного словца сейчас приплетаю — я чувствовал себя очень мирно и радостно.
А это о многом говорит.
