Жизнеописание священномученика Павла Дернова. Смутное время

Февральская, т.н. буржуазная революция 1917 года произвела в России эффект опьянения свободой. Мало кто понял, что произошло на самом деле и чем для страны грозит отречение Государя Императора Николая II.

Революционные события коснулись всей страны и не могли обойти стороной Елабугу— некогда тихий уездный город Вятской губернии. Вот как описывает события после февральского переворота один из очевидцев, преломляя их через призму большевистской идеологии:

«Весть о февральской революции, о свержении Николая Кровавого разные слои елабужан встретили по-разному. Черносотенное духовенство[1], возглавляемое лидерами Дерновым и Танаевским, купцы-миллионеры Стахеевы тревожились за судьбу своей «священной монархии». Они сразу начали готовить народ к присяге императору Михаилу; устраивали в церквах специальные молебны и продолжали распевать веками заученное «Боже, царя храни». Трудовые слои горожан и крестьяне уезда встретили весть о февральской революции с некоторой надеждой на облегчение тяжелой жизни и на скорое прекращение ненавистной войны»[2].

При этом не прекращались бесконечные разговоры либералов о переустройстве и будущем России, которые не подкреплялись никаким делом. Ситуацией в итоге умело воспользовались радикально настроенные силы, которые в октябре 1917 года захватили власть в стране и поставили перед собой задачу сохранить эту власть любой ценой. Пути решения при этом были выбраны простые — террор и лживая пропаганда. Важным этапом борьбы считалось насаждение атеистического мировоззрения и полное уничтожение Православия вместе с его носителями — верующими людьми и духовенством. Неповиновение большинства населения на местах, неприятие реформ, создание сопротивления — все вместе это породило безвластие и анархию, а на этом фоне — возможность самым обыкновенным разнузданным бандитам, какими были в Елабужском уезде Гассар, Колчин, Азин и другие, творить бесчинства, грабить и убивать без суда и следствия.

В Елабуге 16 ноября 1917 года уездный съезд крестьянских депутатов принял решение о переходе власти к Советам: большевиками был избран Елабужский уездный Совет, председателем которого стал С. Н. Гассар (1877-1918). Под руководством Совета начался грабеж населения под предлогом национализации имущества. Таким образом, получил воплощение революционный лозунг — «грабь награбленное». Понятно, что мало кто из жителей Елабуги был доволен сложившимся положением. При этом и общая обстановка в России выглядела удручающей: везде царили хаос и преступления.

При этом существенно усугубляли ситуацию развал фронта и повальное дезертирство, которое освободило громадное количество людских ресурсов, тут же, по прибытии в родные края, вовлеченных в азарт революционного движения. Вот как описывает ситуацию в своих воспоминаниях один из участников рабочей гвардии:

«К ноябрю 1917 года в Елабужский уезд вернулись с войны почти все фронтовики. Многие из них приехали с оружием. В деревне солдаты увидели резкие контрасты: с одной стороны — крепкие кулацкие хозяйства, нажившиеся за счет поставок на войну, с другой — вопиющая нищета бедняцких и середняцких хозяйств.

Фронтовики стали создавать боевые дружины, вооружаться и объявили борьбу с помещиками и кулачеством. Если до Октябрьской революции дружины были только на Бондюжском заводе, то в ноябре и декабре 1917 года они создаются в Мортах, Танайке, Токмашке, Мурзихе, Анзирке, Черкасове, Ново-Гришкине и в других селениях и волостных центрах. Позже была организована дружина и в городе Елабуге, в основном из приезжих и революционно настроенных солдат 230-го полка».

Патриарх Московский и всея России Тихон 19 января 1918 года обращается к возлюбленным о Господе архипастырям, пастырям и всем верным чадам Православной Церкви Российской с воззванием и анафематствованием новой власти. В частности, в своем воззвании он писал:

«Тяжкое время переживает ныне святая Православная Церковь Христова в русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани...

Гонение жесточайшее воздвигнуто и на святую Церковь Христову: благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, объявляются ненужными, излишними; святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московского), или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви Православной и подготовляющие пастырей Церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности»[3].

Но бесчинства уже было не остановить. Вечером 25 января 1918 года к митрополиту Владимиру[4], жившему в Киево-Печерской Лавре, пришли пять вооружённых солдат во главе с матросом, после обыска митрополит был выведен из своей кельи и зверски убит без всякого суда и следствия и без предъявления обвинений. Этим убийством новая власть развязала себе руки на кровавые преступления против духовенства. Страну захлестнула первая и жесточайшая волна стихийных репрессий против Церкви Православной.

Послание Святейшего Патриарха Тихона мгновенно распространилось по всей стране и было прочитано в храмах и соборах в воскресные дни сразу же после его получения. Конечно, такое обращение Патриарха, который пользовался в России непререкаемым авторитетом, не могло не сподвигнуть людей на выступления против власти, которая даже церковью предавалась анафеме за свои бесчинства. Как мы знаем, по решению священников города Елабуги зачитать Патриаршее послание в воскресный день 10 февраля 1918 года после Божественной Литургии в Спасском соборе выпала честь священнику Павлу Дернову.

Это уже потом идеологи советской истории возьмут на вооружение формулировку «черносотенное духовенство» и будут клеймить им всякого верного своему Отечеству патриота, а тем более священника-монархиста. А священник Павел Дернов выполнил свой долг и как истинный патриот прочитал послание Патриарха Тихона, поступив согласно своим убеждениям и своей совести.

А народное напряжение в городе Елабуге, как во всей России, росло. В итоге общие настроения недовольства новой властью в Елабуге 22-23 января 1918 года вылились в бунт 230-го пехотного полка, находившегося в городе с 1914 года. Восставшие без труда захватили склад с оружием и напали на исполком. Все новые руководители Советов в страхе бежали из города и спрятались в деревне Токмашка. В результате Елабуга освободилась от гнета безбожной власти грабителей на небольшое время. Но безвластие не могло продолжаться долго. Захватившие власть солдаты, видимо, просто не знали, что им делать дальше. А бежавший председатель уездного Совета С. Н. Гассар вынужден был связаться с революционным центром в городе Сарапуле, который решил направить в Елабугу большевистский карательный отряд под командованием Ефима Колчина, который зарекомендовал себя особой жестокостью.

Кем же был этот красный командир? Из его биографии известно, что Ефим Севастьянович Колчин родился 1 января 1889 года в деревне Мыльниково Сарапульского уезда. В девять лет он начал батрачить, в тринадцать уже работал в городе. Когда известия о первой русской революции 1905 года докатились до Сарапула, Ефиму Колчину было 16 лет. Вместе с другими рабочими он принял участие в забастовке, распространял прокламации. Во время Первой мировой войны воевал на австро-германском фронте, где в 1916 году вступил в партию большевиков, а через полгода был избран председателем солдатского комитета.

За агитацию против империалистической войны Ефим Колчин был арестован и приговорен к расстрелу, но сумел бежать. После Октябрьской революции Колчин вновь вернулся в город Сарапул. Для борьбы с контрреволюцией Сарапульский уездный комитет партии создал добровольческий красногвардейский отряд, командовать которым поручил Ефиму Колчину. Со своим отрядом он часто выезжал в разные города и села для подавления антисоветских выступлений. После Гражданской войны Ефим Колчин служил во внутренних войсках до марта 1923 года. После этого вел хозяйственную работу на Урале, в Молдавии. Умер Е. С. Колчин 22 декабря 1950 года. Казалось бы типичная, заурядная биография одного из советских деятелей.

Чтобы понять характер зверств, творимых бандой Колчина на территории Прикамья, приведем краткий отрывок из воспоминаний самого Ефима Колчина[5], где он горделиво описывает, как путем наглого обмана, воспользовавшись добротой простых русских людей и гостеприимством священника, его отряд захватил одну из деревень:

«Через три дня пришел приказ выступать на деревню Кукжово, где взбунтовалось кулачье. Мы решили послать туда часть отряда: 25 конников и 12 пехотинцев...

... Часа через полтора конники подъехали к селу с противоположной стороны. Вытащив из переметных сум своего седла защитного цвета фуражку с офицерской кокардой, я надел ее на себя.

— Пой, ребята, солдатскую песню!

Бойцы тоже принарядились под беляков, повязав на рукава белые повязки, и запели «Ехал казак на чужбину». На песню из первых дворов села выбежало до десятка чумазых ребятишек. Они с любопытством уставились на наш отряд. А дальше стали появляться взрослые, молча провожая кавалеристов безучастными взорами. Я, как подобает белому офицеру, заломил фуражку набекрень и покачивался в седле под ритм песни.

У церкви встретился местный священник.

— Господи! Да откуда вас бог дал?

Тут же, словно из-под земли, вырос полицейский урядник.

— Отставить песню! — зычно крикнул я и остановил отряд, чтобы поздороваться с попом и урядником.

— Плохи дела, батюшка, разбили нас красные, — говорю священнику. — От сотни только четвертая часть в живых осталась.

Поп перекрестился:

— Не отчаивайтесь, господин офицер, не падайте духом, сын мой. Наши дела идут отлично. С нами целая армия!

— Ну, где уж там армия! Поди, вот такие же отрядики, каку меня?

— Нельзя поддаваться унынию, сын мой, ибо оно смерти подобно. В Черауле наш отряд в 160 человек, Касево, Калегино, Дюртюли за нами. Камбарка накануне восстания...

— Да бросьте вы, отец, успокаивать меня. Откуда у вас такие сведения? Ложъ сплошная!

— Да уверяю вас, господин офицер, что в Камбарке семьсот человек, мобилизованных красными, на нашей стороне.

Подошел молодой подпоручик — командир отряда белых.

— Имею честь представиться: командир отряда подпоручик Петров! — молодцевато козырнул он. — Красная банда на опушке леса, верстах в двух от села, числом не менее роты с пулеметом. У меня же в резерве только сорок человек мобилизованных сегодня стрелков. Прошу вас, окажите нам поддержку.

Я едва сдержал злую усмешку:

— Безусловно, господин поручик! Но мы голодны, как псы. Прикажите поскорее накормить нас, и мы — в вашем распоряжении.

— Закусить? Ко мне! Пожалуйте ко мне, напитаю вас, чем бог послал, — встрепенулся поп.

— Тогда прикажите отвести и моих людей на квартиру. Хорошо бы поставить их вместе с вашими стрелками: пускай познакомятся, чтобы в бою друг друга не побили...

... В сопровождении офицера и урядника я направился в дом попа. Изливая похвалы молодцеватому виду кавалеристов, поп усадил гостей за стол. Попадья подала жареного поросенка с гречневой кашей.

— Пожалуйста, кушайте, дорогие гости. Угощайтесь, чем бог послал.

«Гости» с удовольствием приступили к угощению. Вдруг ударила граната. Все вскочили из-за стола. Попадья ахнула и села на кровать. Поп поперхнулся кашей. Но я-то знал, в чем дело, и поспешил успокоить хозяев:

— Возможно, несчастный случай. Успокойтесь, господа. Придут люди и доложат, что там стряслось. Надо сначала поросенка кончить.

Спокойный тон подействовал. Все снова занялись едой. Только урядник и офицер тревожно посматривали на окна. Наконец в комнату вошли Белобородов и Чикуров.

— Что произошло? Чем вызван взрыв гранаты? — спросил я их строго.

Белобородов, ухмыльнувшись, мотнул головой. Это означало, что «дело сделано».

Тогда я выхватил револьвер и направил на офицера.

— Ни с места! Вы арестованы!

Офицер схватился за кобуру своего нагана, но подскочивший Чикуров ударом кулака свалил его на пол и обезоружил. Белобородов в это время обезоружил урядника. Попадья с визгом юркнула под кровать. Что касается попа, то он несколько секунд глядел на меня круглыми от испуга глазами, а затем подбежал к открытому окну и бросился вниз головой. Белобородов успел схватить беглеца за рясу, и тот беспомощно повис на подоконнике».

Можно только представить себе, что стало со священником, офицером, урядником и их семьями после захвата этой деревни бандой Колчина. В советское время именем Ефима Колчина была переименована в городе Елабуге улица Спасская. Что же это была за идеология в нашей стране, при которой именами террористов и садистов-убийц называли улицы, да еще там, где эти нелюди особенно проявили свои наихудшие качества?

А вот что Ефим Колчин пишет о взятии города Елабуги в своей автобиографии:

«15 (2 по ст. стилю) января 1918 года я был общим собранием сочувствующих РКП (б) избран начальником Сарапульской Красной гвардии, членом коллегии ЧК и членом бюро фракции уездного комитета РКП (б). 23 (10 по ст. стилю) февраля, я на основании постановления объединенного совещания укома, уисполкома, ЧК и ревкома назначен начальником Елабужской Красной гвардии и отправился в Елабугу в числе 320 человек. Красногвардейцев погрузил на станции Сарапул и отправился на станцию Вятские Поляны Казанско-Екатеринбургской железной дороги. В пути следования на станции Агрыз получил патроны и бомбы, присланные в вагоне с Ижевского завода. В ночь с 25 на 26 (с 12 на 13 по ст. стилю) я прибыл в город Елабугу Вятско-Казанской губернии, и, несмотря на сопротивление банд, город в 2 часа ночи был взят нами.

На основании декрета СНК проведены по всему уезду выборы Советов, сформирован Елабужский батальон Красной армии (около 450 человек) и организован профсоюз»[6].

Сохранились воспоминания Е. Колчина о февральских событиях 1918 г., где есть такие строчки: «По отправлению меня в Елабугу с отрядом 320 чел. для подавления восставшей елабужской контрреволюции, в это время начальником Красной гвардии остался мой брат Ефтропий... Как я работал в Елабуге, описывать не буду. Об этом подробно писалось в моей автобиографии, а также подробно знают елабужские буржуа. Конечно, работа была выполнена с успехом, в той части, в коей она была возложена на меня. В конце апреля месяца по окончании работы в Елабуге я с отрядом вернулся в г. Сарапул...»[7].

В личном фонде Ефима Колчина имеются воспоминания Лапшинова Арсентия Андреевича, бывшего красногвардейца из отряда Колчина, в которых он сообщает: «... В начале февраля 1918 г. в г. Елабуга вспыхнул черносотенный мятеж, на ликвидацию которого был двинут отряд Колчина. Я уже тогда являлся помощником начальника отряда. В пургу, в холод, пешком, при наличии 2-х пушек и нескольких пулеметов прошли быстрым маршем до Елабуги и быстро подавили контрреволюционное выступление.

Зачинщики поп Дернов с 2-мя сыновьями и купец Стахеев были расстреляны, и у них отобрали пулеметы и оружие.

Отряд Колчина пробыл в Елабуге февраль-апрель 1918 г. Я работал начальником ревштаба и председателем комиссии по обложению контрибуцией елабужской буржуазии...»[8].

Чуть позднее этот же А. А. Лапшинов так описывал елабужские события:

«...В начале декабря 1918 г. в г. Елабуге вспыхнул контрреволюционный мятеж. В Елабугу направили часть нашего красногвардейского отряда во главе с Колчиным. В этот отряд попал и я. В отряде было человек 150. К нашему отряду присоединился отряд ижевских рабочих, который кроме винтовок имел трехдюймовую пушку и несколько ящиков снарядов. В составе ижевских рабочих было человек 60, в том числе Козленков Василий, Захаров, Бабушкин и другие. Таким образом, в объединенном отряде было более 200 человек.

До Елабуги шли в лютые морозы, многие поморозились. На четвертые сутки подошли к Елабуге, нарвались на заставу, открыли артиллерийский огонь, бросились на ура, и мятежники стали отступать к площади, и с колокольни собора застрочил пулемет мятежников. Выстрелом из пушки пулеметчик был с колокольни ликвидирован. Мятеж в Елабуге возглавляли священник Дернов с сыновьями, миллионеры Стахеевы и другие. Через сутки мятеж был ликвидирован.

Стали организовывать советскую власть в городе и уезде»[9].

К сожалению, беспристрастной и детальной исторической хроники тех страшных дней в городе Елабуге не сохранилось. Понятно, что отряд Е. Колчина был карательным, а, следовательно, основная цель его была навести такой страх и ужас на людей, чтобы они всю оставшуюся жизнь помнили это и продолжали бояться. И многие на самом деле были так напуганы, что никогда в жизни больше не вспоминали этих событий.

Обратимся к тем единичным воспоминаниям очевидцев, которые дошли до наших дней. Общим фоном всех воспоминаний служат страх и беззакония, творившиеся в городе в течение месяца.

Например, когда в марте 1918 года в Елабугу приехал В. М. Молчанов, он застал в городе такую картину: «В январе и феврале месяце город буквально был разгромлен прибывшим отрядом красногвардейцев, уничтоживших все, сколько-нибудь казавшееся интеллигентным или зажиточным. Пострадали купцы (Стахеевы, Ушковы) и офицерство. Расстреливали, топили в р. Тойме; погибло более 500 человек»[10].

В своих воспоминаниях он уточняет картину тех лет:

«Когда я приехал в Елабугу, оказалось, что вся интеллигенция была уничтожена. Там побывал отряд красногвардейцев, который не относился к числу регулярных частей Красной армии. Они убили священника, потому что оба его сына были офицерами. Они перебили всю его семью и сбросили их тела в реку под лед. Хватали и всех зажиточных. В Елабуге была очень состоятельная семья Стахеевых, все они были убиты»[11].

Чуть позже, уже в августе 1918 года, В. Молчанову удалось организовать в городе Елабуге нормальную жизнь, освободить из тюрьмы бывших офицеров, а также мобилизованных красноармейцев, которые отказывались воевать. Тогда же были расстреляны пять основных предателей, участвовавших в выдаче жертв карательному отряду Е. Колчина в феврале 1918 года. Сами жители Елабуги представили их И. Молчанову на суд. Особенно отличилась среди них внучка городского книгопечатника Кибардина — она выдала на расстрел своего отца, мать и дедушку. Причем, она не просто доносила, а подробно описывала, что такие-то вот монархисты, они угнетали народ и т. д., то есть она действовала вполне сознательно, явно предвидя уничтожение своих жертв. В. Молчанов назвал ее садисткой. Организованный тут же полевой суд, изучив обстоятельства дела, нашел, что на каждом из доносчиков как минимум убийство не менее 50 человек. Все они были расстреляны[12].

А вот как запомнила события февраля 1918 года ученица Стахеевского епархиального училища А. А. Жуйкова:

«Перед сном нас предупредили, что спать сегодня мы не будем. А в ночь нас из здания выведут. Куда? Нам не сказали, но строго предупредили, чтоб мы шли молча парами, никого ни о чем не расспрашивая. С нами будут классные дамы и другие сопровождающие.

В 12 часов ночи мы вышли из здания. Шли по городу где-то по темным улицам. Кругом пылал пожар, ярко освещены были и баки со спиртом. Навстречу бежали пьяные и с винтовками солдаты. Где-то у дороги увидели голову солдата... было очень жутко...

За несколько дней до ухода из здания нам было известно, что в городе идут расстрелы, которые сопровождались погромами всех магазинов и домов богатых людей. Наш любимый законоучитель священник Дернов тогда же был казнен вместе со своими тремя сыновьями, которым было 13, 15 и 17 лет. А Г. Ф. Стахеева была умерщвлена на электрическом стуле на своей даче»[13].

Официальная советская идеология так интерпретировала события того времени, что они вполне совпадали с воспоминаниями очевидцев. Хронология событий свидетельствовала, что 11 февраля 1918 года сводный отряд Колчина из сарапульских и елабужских красногвардейцев вступил в Елабугу. «Город был объявлен на военном положении. Организатор мятежа протоиерей Дернов и три его сына была арестованы и расстреляны»[14]. Колчин вскоре рапортовал в Сарапул: «В Елабуге все спокойно. Власть в руках революционного штаба». Уже с 15 февраля 1918 года в городе Елабуге началась насильственная мобилизация в Рабоче-крестьянскую Красную армию. Отряд Колчина находился в городе Елабуге до апреля 1918 года и затем был отозван обратно в Сарапул.

С уходом карательного отряда Е. Колчина закончилось самое жестокое и кровавое беззаконие в истории города Елабуги.