Уважаемая Людмила,

По поводу того, что происходило дома, наверное не надо обращать внимания на такие вещи, потому что все это не принесет нам и усопшему никакой пользы. В это время надо молиться о душе усопшего и не надо думать о всем, что происходит вокруг. Положиться на волю Божию и чтобы Господь сподобил его прейти безпрепятственно страшные мытарства.  Вот небольшие материалы для Вас, которые раскрывают немного о загробной жизни, а также для Вашего размышления.

 

ПРАВЕДНАЯ КОНЧИНА МИРЯНИНА

      Так умирают православные монахи из тех, конечно, кто не отступил от обетов своего иночества, – вот о чем поведало мне и тебе, мой читатель, старое, забытое, завалявшееся в ветхом рукописном хламе письмо. Дополнять ли мне своими рассуждениями его содержание? Нет: оно само за себя говорит нашему с тобой сердцу, если только сердце это открыто для принятия в себя слова правды. Перейдем-ка лучше мы с тобой в область моих личных воспоминаний и в ней, с помощью Божьей, найдется кое-что нам на пользу.
      В записках моих, куда я заношу все, что в моей или чужой, но знакомой мне жизни встречается как явное или хотя бы прикровенное, но сердцу внятное свидетельство Божьего смотрения о нас, грешных людях, смерть архимандрита Мелетия не стоит одиноко: на их страницах запечатлелся не один переход христианской души в блаженную вечность; и все те смерти праведников, о которых свидетельствуют мои записки, сопровождаются ли они небесными утешениями дивных видений и откровений, или – нет, все они носят на себе один неизменный отпечаток – "безболезненности, непостыдности (оправдания веры), мирности" и надежды на добрый ответ пред Судьей нелицеприятным. И среди скатившихся с земного неба звезд христианских жизней, проложивших свой лучистый след на этих страницах, сияют в моей личной памяти звезды падучие разных величин и блеска: и умиленное сердце требует от меня отразить в слове своем свет их кроткий и чистый и благоговейной памятью воскресить их светлый облик в той красоте, которой не ведали в них люди, но на которую с нежной любовью светили Божьи очи...
      Одна из первых близких мне смертей была смерть единственного сына моего духовника, протоиерея одной из церквей того губернского города, около которого было мое поместье. Это был еще совсем молодой, даже юный человек, служивший некоторое время кандидатом на судебные должности в местном окружном суде и только года за два, за три до своей кончины окончивший курс юридического факультета Московского университета. Посещая довольно часто своего духовника в его доме, принятый в нем как родной библейской четой отца и матери молодого кандидата, я долго не встречался с ним: он точно притаивался от меня и как будто избегал знакомства со мной. В первый раз, помнится, мне указали на него в храме, в котором настоятельствовал его родитель. Вид он имел тщедушный, некрасивый, небольшого роста, со впалой грудью, с большой головой на тонкой шее, жиденькой бородкой – словом, он показался мне настолько малопримечательным, что я после впечатления этой встречи и в своем сердце положил не добиваться с ним знакомства. А тут еще от кого-то из судейских я случайно услыхал отзыв о нем как о человеке, совершенно ни к чему неспособном; и этот отзыв еще более укрепил во мне первое впечатление. Пожалел я тут бедных родителей и только был рад тому, что нелюдимость молодого кандидата отвела меня от лишнего скучного знакомства.
      Одна только черта в этом молодом человеке запала мне в сердце: кандидат прав старейшего университета, сын священника, а от Божьего храма не только не отбивается, но, видимо, даже любит его. Когда бы я ни зашел в его приходскую церковь в его свободные часы от судейских занятий, он стоит, смотрю, в каком-нибудь укромном местечке и смиренно молится. Не таковы, по большей части, бывают отпрыски семени служителей алтаря, когда они сходят со святого пути отцов и вкусят от плодов "высшей", человеческой мудрости: между отступниками веры нет злейших, как эти хамы, раскрывающие наготу отчую!.. И запала мне в душу мысль: нет, видно, оттого и плох для судейского мира молодой кандидат, что он не от мира... Спустя некоторое время и сам он перестал избегать встреч со мной. Пришел я как-то раз к его старикам к вечернему чаю. Подали самовар; гляжу – и он является к чаю.
      "А, вот и наш Митроша-затворник!" – воскликнула с любовью старушка-протоиерейша. Так мы и познакомились.
      Со дня, или – вернее, с того вечера Митроша перестал меня дичиться, и всякий раз, как я его заставал дома, он выходил ко мне здороваться и стал принимать со мной вместе участие в вечернем чаепитии, на которое я довольно-таки часто похаживал к отцу-протоиерею. В простой, патриархальной обстановке старосвященнической семьи, не зараженной новшествами, отдыхал я душой от волнений и суеты своей мирской жизни: оттого-то и манил меня к себе вечерний самоварчик старика-протоиерея и матушки Надежды Николаевны, его верного подружия.
      Но хоть и выходил Митроша, а все же участия в общей беседе не принимал, изредка только кратко отзываясь на предлагаемые ему в упор вопросы; а затем, попивши чаю, опять скрывался в свою комнату.
      "Наш Митроша совсем затворник, – не без некоторой горечи в голосе говаривала мне иногда старушка-протоиерейша, – трудно ему с таким характером будет жить на свете!"
      Отец-протоиерей помалкивал, но и ему, видно было, нерадостно глядело в сердце Митрошино будущее.
      "Батюшка! – сказал я как-то о.протоиерею, – у вашего сына, сколько я замечаю, склад души совсем монашеский: нет ли у него желания уйти в монастырь, посвятить себя на служение Богу?"
      "Он мне ничего об этом не говорит. Да он и вообще-то с нами мало говорит. Как придет из суда, наскоро закусит и бежит в библиотеку нашего братства. Только к вечернему чаю он возвращается. А если сидит дома, то тоже больше духовные книги читает, когда нет работы на дом из окружного суда... Отдавал я его из семинарии в университет, думал, что это будет для него лучше, а выходит, как бы не было хуже!"
      С полгода, не больше, встречались мы с затворником Митрошей, но сближения не последовало между нами, несмотря на то, что в душе своей я уже успел полюбить его одинокое сердце. По приветливой улыбке Митроши, когда он здоровался со мной при встречах, я видел, что и я ему стал не чужд; но внутренние тайники его духовного мира так мне и не открылись за эти полгода. Открылись они мне после, и как открылись-то!..
      Пришлось Митроше уйти из состава окружного суда: убеждение в неспособности его к службе среди вершителей судеб судейского муравейника укрепилось в такой степени, что волей-неволей, а надо было уходить и приискивать какое-либо другое занятие.
      Тайный гонитель Митрошиной души, искавшей удовлетворения своим стремлениям в светлом мире духовной, созерцательной жизни, приискал ему это занятие... в акцизе, и Митроша был отправлен младшим контролером акцизного округа на Б. винокуренный завод в имение одного весьма высокопоставленного лица. Это был последний удар заветным стремлениям Митрошиного духа. Догадались-то об этом уже потом, когда было поздно и когда бренной оболочке его души все стало безразлично; но в то время, когда состоялось это блестящее назначение, казалось, что лучше этого положения для Митроши нельзя было и выдумать.
      Не прошло и четырех месяцев со дня Митрошиного определения на службу в акциз, как он заболел на своем винокуренном заводе настолько серьезно, что за ним спешно, по телеграмме, должен был выехать отец, чтобы привезти его спасать от смерти усердием светил губернской медицины. Но медицине делать уже было нечего с Митрошей: на него достаточно было раз взглянуть, чтобы ясно разглядеть все признаки злейшей скоротечной чахотки, против которой лекарство одно – могила...
      Тяжело было видеть горе стариков-родителей, пока на их глазах таяла догорающая свеча драгоценной для них жизни единственного сына. И моему сердцу близко было это безутешное горе, хотя я чувствовал, что для одинокой, затворнической души Митроши нет лучшего будущего, как приблизившаяся к нему так неожиданно вечность.
      Скоро отступились от одра больного светила губернского медицинского неба и уступили место врачевству другого, истинного неба – Христовой вере и Таинствам Церкви, приготовлению к переходу туда, откуда нет возврата. Вот тут-то и открылось мне и близким все величие, вся красота Митрошиной христианской души, вся полнота ее могучей, беспредельной веры. Угадав сердцем, что наука бессильна остановить недуг, Митроша весь углубился в приготовление себя к вечности. Тяжелые страдания, мучительная одышка не давали ему возможности лежать в постели, и его пришлось перенести с кровати на кресло, на котором он, обложенный подушками, проводил свои страдальческие дни и бесконечные томительные ночи. Его ежедневно приобщали Св. Тайн, и это Таинство, видимо, давало ему силы без ропота, без малейшей тени уныния переносить самые тяжелые приступы разъедавшего его злого недуга. Всегда в молитве, с иконочкой Царицы Небесной на столике перед своим креслом, Митроша как будто еще и на земле всем остатком своей угасающей молодой жизни улетел на небо. Молитва и любовь ко Христу, которые он таил в себе, пока был здоров, сказались вдруг во время его двухмесячных страданий с такой силой, что даже родительское верующее сердце вострепетало: даже оно не могло предугадать того пламени веры, которым горело все существо их любимого сына.
      "Отец! – говорит он, когда ослабевали приступы одышки и кашля, – отец! Как мы молимся, как веруем, как любим мы своего Бога? Разве так надо молиться, любить и веровать?.. Если тебя не жжет молитва, если сердце твое не тает, как воск от огня, от пламени слов молитвы, исходящих из самой глубины сердечной и жгущих все внутреннее существо твое с такой силой, что вот-вот оно обратится в пепел: то ты не молишься, отец!.. Отец! Если и любовь твоя – не пламень, поядающий всякую скорбь ближнего твоего и самое естество твое, самую душу твою не вплавляющий в душу твоего ближнего: ты не любишь тогда, отец!"...
      И много, много говорил в такие минуты Митроша такого, от чего трепетало и билось в рыданиях родительское сердце...
      "И кто же мог прозревать, какую силу таил в себе наш Митроша? – говорил мне, от слез едва переводя дыхание, старец-протоиерей, – любя, губили мы эту силу. Да, Господи Боже мой, кто бы мог это подумать? Ведь он все молчал, с детства молчал; ни с кем ни слова, ни с кем не общался, ни с кем не был откровенен в том, что было святыней его души. Только в семинарии, с одним стариком-преподавателем, Гавриилом Михайловичем П., он как-то сошелся близко. Это был глубоко верующий человек, характера чисто исповеднического; с ним он был в постоянном общении и даже в университете находился с ним в непрерывной переписке. Но и Гавриил Михайлович был из таких людей, из кого лишнего слова не выжмешь; да и тот теперь скоро два года как умер, а с ним умерла и тайна Митрошиного сердца, которое ему одному и было открыто... Боже мой, Боже великий! Кто ж догадаться мог, что не в суде и не в акцизе место нашему Митроше?"...
      И плакал бедный отец у Божьего престола в алтаре с воздетыми к небу небес руками, прося и вымаливая у Бога жизнь своему Митроше, своему любимому, непонятому, неоцененному сыну...
      А как мать-то убивалась и плакала – про то знать могут только одни матери, терявшие на веки дитя свое любимое...
      И вот наступили роковые, предсмертные дни Митроши. Непрерывно, изо дня в день, продолжалось его общение со Христом в Таинстве Святой Евхаристии: каждый день от обедни духовник его, второй приходской священник, приносил Св. Дары, которыми умирающий и приобщался с пламенной верой. Страдания его как будто стали ослабевать; легче становилась одышка и кашель; убийственный, зловещий кашель чахоточного временами меньше терзал избитую, иссохшую, измученную грудь. "Митроша! – радостно воскликнула мать, – тебе лучше, солнышко наше?"
      "Да, маменька, лучше!"
      "Вымолим мы тебя у Господа, вымолим!"
      Вдруг больной как-то весь съежился, сжался; глаза беспокойно и испуганно уставились в одну, ему одному видимую точку за плечом у матери.
      "Митроша, что ты? Иль ты что видишь?"
      "Вижу!" – прошептал больной, и ужас послышался в этом жутком шепоте.
      "Что же ты видишь?" – переспросила испуганная мать, чувствуя, что и ее сердце забилось от какой-то неопределенной тревоги, смутного страха предчувствия незримой, но грозной опасности... Но Митроша молчал и только упорно продолжал смотреть все в ту же невидимую точку и с тем же выражением безграничного, холодного ужаса, с трудом осеняя себя крестным знамением.
      "Митроша, Митроша! – тормошила его испуганная мать, – да скажи же ты, что ты такое видишь?"
      "Их!" – был ответ, и с этим ответом лицо его прояснилось:
      "Теперь их нет", – со вздохом спокойной радости промолвил умирающий.
      "Да как же это быть может? – допытывалась мать, – ведь ты же каждый день причащаешься: разве "они" могут иметь к тебе доступ?"
      "Доступа "они" не имеют, а... дерзают!"
      Это произошло за несколько дней до кончины Митроши. Кто были "они" его видения – умирающий сын видел, а скорбная мать-христианка не могла не догадаться. Продолжали ли "они" "дерзать" тревожить больного, я не знаю, но и одного раза "их" появления было довольно, чтобы исполнить сердце неописуемого ужаса и отогнать всякое нехристианское сомнение в неизбежности встречи души, готовящейся к вечности, с этой темной, зловещей, до времени от смертных глаз скрытой силой.
      Дня за два до своей смерти больной чувствовал себя довольно хорошо. Опять после обедни его причастили. Неотлучная сиделка-мать сидела у кресла своего сына. Вдруг лицо больного сразу озарилось светом какой-то неожиданной радости, и из груди его вырвалось восклицание:
      "Ах!.. Гавриил Михайлович, это вы?"
      Пораженная этой внезапной радостью, этим восклицанием, не видя никого постороннего в комнате, мать замерла в ожидании...
      "Так это вы, Гавриил Михайлович!.. Боже мой, как же я рад!.. Да, да!.. Говорите, говорите! Ах, как это интересно!.."
      И больной весь обратился в слух. По лицу играла блаженная улыбка... Мать боялась пошевельнуться, изумленная и тоже обрадованная...
      Несколько секунд продолжалось это напряженное молчание. Оно нарушилось восклицанием больного:
      "Уж вы уходите?.. Ну, хорошо! Так, стало быть, до свидания!"
      "Кого это ты видел, Митроша? С кем ты сейчас разговаривал?"
      "С П., Гавриилом Михайловичем!"
      "Да ведь он умер, Митроша! Что ты, что ты, деточка, Господь с тобой!"
      "Нет, мамаша, он жив: он был сейчас у меня и говорил со мной".
      "Что же он говорил тебе?"
      Но что говорил Митроше старый его друг и наставник, осталось навсегда тайной того мира, больной закашлялся, с ним вновь начался приступ страшной одышки; и с этого часа наступил последний натиск болезни, от которого он едва приходил в сознание, и то на короткие промежутки между припадками тяжелых страданий. Смерть властно вступала в свои права.
      Часа за два, или за три, до кончины больной пришел в себя. Дыхание стало легче, сознание в полной ясности: как будто грозный призрак смерти отступил перед чьей-то великой властью.
      "Прощайте, родные! – сказал он, – до свидания – там, где больше не будет разлуки!"
      "Митроша, неужели же ты умираешь?" – застонала мать.
      "Да, мама, умираю!.. Смотри, смотри – кто пришел!.. Святой Архистратиже Михаиле!.. Господи, приими душу мою в мире!"
      Так умер Митроша-затворник, сын губернского протоиерея.
      Говорят, да и самому мне приходилось видеть: смерть, накладывая печать тления, обезображивает человека. Какая смерть! Какого человека!..
      Митроша в гробу лежал как живой. И как же он был прекрасен, этот тщедушный, некрасивый человек! Глаз не хотелось оторвать от этого лица, одухотворенного молчаливой, торжественной, созерцающей радостью полного, совершенного покоя и удовлетворения. Не смерть, а жизнь, жизнь вечная, небесная, высшая, уму непостижимая, но сердцу внятная, жизнь сияла на бледном, прекрасном лике праведника. Красотой чистой, непорочной девственности светилось это дивное, незабвенное для меня лицо: Митроша умер девственником – это для меня было вне сомнения. Три дня стояло его тело в теплой комнате, и тление его не коснулось. На второй день его смерти я читал у его изголовья псалтирь, с полчаса читал и не ощутил ни малейшего запаха.
      Так и скрыла могила "затворника Митрошу" до всеобщего воскресения...
 

СМЕРТЬ ГРЕШНИКА ЛЮТА

      Прочитывая сам свой помянник, когда за проскомидией иерей Божий вынимает частички за живых и умерших, я каждый раз с особенным молитвенным чувством поминаю записанные в нем с 20 июля 1902 года два имени: Андрея и сына его, отрока, его же имя Бог весть. И всякий раз при этом поминовении в памяти моей мгновенно восстает страшное событие явной кары Божьей, разразившейся над этими двумя несчастными. Да простит их Господь за смерть их мученическую, за молитвы Церкви, а может быть – кто это знать может, – и за то, что их горестный и всякой жалости достойный пример послужит чьей-нибудь душе, близкой к падению, в назидание и спасение.
      Господи, всех нас прости и помилуй!
      В те времена, когда совершилось это событие, я был еще довольно богатым помещиком и сам занимался своим хозяйством в селе Золотореве, Орловской губернии, Мценского уезда. В числе моих рабочих служил у меня крестьянин того села по имени Андрей Марин. На работу когда, бывало, захочет, золото был этот человек; ну, а не захочет, что с ним приключалось нередко, то хоть кол у него на голове теши, ничего с ним не поделаешь. Жалко мне было малого, тем более что и парень-то он был молодой, лет 25-28 – не старше, и все думал я: авось, выправится, человеком станет, а уж я буду с ним биться, пока не переработаю. И сам-то я тогда еще был молод и много на свои силы надеялся...
      Прожил у меня кое-как, с грехом пополам, Андрей Марин год; отслужил свой срок, нанимается на второй и прибавки еще просит, а староста мой и говорит мне:
      "Не берите вы Андрея, барин: не выйдет из него толку. Ну какой прок будет в том человеке, который родную свою мать бьет под пьяную руку? Сколько уж она на него и в волость, и земскому жаловалась; да, видишь, какие ныне пошли порядки: вдове да сироте негде теперь найти суда. Не берите вы Марина!"
      Но я не послушался своего старосты и оставил Марина на новый срок все в той же надежде, что сумею повлиять на него и исправить.
      Вскоре, однако, мне на опыте пришлось убедиться, что природа современного рабочего и набаловавшихся по шахтам и отхожим промыслам моему старосте известна больше, чем мне: с Мариным я расстался – пришлось его рассчитать за какую-то провинность едва ли даже не в самый разгар рабочей поры, когда хозяину каждый рабочий дороже золота. Какая это была провинность, я уже теперь не помню, но надо думать, что она была не из маленьких...
      Прошел год. Я Марина совсем потерял из виду. В родном селе его не было. Как-то раз я спросил старосту: "Куда девался Андрей Марин?"
      "Подался, говорят, опять на шахты", – был ответ.
      Ну, подумал я, вконец теперь доканают малого шахты!..
      Кто жил, как я, жизнью нашей черноземной деревни, тому известно, какой переворот в народной душе совершили отхожие промыслы, особенно же работы в горнозаводской промышленности. Железные рудники, каменноугольные копи, отсутствие влияния семьи и Церкви, общение со всяким, уже развращенным сбродом – все это так изломало и исковеркало эту душу, что от человека, особенно молодого, уже почти ничего человеческого не осталось: как будто близость и ядовитое дыхание самой преисподней коснулись народного сердца и сожгли в нем все добро, всю правду, которыми оно столько лет жило и строило величие и славу своей Родины...
      За год этот и в моей душе совершился перелом великий. В скорбях и бедах, которые тогда, по великой милости Божьей, налетели на меня гневным и бурным вихрем, я отправился искать помощи и утешения в паломничестве по святым местам, и тут, впервые, Господь удостоил меня побывать в Саровской Пустыни, прославленной подвигами и чудесами великого Старца Серафима. Это было в 1900 году, за три года до прославления св. мощей угодника Божьего. Уже и тогда живая народная вера прибегала к его молитвенной помощи и, по вере своей, получала великое и дивное.
      Получил и я тогда от преподобного Серафима все, чего искало мое испуганное и наболевшее сердце.
      Из этой поездки в Саров и Дивеев я привез с собой память об одном добром и благочестивом обычае крестьян нижегородских и тамбовских, который меня глубоко тронул: на всех дорожных перекрестках и деревенских околицах, где только я ни проезжал, я встречал маленькие деревянные часовенки простой бесхитростной работы, и в них за стеклом – образа Спасителя, Божьей Матери и Божьих угодников. Незатейливо устройство этих часовен: столб, на столбу – четырехугольный деревянный ящик с крышкой, как у домика, увенчанной подобием церковных головок, и на каждой стороне ящика – по иконе за стеклом, а где и вовсе без стекла. Но мне не красота была нужна, не изящество или богатство мне были дороги, а дорога была любовь и вера тех простых сердец, которые воздвигали эти убогие видом, но великие духом хранилища народной святыни. Вот этот-то обычай я и ввел у себя тотчас по возвращении своем из Сарова в родное поместье. Вскоре на двух пустынных перекрестках, вдали от жилья, воздвиглись две часовенки с иконами на четыре страны Божьего света, и пред каждой иконой под большие праздники затеплились разноцветные лампадки. И что же это за красота была, особенно в темные летние ночи!..
      Полюбилось это и окрест меня жившему православному люду.
      "Дай же тебе Господь здоровья доброго – так стали мне кое-кто сказывать, – вишь, ведь, что надумал! Едешь иной раз из города под хмельком, в голове бес буровит; едешь, переругиваешься со спутниками или, там, со своей бабой... Смотришь: иконы да еще лампадки – опомнишься, перекрестишься, тебе доброго здоровья пожелаешь – глядь, ругаться-то и забудешь!"
      Пришла зима. Стали поговаривать, а там и до моего слуха дошло, что мои часовенки великую пользу принесли народу православному и в осенние темные ночи, и в зимние метели; сказывали даже, что и от смерти кое-кого спасли эти Божьи домики: заблудится человек в зимнюю вьюгу, набредет на часовенку, стоящую на распутии, и выйдет на свою дорогу. Радостны были для сердца моего эти слухи добрые... И стал народ носить к часовенкам свои трудовые копеечки, грошики свои, трудом, потом да слезами политые; положат копеечки на земле, отойдут, а кто положил – Бог знает. Приедут старосты с объезда и привезут когда копеек 7-8, а то и больше. Что делать с ними? И покупали мы на эти деньги свечи в храм Божий, и ставили их за здравие и спасение Богу ведомых душ христианских, тайных доброхотных жертвователей. Так лет около двух совершалось это по виду малое, но по духу великое дело христианской любви и веры...
      Как-то раз пришел ко мне вечером за обычными распоряжениями мой староста и между прочими событиями дня сообщил мне, что в народе говорят, будто у одной из моих часовенок стало твориться дело недоброе: стал какой-то тать поворовывать доброхотные приношения.
      Очень огорчило меня это известие: страшно мне стало за христианскую душу, так глубоко павшую, что решилась она покуситься на такое святотатство.
      "А не слышно, – спрашиваю, – на кого народ думает?"
      "Слух есть на деревенского пастуха и на его сынишку-подпаска, – ответил мне староста, – замечали, будто они – то вместе, то порознь – до выгона стада куда-то бегают раным-ранехонько в поле по направлению к часовне".
      "А кто пастух?"
      "Да Марин Андрей, что у нас жил когда-то".
      "Быть не может!.. Да разве он вернулся с шахт?"
      "Вернулся. Пошел ни про что, вернулся ни с чем; теперь у мужиков нанялся стеречь стадо. Он им напасет того, что и жизни рады не будут. Самоидолом он был, самоидолом и остался: какого толку ждать от человека, который и родной матери не жалеет? Вы вот все верить мне не изволили, что не будет добра из этого человека!"...
      Это была колкость по моему направлению за то, что, вопреки совету старосты, я попробовал, было удержать у себя на службе "самоидола". Характерное это было словцо – "самоидол" и в устах старосты должно было означать человека, который ради удовлетворения своих желаний готов на все, даже на преступление: сам, мол, для себя идол и что, значит, захочет, то и принесет самому себе в жертву...
      Пробовали мы изловить вора на месте преступления – не тут-то было...
      "Ты его сторожишь, а он тебя сторожит: где его поймать, когда ему сам "тот-то" помогает?" – объяснил мне мой староста и махнул рукой.
      Махнул рукой и я на все это скверное дело, предоставив его суду Божьему.
      И суд этот наступил...
      Приходилось ли тебе, читатель, видеть когда-нибудь деревенское стадо захудалой нашей черноземной деревни? Горе одно, а не стадо! Тощие коровенки, по одной на два – на три двора, зануженные зимними голодовками, тощими летними пастбищами на "пару", выжженном солнцем, заросшем полынью и воробьятником, вытоптанном, как ток, с ранней весны овцами; коровенки, надорванные преждевременным телом, сыростью и холодом зимних помещений, нуждой своих хозяев – всем горем, всей мукой современной заброшенной черноземной деревни: и таких-то одров – штук двадцать-тридцать на сотню дворов густонаселенной деревни! Десятка полтора-два свиней с подсвинками; сотни с три овец да бык полутеленок, малорослый, полуголодный – вот и все деревенское стадо. Все это едва живо, едва бродит, полусонное, полуживое, обессилевшее...
      Над таким-то стадом и был пастухом Андрей Марин со своим десятилетним сынишкой.
      Через родное мое село, деля его на две половины, протекала речка, извилистая, красивая, но мелководная до того, что ее местами вброд могли переходить куры. Запруженная версты три ниже села, она в самом селе еще была похожа на речку и в летнее время оглашалась целыми днями радостным криком и визгом деревенской белоголовой детворы, полоскавшейся от зари до зари в ее мутновато-бурой полустоячей воде; ну а выше села, где по лугам после покоса паслось больше на прогулке, чем на пастбище, деревенское стадо, там наша речка текла таким мелким и узеньким ручейком, что все ее каменистое дно глядело наружу. Только в одном месте, где речка под невысоким отвесным берегом делала крутой поворот, она в своем дне течением и вешним половодьем вымыла под самой кручей яму сажени в полторы глубиной и не больше сажени шириной. Это было единственное глубокое место на всем протяжении речки, что было выше села, да и то такое, что взрослому человеку его можно было без особого труда перепрыгнуть.
      Подходил Ильин день. Приток копеечек к моей часовенке совершенно прекратился: кувшин все еще, видно, ходил по воду; вор не ломал еще своей головы и только нагло посмеивался да зло огрызался, когда ему делали намек на то, что плохим, мол, делом, Андрей, ты занялся, к плохому и сына поваживаешь.
      "Врете вы все, – говорил он, – да какое вам до всего этого дело? Деньги не ваши, если бы я их и брал, и не перед вами я в ответе: чего лезете, куда вас не спрашивают? Куда ходил, что делал? Больно много тут вас учителей развелось!"...
      Перед утреней на Илью-пророка кто-то из Андреевых соседок видела, как Андреев сынишка тайком, как звереныш, бегал в поле по направлению к часовне.
      "Ох, Андрей, Андрей! – не вытерпела баба, – не сносить вам с мальчишкой головы вашей! Ты только подумай, какой нынче день! А вы на Илью да еще такими делами занимаетесь!"
      Обругал Андрей бабу черным словом и прибавил:
      "Ступай, доноси! Я тебе покажу того, что ты у меня не одного Илью, а и всех святых вспомнишь. Велики для меня дела – твой Илья!"
      Все это я, конечно, узнал после: не любит русский человек доносить на своего брата, да и судов боятся, особенно теперешних...
      По усвоенному обычаю, с разрешения своего приходского священника, я стоял в тот день утреню и обедню в алтаре нашего сельского храма. Полным-полнешенька была церковь, вся залитая жарким июльским солнышком и огоньками свечечек, принесенных в жертву Богу и великому чудотворцу, пророку Божьему, от трудов и потов православного народушка. Совершилось великое Таинство Евхаристии, принесена была бескровная Жертва за грехи мира Агнца, присно закалаемого, николиже иждиваемого; священник у жертвенника потреблял св. Дары, а наш благоговейный дьячок читал благодарственные молитвы. Народ после молебна стал уже расходиться по домам. Я что-то замедлил в алтаре, дожидаясь выхода священника... Вдруг в алтарь вбегает мальчик и прерывающимся от волнения голосом, забыв святость места, кричит:
      "Батюшка! Андрей с сыном утопли!"
      "Какой Андрей? Что ты говоришь?"
      "Да пастух Андрей! На нашем на лугу, под кручей!.. Оба как есть утопли! Их качали, качали, да не откачали. Мальчишка наш там с ними был на лугу и все видел: и как бык брухнул, и как утопли"...
      "Какой бык? Да расскажи ж ты толком!"
      Но от взволнованного и перепуганного мальчишки большого толку добиться было трудно. Вот что потом узнали:
      Рано поутру после набега Андреева мальчишки на часовенку выгнал Андрей со своим сынишкой деревенское стадо и погнал его на луг, на то место, где под кручей было в речке единственное глубокое место. Когда солнышко поднялось уже высоко и стало пригревать по-настоящему, по-июльскому, мальчишка Андрея прилег отдохнуть на бережку, над самой кручей, да, видно, как рано бегал за неправедной добычей, не выспался и заснул. Андрей в это время один пас стадо. Коровы поулеглись, разморившись от зноя; только овцы на свиньи лениво еще бродили вокруг улегшегося стада да похаживал бык, переходя от одной коровы к другой и схватывая по дороге тощую траву отавы. В это-то время и пришел к стаду тот мальчик, которому суждено было стать единственным очевидцем кары Божьей над святотатцами. И вот, на его глазах бык ни с того, ни с сего подошел к обрыву, где спал Андреев сынишка, обнюхал его да как подмахнет ему под бок рогами! Глазом не успеть мигнуть, как мальчишка с визгом уже барахтался в воде под кручей. Увидал это Андрей и бросился за сыном в воду да попал на то же самое глубокое место, а плавать не умел: так оба и захлебнулись в яме шириной в сажень, как в кадушке...
      Так и умерли Андрей с сыном под острой секирой праведного Божьего гнева...
      Много развелось теперь на Руси святой святотатцев: только и слышишь, что там ограбили церковь, там убили церковного сторожа, а то и нескольких вместе; осквернили место святое не только кражей и убийством, а еще и невероятным по сатанинской злобе кощунством... Волос становится дыбом, как послушаешь или прочтешь, что творят теперь злые люди, озверевшие, утратившие в себе образ и подобие Божье!.. И пишут в газетах, и передают из уст в уста, что стынет след злодейский и нет над ними кары человеческой: ловко помогают злодеям бесы укрываться от суда человеческого!..
      Пусть так. Не всегда тяготеющая Десница Всевидящего падает с такой быстротой и явной силой, как в рассказанном мной событии: Бог все видит, да иногда не скоро скажет. Терпит Господь: злодей пусть злодействует, тать пусть приходит, крадет и убивает... Но чем дольше терпит Господь, тем сильнее бьет, тем страшнее наказывает: до седьмого колена воровского семени тяготеет над ним карающая Рука Божья. И если бы можно было проследить жизнь тех отверженных, кто, по-видимому, оставлен без наказания за свое преступление, то – ей! увидали бы мы, что еще и при жизни их и до них достигла Десница Вышнего. И только тех, разве кто в злодеяниях своих достиг меры злобы сатанинской, кто уготован огню вечному, тот только оставляется без видимого наказания до страшного часа смертного, до Страшного Суда Божьего.
      Господи, помилуй!..
 

Как относиться к могиле православного христианина

 

      Кладбища - это священные места, где покоятся тела умерших до будущего воскресения.
      Даже по законам языческих государств усыпальницы считали священными и неприкосновенными.
      Из глубокой дохристианской древности идет обычай отмечать местопогребения устройством над ним холма.
      Переняв этот обычай, христианская Церковь украшает могильный холм победным знамением нашего спасения - Святым Животворящим Крестом, начертанным на надгробной плите или поставленным над надгробием.
      Мы называем наших покойных усопшими, а не умершими, потому что в определенное время они встанут из гроба.
      Могила - это место будущего воскресения, и поэтому необходимо соблюдать ее в чистоте и порядке.
      Крест на могиле православного христианина - молчаливый проповедник блаженного бессмертия и воскресения. Водруженный в землю и возвышающийся к небу, он знаменует веру христиан в то, что тело умершего находится здесь, в земле, а душа - на небе, что под крестом сокрыто семя, которое произрастает для жизни вечной в Царстве Божием.
      Крест на могиле ставят у ног покойного так, чтобы Распятие было обращено к лицу покойного.
      Надо особо следить, чтобы крест на могиле не покосился, был всегда окрашен, чист и ухожен.
      Простой скромный крест из металла или дерева более приличествует могиле православного христианина, нежели дорогие монументы и надгробия из гранита и мрамора.

 

Как правильно поминать усопших

 

      "Постараемся, сколько возможно, помогать усопшим, вместо слез, вместо рыданий, вместо пышных гробниц - нашими о них молитвами, милостынями и приношениями, дабы таким образом и им, и нам получить обетованные блага", - пишет святитель Иоанн Златоуст.
      Молитва за усопших - это самое большое и главное, что мы можем сделать для тех, кто отошел в мир иной.
      По большому счету, покойник не нуждается ни в гробе, ни в памятнике - все это дань традициям, пусть и благочестивым.
      Но вечно живая душа почившего испытывает великую потребность в нашей постоянной молитве, потому что сама она не может творить добрых дел, которыми была бы в состоянии умилостивить Бога.
     Вот почему домашняя молитва за близких, молитва на кладбище у могилы усопшего - долг всякого православного христианина.
      Особенную помощь почившим оказывает поминовение в Церкви.
      Прежде чем посетить кладбище, кому-либо из родственников следует прийти в храм к началу службы, подать записку с именем усопшего для поминовения в алтаре (лучше всего, если это будет поминание на проскомидии, когда за усопшего вынут из особой просфоры частичку, а затем в знак омовения его грехов опустят в Чашу со Святыми Дарами).
      После литургии нужно отслужить панихиду.
      Молитва будет действеннее, если поминающий в этот день сам причастится Тела и Крови Христовой.
      В определенные дни года Церковь творит поминовение всех от века преставльшихся отцев и братий по вере, сподобившихся христианской кончины, равно и тех, кто был настигнут внезапной смертью, не был напутствован в загробную жизнь молитвами Церкви.
      Панихиды, которые совершаются в такие дни, именуются вселенскими, а сами дни - вселенскими родительскими субботами. Все они не имеют постоянного числа, а связаны с переходящим великопостно-пасхальным циклом.
      Это дни:
      1. Суббота мясопустная - за восемь дней до начала Великого поста, накануне Недели о Страшном Суде.
      2. Родительские субботы - на второй, третьей и четвертой неделях Великого поста.
      3. Троицкая родительская суббота - накануне дня Святой Троицы, на девятый день после Вознесения.
      Накануне каждого из этих дней в храмах служатся особые заупокойные всенощные бдения - парастасы, а после литургии бывают вселенские панихиды.
      Кроме этих общецерковных дней, Русская Православная Церковь установила еще некоторые, а именно:
      4. Радоница (Радуница) - пасхальное поминовение усопших, бывает на второй неделе после Пасхи, во вторник.
      5. Димитриевская родительская суббота - день особого поминовения убитых воинов, первоначально установленный в память о Куликовской битве, а впоследствии ставший днем моления за всех православных воинов и военачальников. Бывает в субботу, предшествующую восьмому ноября - дню памяти великомученика Димитрия Солунского.
      6. Поминовение усопших воинов - 26 апреля (9 мая нового стиля).
      Кроме этих дней общецерковного поминовения, каждый усопший православный христианин должен ежегодно поминаться в дни его рождения, кончины, в день именин. Очень полезно в памятные дни жертвовать на церковь, подавать милостыню нищим с просьбой молиться об усопших. 
 

Молитва об усопшем христианине

 

      Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставльшагося раба Твоего, брата нашего (имя), и яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи, и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная, избави его вечныя муки и огня геенскаго, и даруй ему причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящым Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троице и Троицу во Единстве, православно даже до последняго своего издыхания исповеда. Темже милостив тому буди, и веру, яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой: несть бо человека, иже поживет и не согрешит. Но Ты Един еси кроме всякаго греха, и правда Твоя, правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и человеколюбия, и Тебе славу возсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. 
 

Молитва детей об усопших родителях

 

      Господи, Иисусе Христе, Боже наш! Ты сирых хранитель, скорбящих прибежище и плачущих утешитель. Прибегаю к тебе аз, сирый, стеня и плача, и молюся Тебе: услыши моление мое и не отврати лица Твоего от воздыханий сердца моего и от слез очей моих. Молюся Тебе, милосердый Господи, утоли скорбь мою о разлучении с родившим и воспитавшим {родившей и воспитавшей) мя родителем моим (материю моею), (имя) (или: с родившими и воспитавшими мя родителями моими, имена их) - , душу же его (или: ея, или: их), яко отшедшую (или: отшедшие) к Тебе с истинною верою в Тя и с твердою надеждою на Твое человеколюбие и милость, приими в Царство Твое Небесное. Преклоняюсь пред Твоею святою волею, еюже отъят (или: отъята, или: отъяты) бысть у мене, и прошу Тя, не отыми точию от него (или: от нея, или: от них) милости и благосердия Твоего. Вем, Господи, яко Ты Судия мира сего, грехи и нечестия отцев наказуеши в детях, внуках и правнуках даже до третьяго и четвертого рода: но и милуеши отцев за молитвы и добродетели чад их, внуков и правнуков. С сокрушением и умилением сердца молю Тя, милостивый Судие, не наказуй вечным наказанием усопшаго незабвеннаго (усопшую незабвенную) для мене раба Твоего (рабу Твою), родителя моего (матерь мою) (имя), но отпусти ему (ей) вся согрещения его (ея) вольная и невольная, словом и делом, ведением и неведением сотворенная им (ею) в житии его (ея) зде на земле, и по милосердию и человеколюбию Твоему, молитв ради Пречистыя Богородицы и всех святых, помилуй его (ю) и вечныя муки избави. Ты, милосердый Отче отцев и чад! Даруй мне, во все дни жизни моея, до последняго издыхания моего, не преставати памятовати о усопшем родителе моем (усопшей матери моея) в молитвах своих, и умоляти Тя, праведнаго Судию, да вчиниши его (ю) в месте светле, в месте прохладно и в месте покойне, со всеми святыми, отнюду же отбеже всяка болезнь, печаль и воздыхание. Милостиво Господи! Приими днесь о рабе Твоем (Твоей) (имя) теплую молитву мою сию и воздай ему (ей) воздаянием Твоим за труды и попечения воспитания моего в вере и христианском благочестии, яко научившему (научившей) мя первее всего ведети Тя, своего Господа, в благоговении молиться Тебе, на Тебе Единаго уповати в бедах, скорбех и болезнех и хранити заповеди Твоя; за благопопечение его (ся) о моем духовном преуспеянии, за тепле приносимыя им (ею) о мне моления пред Тобою и за все дары, им (ею) испрошенные мне от Тебе, воздай ему (ей) Своею милостию. Своими небесными благами и радостями в вечном Царствии Твоем. Ты бо еси Бог милостей и щедрот и человеколюбия, Ты покой и радость верных рабов Твоих, и Тебе славу возсылаем со Отцем и Святым Духом, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Акафист о упокоении усопших

 

Кондак 1

      Непостижимым промыслом ко благу вечному мир уготовляяй, человеком времена и образ кончины определивый, остави, Господи, от века умершим вся согрешения их, приими я во обители света и радования, объятия Отчи отверсти им потщися и услыши ны, память их совершающия и поющия: Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Икос 1

      Адама падшаго и весь род человеческий от вечныя погибели спасаяй, послал еси, Блаже, в мир Сына Твоего, Крестом бо и Воскресением Его возсия и нам Живот Вечнующий. На безмерное Твое милосердие уповающе, чаем нетленнаго Царствия Славы Твоея, усопшим даровати того просим и молим Ти ся. Возвесели, Господи, души житейскими бури истомленныя, да скорби и воздыхания земныя забвению предадят. Услыши я, Господи, на лоне Твоем, яко же мать чада своя, и реки им: прощаются вам греси ваша. Приими я. Господи, в блаженное и тихое пристанище Твое да возрадуются о божественней славе Твоей. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 2

      Озарением Всевышняго просвещаем, преподобный Макарий глас от черепа языческа услыша: "Егда молитеся о страждущих во аде, отрада бывает язычником". О, дивныя силы молитв христианских имиже преисподняя озаряется! Неверныя купно и верныя утешение приемлют, егда о всем мире вопием: Аллилуиа.

Икос 2

      Рече некогда Исаак Сириянин: "Сердце милующее о людех и скотех и о твари всей молитвы слезныя ежечасно приносит, дабы сохранилися и очистилися". Такожде и мы вей дерзновенно всем от века умершим у Господа помощи просяще, взываем. Ниспосли нам. Господи, дар молитвы пламенеющей о умерших. Помяни, Господи, вся заповедавшия нам, недостойным, молитися о них, и изжени забвенныя ими грехи. Помяни, Господи, вся без молитвы погребенныя, приими, Господи, в селения Твоя, вся от скорби или радости смертию напрасной скончавшияся. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 3

      Повинны есмы в бедствии мира, в страдании безсловесныя твари, в болезнех и муках младенцев непорочных, грехопадением бо людей блаженство и лепота всея твари разрушься. О Величайший от страдальцев невинных, Христе Боже наш! Ты Един еси отпустити всем можеши. Отпусти же всем и вся, миру первозданное благоденствие подаждь, мертвии и живии да обрящут, взывая: Аллилуиа.

Икос 3

      Свете тихий. Искупителю всея вселенныя, любовию мир весь объемляй: се слышится со креста вопль Твой о вразех Твоих: "Отче, отпусти им!" Именем всепрощения Твоего молитися Отцу Небесному об упокоении вечнем Твоих и наших враг дерзаем. Прости, Господи, кровь неповинную пролившия, житейский путь наш скорбьми усеявшия, благоденствие свое слезами ближних своих устрояющия. Не осуди. Господи, гонящия ны клеветою и злобою, милостию воздаждь, ихже обидехом или оскорбихом по неведению, и да будет свята молитва наша о них таинством примирения. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя!

Кондак 4

      Спаси, Господи, в тяжких мучениях скончавшияся, убиенныя, живыми погребенныя, землею засыпанныя, волнами и огнем поглощенныя, зверьми растерзанныя, от глада, мраза, бури или падения с высоты умершия и радость Твою вечную подаждь им за скорбь кончины. Да благословят страданий своих время, яко искупления день, воспевая: Аллилуиа.

Икос 4

      Всем, иже поемлеми суть могилой во светлой юности, иже на земли терновый венец страданий прияша, иже радости земныя не узреша, щедротами Твоея безконечныя любве воздаждь. Господи. Под тяжким бременем трудов умершим воздаяние подаждь. Приими, Господи, в чертози рая отроцы и девы и сподоби я ликовствования на вечери Сына Твоего. Утиши, Господи, скорбь родителей о чадех умерших. Упокой, Господи, вся рода и семени не имущия, о нихже несть кому молитву вознести Тебе, Создателю, да исчезнут греси их от блистания всепрощения Твоего. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 5

      Яко последнее ко вразумлению и покаянию знамение смерть даровал еси, Господи. При грозном блистании ея суета земная обнажается, страсти плотския и страдания утихают, непокоривый разум смиряется. Правда вечная отверзается, отягченныя же грехми и безбожницы на смертном одре бытие Твое вечное исповедуют и к милосердию Твоему взывают: Аллилуиа.

Икос 5

      Отче утешения всяческаго, солнцем озаряеши, плодами услаждаеши, лепотою мира друзи и врази Твоя веселиши. Веруем бо, яко и за гробом милосердие Твое, даже всеми отверженныя грешницы милующее, не истощаевается. Скорбим об ожесточенных и беззаконных хулителях Святыни Твоея. Буди, Господи, над ними спасающая благая воля Твоя. Остави, Господи, без покаяния скончавшимся, спаси в омрачении ума сами себе погубившия, да угаснет пламень греховности их в море благодати Твоея.
      Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 6

      Страшен есть мрак души, от Бога удаленной, совести терзания, скрежет зубный, огнь неугасимый и червь неумирающий. Трепещу таковыя участи и, якоже о самем себе, молюся о во аде страждущих. Да снидет на ня росою прохлаждения наша песнь: Аллилуиа.

Икос 6

      Возсиял свет Твой, Христе Боже наш, на седящия во тьме и сени смертней и во аде сущия, Тебе взывати не могущия. В преисподняя земли снизшед, изведи, Господи, во отраду грехми с Тобою разлученныя, но не отрекшияся от Тебе чада Твоя, страждут бо люте, помилуй я. Согрешиша бо на Небо и пред Тобою, безмерно тяжки грехи их, милость же
      Твоя безмерна есть. Посети горькую нищету душ от Тебе отдаленных, помилуй, Господи, истину по неведению гнавшия, буди им любовь Твоя не огнем палящим, но райскою прохладою. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 7

      Помощь подати десницею Своею тщашеся усопшим рабом Своим, явися им. Господи, в видениих таинственных, ясновидно, на молитву их вдохновляя, да поминая отшедшия, благая дела и подвизи за ня творят, взывая: Аллилуиа.

Икос 7

      Церковь Христова Вселенская непрестанно ежечасно молитвы за почившия по всей земли возносит, грехи бо мира Пречистою Кровию Божественнаго венца смываются, от смерти к животу и от земли к Небеси души усопших силою молитв за ня пред олтари Божий. Буди, Господи, ходатайство Церкви умершим лествицею к Небеси. Помилуй я. Господи, предстательством Пресвятыя Богородицы и всех святых. Остави им согрешения, верных Твоих ради, день и ночь к Тебе вопиющих. Незлобивых ради младенцев помилуй, Господи, родителей их, и матерей слезами искупи согрешения чад их. За молитвы безвинных страдалец, за кровь мученик пощади и помилуй грешницы. Приими, Господи, молитвы наша и милостыни, яко воспоминание добродетелей их. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 8

      Мир весь общая могила священная есть, на всяком бо месте прах отец и братий наших. Единый неизменно возлюбивый ны, Христе Боже наш, прости вся, еже от начала и до ныне умершия, да воспоют любовию безмерною: Аллилуна.

Икос 8

      Грядет быти день, яко пещь горящая, день велий и страшный Суда последняго, тайны человеческия открыются, книги совестныя разгнутся... "Примиритеся с Богом!" - вопиет Апостол Павел, - примиритеся прежде того страшнаго дне". Помози нам, Господи, слезами живых недостающее умерших восполнити. Да будет им. Господи, звук трубы Ангельской спасения благовестием и в час Суда Твоего радостнаго помилования их сподоби. Увенчай, Господи, славою за Тя пострадавшия и покрый благостию Твоею прегрешения немощных. Господи, вся по имени ведый, помяни во иночестем чине спасавшияся, помяни благословенныя пастыри прости вся, еже от начала и до ныне умершия, да воспоют любовию безмерною: Аллилуиа.

Икос 8

      Грядет быти день, яко пещь горящая, день велий и страшный Суда последняго, тайны человеческия открыются, книги совестныя разгнутся... "Примиритеся с Богом!" - вопиет Апостол Павел, - примиритеся прежде того страшнаго дне". Помози нам. Господи, слезами живых недостающее умерших восполнити. Да будет им, Господи, звук трубы Ангельской спасения благовестием и в час Суда Твоего радостнаго помилования их сподоби. Увенчай, Господи, славою за Тя пострадавшия и покрый благостию Твоею прегрешения немощных. Господи, вся по имени ведый, помяни во иночестем чине спасавшияся, помяни благословенныя пастыри со чада их. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 9

      Благословите скоротекущее время. Каждый бо час, мгновение каждое к вечности приближает. Новая скорбь, седина новая суть вестницы мира грядущаго, свидетелие тленности земныя, яко вся мимотечет возвещают, яко Царство Вечное приближися, идеже несть ни слез, ни воздыхания, но отрадная пения: Аллилуиа.

Икос 9

      Яко древо по времени листвий своих лишается, тако и дние наши по коликих летех оскудевают. Увядает и юности празднество, светильник радования угасает, близится старости отчуждение. Друзи и сродницы умирают. Где вы, юныя ликующия? Безмолвны гробы их, но души их в деснице Твоей. Мыслим взоры их из мира невещественнаго. Господи, Ты еси Солнце пресветлое, озари и согрей усопших селения. Да прейдет навеки горькаго разлучения время. Сподоби ны радостнаго свидания на Небесех. Сотвори, Господи, да вей едино будем с Тобою. Возврати, Господи, отшедшим детства чистоту и юности благодушие и праздником Пасхи да будет им Живот Вечный. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 10

      Проливая тихия слезы на могилах сродников наших, молимся с надеждою и с упованием взываем: скажи нам, Господи, яко оставил еси грехи их! Даждь о сем откровение таинственное духу нашему, да воспеваем: Аллилуиа.

Икос 10

      Весь путь прешедшия жизни нашея вижу озираяся, колико множество людей, от перваго дне и до ныне отшедшия, и мнози их благая ми содеявшия. Любовию своею должная сим воздавая, вопию Ти. Сподоби, Господи, славы Небесная родители моя и ближняя моя, над ложем моим младенческим бодрствовавшия, возрастившия и воспитавшия мя. Прослави, Господи, пред Ангелы святыми, всех благовествовавших ми слово спасения, добру, правде, святым примером жизни своея учившия мя. Услади, Господи, тех, иже во дни скорби моея, манною сокровенною послужиша ми. Вся добродетели и благодетели вознагради и спаси. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 11

      Где ты, смерти жало, где же и мрак и страх твой прежде бывающий? Отныне ты желанная, неразлучно с Богом сочетаеши. Покою великий субботства таинственнаго. Желание имам умрети и со Христом быти, взывает Апостол. Темже и мы, взирая на смерть, яко на стезю к Вечней Жизни, воззовем: Аллилуиа.

Икос 11

      Воскреснут мертвии и востанут сущий во гробех и возвеселятся живущий на земли, яко востанут телеса духовныя, светло прославленныя, нетленныя. Кости сухия, слышите слово Господне: "Се Аз введу в вас дух живота и дам на вас жилы и возведу на вас плоть и простру по вам кожу". Возстаньте из древле прошедшаго времене, искупленнии кровию Сына Божия, оживлени смертию Его, возсия бо на ны свет Воскресения. Отверзи им, Господи, ныне всю бездну совершенств Твоих. Ты сиял еси им светом солнца и луны, да узрят они и славу лучезарных ликов Ангельских. Ты услаждал еси я великолепием востока и запада светил небесных, да узрят же они и свет невечерний Божества Твоего. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 12

      Плоть и кровь Царствия Божия не наследят, доколе во плоти живем, отлученнии от Христа. Аще же и умрем, но оживем для Вечности. Подобает бо тленному телу нашему в нетление облекшись и мертвенному сему бессмертием просияти, дабы во свете невечерняго дне воспети: Аллилуиа.

Икос 12

      Чаем сретения со Господем, чаем ясной зари воскресения, чаем пробуждения из гробов сродников наших и знаемых и оживления в благоговейнейшей лепоте жизни умерших. И грядущее преображение всея твари торжествуем и Возсоздателю нашему вопием: Господи, к торжеству радости и доброте мир создавый, нас к святости из глубины греховныя возставивый, даждь умершим царствовати посреде бытия новаго, да возсияют яко светила на Небеси в день славы их. Да будет им Агнец Божественный светом невечерним. Даждь, Господи, и нам с ними Пасху нетления праздновати. Соедини умершия и живыя в нескончаемей радости. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя.

Кондак 13

      О, Премилосердный Отче Безначальный, всем хотяй спастися. Сына к погибшим ниспославый и Духа Животворящаго изливаяй! Помилуй, прости и спаси родныя и близкия нам усопшия и всех от века скончавшихся и предстательством их, посети нас, да вместе с ними вопием Тебе, Спасителю Богу, победную песнь: Аллилуиа.
      (Этот кондак читается трижды, затем икос 1-й и кондак 1-й.)

Молитва о усопших

      Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола упразднивый, и живот миру Твоему даровавый! Сам, Господи, упокой души усопших раб Твоих: святейших патриархов, преосвященных митрополитов, архиепископов и епископов, во священническом, церковном и монашеском чине Тебе послуживших; создателей святаго храма сего, православных праотец, отец, братий и сестер, зде и повсюду лежащих; вождей и воинов за веру и отечество живот свой положивших, верных, убиенных е междоусобной брани, утонувших, сгоревших, на мразе замерзших, растерзанных зверьми, без покаяния внезапно скончавшихся и не успевших примириться с Церковью и со своими враги; в изступлении ума самоубиенных, тех, о коих заповедали и просили ны молитися, о коих несть кому молитися и верных, погребения христианскаго лишенных (имя рек) в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, печаль и воздыхание. Всякое согрешение, содеянное ими словом или делом или помышлением, яко благий Человеколюбец Бог прости, яко несть человек, иже жив будет и не согрешит. Ты бо еси един кроме греха, правда Твоя - правда во веки, и слово Твое - истина.
      Яко Ты еси Воскресение, и Живот и Покой усопших раб Твоих (имя рек), Христе Боже наш, и Тебе славу возсылаем со безначальным Твоим Отцем, и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

Как часто следует подавать записки для поминания

 

     Молитва Церкви и Святейшая Жертва привлекают на нас милость Господа, очищающую и спасающую нас.
     Мы всегда, и при жизни, и по смерти, нуждаемся в милости Божией к нам.
     Поэтому удостаиваться молитв Церкви и принесения о нас или наших близких, живых и усопших, жертвы Святых Даров, необходимо как можно чаще, и обязательно в те дни, которые имеют особое значение: в день рождения, день крещения, день именин как своих, так и членов своей семьи.
     Почитая память святого, чье имя мы носим, мы этим призываем своего покровителя на молитву и ходатайство пред Богом, потому что, как говорится в Священном Писании, много может усиленная молитва праведного (Иак. 5, 16).
     Обязательно надо подавать записку на поминание в дни рождения и крещения вашего ребенка.
     За этим должны тщательно следить матери, ибо забота о ребенке составляет ил святой долг.
       Влечет ли нас к себе грех, овладевает ли нами какая страсть, искушает ли диавол, постигает ли нас отчаяние или неутешная скорбь, посетили беда, нужда, болезнь - в таких случаях молитва Церкви с принесением Бескровной Жертвы служит самым верным средством к избавлению, укреплению и утешению.

 

Как совершается в Церкви поминовение живых и усопших на проскомидии

 

     Как же совершается в храме возношение Жертвы по нашим запискам?
     Приготовление к Ней начинается во время проскомидии.
     Проскомидия - это часть литургии, во время которой приготовляют хлеб и вино для таинства.
     В переводе с греческого это слово означает "принесение" - древние христиане сами приносили в храм хлеб, вино, необходимые для литургии.
     Проскомидия, символизирующая рождество Иисуса Христа, совершается в алтаре скрытно для верующих, находящихся в храме, - так же, как скрытно, неведомо для мира произошло рождение Спасителя.
     Для проскомидии употребляется пять особых просфор.
     Из первой просфоры после особых молитв священник вырезает середину в форме куба - этой части просфоры придано название Агнец. Эта просфора, "агничная", полагается на дискос, круглое блюдо на подставке, символизирующее ясли, в которых родился Спаситель. Агничная просфора и служит собственно для Причащения.
     Из второй просфоры, "богородичной", священник вынимает часть в честь Божией Матери. Эта частица укладывается на дискосе по левую сторону от Агнца.
     Из третьей просфоры, "девятичинной", вынимаются девять частиц - в честь святых: Иоанна Крестителя, пророков, апостолов, святителей, мучеников и преподобных, бессребреников, Иоакима и Анны и того святителя, имени которого совершается литургия. Эти вынутые частицы полагаются по правую сторону от Агнца, по три частицы в ряд.
     После этого священнослужитель приступает к четвертой просфоре, из которой вынимают частицы о живых - о Патриархе, епископах, пресвитерах и диаконах. Из пятой просфоры вынимают частицы об усопших - Патриархах, создателях храмов, епископах, священниках.
     На дискос укладываются и эти вынутые частицы - сначала за живых, ниже - за усопших
     Затем священником вынимаются частицы из просфор, поданных верующими.
     В это время и читаются поминания - записки, книжки-помянники, которые поданы нами в свечной ящик на проскомидию.
     После прочтения каждого имени, указанного в записке, священнослужитель вынимает частицу просфоры, говоря: "Помяни, Господи, (указывается написанное нами имя)".
     Эти вынутые по нашим запискам частицы также кладутся на дискос вместе с частицами, вынутыми из богослужебных просфор.
     Это - первое, невидимое молящимися поминовение тех, чьи имена написаны в поданных нами записках.
     Итак, частицы, вынутые по нашим запискам, лежат на дискосе, рядом с частицами, вынутыми из особых богослужебных просфор.
     Это - великое, святое место! Частицы, лежащие в этом порядке на дискосе, символизируют всю Церковь Христову.
     "На проскомидии образно представляется собранной около Агнца, вземлющего грехи мира, вся Церковь небесная и земная... Какая тесная связь находится между Господом и святыми Его, между Ним и благочестно живущими на земле и умершими в вере и благочестии: помни, какая тесная связь между нами и святыми и умершими во Христе, и всех возлюби, как членов Господа и своих членов - пишет святой праведный Иоанн Кронштадтский о частицах, вынутых из просфор и возложенных на дискос. - В какой близости друг к другу находятся и небожители и землежители, и Божия Матерь и все святые, и все мы, православные христиане, когда совершается божественная, всемирная, пренебесная, всеобщительная Литургия! Боже мой! Какое прерадостное, животворное общение!"
     Многие считают, что частицы, приносимые о живых и умерших, являются очистительной жертвой наших грехов.
     Это - заблуждение. От греха можно очиститься только покаянием, исправлением жизни, милостью, добрыми делами.
     Частицы, вынутые из поданных нами просфор, не освящаются в тело Господне, при извлечении их не бывает воспоминание Христовых страданий: при возношении Святого Агнца, во время возглашения "Святая Святым" эти частицы не поднимаются для таинственного воздвижения на крест с плотью Спасителя. Эти частицы не даются в приобщение Плоти Спасителя. Для чего же они приносятся? Для того, чтобы посредством их верующие, имена которых написаны в наших записках, получили благодать, освящение и отпущение грехов от приносимой на Престоле очистительной жертвы.
      Частица, вынутая из нашей просфоры, возлежа возле пречистого Тела Господня, будучи внесена в потир, напоена Божественной кровью, вся исполняется святыни и духовных дарований и ниспносылает их тому, о имени которого воз носится. После того, как все причастники приобщатся Святых Тайн, диакон влагает в потир возлежащие на дискосе частицы о святых, о живых и мертвых.
     Это делается для того, чтобы святые в ближайшем соединении с Богом воз- радовались на небесах, живые же и мертвые, чьи имена указаны в записках, омывшись самой Пречистой кровью Божия Сына, получили оставление грехов и жизнь вечную.
     Об этом говорят и слова, произносимые при этом священником: "Отмый, Господи, грехи поминавшихся зде, Кровию Твоею Честною".
     Вот почему необходимо совершать поминовение живых и усопших именно в Церкви, на литургии - ведь именно здесь происходит очищение Кровию Христовой совершаемых нами ежедневно грехов.
       Жертва, принесенная Господом нашим Иисусом Христом на Голгофе и ежедневно во время литургии приноси- мая на святом Престоле, является полной и совершенно исчерпывающей платой за наш долг Богу - и только она, подобно огню, может попалить в чело- веке все его прегрешения.