Рождественское интервью Святейшего Патриарха Кирилла телеканалу «Россия 1»

— Ваше Святейшество, спасибо Вам за эту ежегодную возможность пообщаться с Вами в канун светлого праздника Рождества Христова.

— Спасибо Вам за возможность встретиться и через Ваши вопросы почувствовать интерес и средств массовой информации. А этот интерес, наверное, отражает в значительной мере и интересы нашей общественности к жизни Церкви, поэтому всегда с большим вниманием и, не скрою, с человеческим удовольствием с Вами встречаюсь.

— Спасибо. Ваше Святейшество, вот уже скоро год, как мы живем в условиях военного конфликта. И я знаю, и все знают, что Русская Церковь все это время неустанно молится о мире. А Федор Михайлович Достоевский однажды сказал: «Долгий мир ожесточает людей. Долгий мир производит апатию, низменность мысли, разврат, притупляет чувства. Социальный перевес во время долгого мира всегда под конец приходит к грубому богатству». Вот означает ли это, по-Вашему, что войны между государствами неизбежны, раз уж мир по Достоевскому так отрицательно влияет на морально-нравственное состояние общества?

— Это, кажется, из «Дневника писателя», если я не ошибаюсь; и мне кажется, это слова не Достоевского, а кого-то другого, потом еще раз посмотрю. Мне кажется, это были не его слова, он вкладывает их в уста кого-то другого, но вообще-то мысль такая, которая присуща не только Достоевскому.

Бывают в жизни человека тяжелейшие моменты, когда нужно переступить через самого себя, чтобы достичь чего-то в профессиональном росте, в образовании, во многих других направлениях. Но вот что самое важное, что я для себя в свое время вынес. На личном опыте могу сказать: нагрузка, которая ложится на плечи, при духовно и психологически правильном восприятии действительно помогает росту. Поэтому трудности даются нам в том числе и для того, чтобы мы становились сильнее, мудрее. А если говорить о жизни общества, государства, — чтобы происходили положительные изменения в жизни и общества, и государства, чтобы народ становился более консолидированным. Если речь идет о трудностях, связанных с опасностью извне, — чтобы люди действительно консолидировались, чтобы больше ценили то, что имеют, чтобы возникало желание защищать то, что имеют, и совершенствовать личную и общественную жизнь.

Поэтому трудности даются нам, может быть, для того, чтобы мы становились сильнее и лучше. Все зависит от того, с какими мыслями, с каким целеполаганием мы встречаем эти трудности и боремся с ними.

— Навстречу своим трудностям «за ленточку», как мы говорим, на линию фронта ушло огромное количество военных священников. Они сейчас там, многие из них погибли, один из них, протоиерей Михаил Васильев, удостоен звания Героя России. Ваше Святейшество, как Вы думаете, насколько вообще сегодня важно присутствие священников Православной Церкви, может быть, других вероисповеданий там, на линии фронта?

— Священник не имеет права брать в руки оружие. Он не может даже сам себя защитить во время военных действий, то есть присутствие священника в Вооруженных силах во время военных действий — это огромный риск. Если взять дореволюционную практику, то полковой священник с крестом в руках начинал атаку. С первыми, кто выходил из окопов, шел навстречу врагу; и священники чаще всего погибали, потому что это вожделенная цель для противника. Сегодня наши священники тоже поднимают дух и укрепляют веру наших воинов в зоне военных действий. Но я хотел бы еще сказать, что священник очень гуманизирует эту тяжелую, радикально-негативную сферу человеческого бытия. Священник в армии — это тот, кто может выслушать, помочь советом, вместе помолиться; тот, кто проводит очень большую работу с родственниками. Потому что чаще всего жены, матери, дети обращаются к духовенству за поддержкой, ведь люди очень переживают за своих родных, близких, за тех, кто может жизнь свою положить.

Поэтому еще и еще раз хочу сказать, что священник не берет в руки оружия. Он продолжает оставаться вожделенной и легкой целью. И мы знаем, что за отцом Михаилом Васильевым следили, и этот удар был нанесен именно для того, чтобы его погубить. Каждый священник, который находится в районе боевых действий, сознает, что он является легкой и вожделенной целью, но никто оттуда не уходит, пока Священноначалие не отзывает, — все остаются верны своей священнической присяге и своему пастырскому долгу.

Я очень ценю труд наших священнослужителей в любой экстремальной ситуации, но особенно там, где присутствие священника имеет очень большое значение для духовного состояния людей — в первую очередь, речь, конечно, о военнослужащих.

— Недавно Президент Российской Федерации одобрил целый ряд предложений, за которые, кстати, и Русская Православная Церковь долгое время выступала. Я имею в виду законопроекты, которые касаются защиты наших традиционных духовных ценностей, и запрет пропаганды гомосексуализма и педофилии. Вот как Вы считаете — с момента, когда эти законы начнут действовать, насколько это поможет дальнейшему нравственному оздоровлению нашего общества?

— Трудно сказать, ведь нравственность — это внутреннее человеческое измерение, и насколько внешние законы могут повлиять на внутреннее состояние человека — это большой вопрос. Мне кажется, на внутреннее состояние человека в первую очередь влияют духовные факторы — воспитание, культура. Но для чего нужны эти законы — государство таким образом определяет свое отношение к подобным явлениям. Они перестают быть, что называется, некой нормой, то есть тем, чем они являются в других обществах. Государство не репрессирует людей, но заявляет о своей нравственной позиции, и вот это чрезвычайно важно. И то, что сегодня Россия, российское государство, российская власть заняли эту позицию, свидетельствует о том, что нравственные вопросы, вопросы духовной жизни людей небезразличны для современной российской власти.

Вот поэтому, конечно, все силы зла бросаются в данном случае не только на Церковь и священников, но и на представителей власти, но, думаю, сообща все мы справимся с этой проблемой.

— Один из наших высокопоставленных чиновников недавно сказал — я процитирую — что раньше многие в России говорили и верили в возможность воплощения заветов Шарля де Голля о построении совместного с европейцами общего пространства от Лиссабона до Владивостока. Теперь всем нам становится понятно, что этот проект не удался. А Вы, выступая в Совете Федерации, сказали, что Россия не самоизолируется, что она не закрывает то самое окно, которое однажды Петр прорубил в Европу, но это окно остается открытым лишь для взаимоуважительного диалога, а не идеологического диктата. Вот скажите, Ваше Святейшество, что нас ждет сейчас в отношениях с Европой? Означает ли, что у нас больше нет общей основы в виде общих христианских ценностей? Ведь они их просто игнорируют, и это мягко сказано.

— Конечно, это проблема Европы, потому что мы сохраняем христианские ценности. И даже в нашем многорелигиозном обществе, где большой процент мусульман, эти ценности сохраняются, потому что они преломляются и в мусульманском учении о Боге, о человеке. Поэтому для нас все сохраняется. Ну, а если это где-то исчезает, тем хуже для тех, из жизни которых все это исчезает. Что значит потерять нравственную шкалу ценностей или, лучше сказать, оценку ценностей с точки зрения нравственности? Это значит потерять духовные ориентиры в жизни. А если ориентиры потеряны, куда человек идет? Нет внутренних ориентиров, человек не владеет этим компасом, он потерян, он идет туда, куда его направляют. И кто направляет? Силы, которые действуют в обществе. А эти силы всегда стремятся к благу? Отнюдь! Значит, человек становится легко манипулируемым, он очень слаб, он действительно теряет свою свободу. А куда все это может привести в случае, если зло будет нарастать в человеческих отношениях?

Мы имеем перед собой апокалиптическую перспективу. А что такое эпоха Апокалипсиса, исчезновения добра из жизни людей? Найду ли веру в людях (см. Лк. 18:8), говорит Господь. Вот полное исчезновение добра, нравственного критерия, вот разрушение ориентиров, которые помогали человечеству восходить от силы к силе, и каждому человеку до сих пор помогают восходить от силы к силе, если все эти ориентиры не разрушены. Другими словами, если так и дальше будет продолжаться, то обществу грозит саморазрушение. И с точки зрения христианской апокалиптики здесь нет никаких особых новостей, все это в Апокалипсисе написано. Что такое Апокалипсис и конец мира? Как может произойти конец мира, при каких условиях? Тогда, когда исчезнет добро, потому что зло нежизнеспособно и апогеем зла является смерть, разрушение. И если зло побеждает в глобальном масштабе, значит, у человечества полностью истрачен всякий потенциал к жизни. Вот это и есть конец света — он не придет откуда-то сверху или снизу, он придет от самого человека и от человеческого общества.

Поэтому наша борьба за нравственные принципы, наша борьба за сохранение веры — это борьба за будущее всего человечества, за жизнь мира, ни много ни мало. Мы боремся за жизнь мира. Мы боремся за то, чтобы человеческая цивилизация оставалась жизнеспособной. И покуда эта работа и эта вера будут сохраняться, будет сохраняться и надежда на будущее. В этом смысле, конечно, совершенно особая роль у нашей страны. Потому что сегодня Россия действительно становится духовно сильной общностью, и чем больше на нас оказывается негативного давления, тем сильнее мы становимся. И я это чувствую как пастырь и, встречаясь с людьми разного положения, разного звания, вижу, что эти трудности нас не ослабляют. И еще раз хочу подчеркнуть: если сохраним все, что имеем, то сохраним себя и Отечество наше.

— Но вот они как-то совершенно не хотят себя сохранить, по всей видимости; более того, идет настоящая подмена понятий добра и зла. Вот, например, недавно, как Вы наверняка знаете, они объявили абсолютным добром идею о том, что дети младшего школьного возраста сами, по своему усмотрению могут определять, то есть менять свой пол. Соответственно им назначат какие-то гормоны, которые потом лишат этих людей возможности иметь в дальнейшем детей. Вот скажите, как Вы думаете, это вообще обратимая тенденция, или они такими становятся раз и навсегда? Когда идет попрание всего святого, когда отвергаются библейские представления о человеке, — это вообще обратимый процесс, или будет хуже, чем сейчас?

— Он не может быть самоообратимым, исходя из того уровня, на который сейчас погрузилось это общество. Когда все ужасы, о которых мы говорим, становятся нормой жизни, трудно себе представить, как само общество сможет выйти из этого кризиса. Только если произойдет нечто.

— Что такое нечто?

— То, что в руках Божиих. Это могут быть катаклизмы. Любые катаклизмы, которые потрясают человеческое сознание, когда люди ищут выход из ситуации, когда отсутствие выхода означает смерть. Перед лицом таких катаклизмов человек может изменить свое мышление и вспомнить о той системе ценностей, которые пришли к нам свыше. Ведь только находясь в этой системе ценностей, человек может оставаться человеком, а человеческое общество может существовать. А полагаться на то, что люди путем некой эволюции придут от зла к добру, — это прекраснодушное и очень далекое от реальности отношение к будущему.

Либо тяжелейшие условия бытия, которые действительно заставят человека о многом подумать, как это произошло во время Великой Отечественной войны в нашей стране. Обращение от атеизма к вере; и вообще, какой сильной вышла страна не только в военном, но и в моральном отношении, какими сильными мы все вышли!

Либо так, либо те, кто живет в этой страшной парадигме, где грех смешивается с добродетелью, где вообще теряется различие между грехом и добродетелью, приведут эту систему к самому печальному концу.

— В минувшем году мы стали свидетелями беспрецедентного давления на православную паству на Украине. Вообще, все что происходит с Церковью на Украине, происходило с Церковью, наверное, только в середине прошлого столетия, и вот сейчас. Кто бы мог подумать: священники подвергаются угрозам, иногда и здоровью, и жизни; на наших глазах идет посягательство на святыни. Вообще, что будет дальше с Православием на Украине, как Вы думаете?

— Православие сохранится. Но для того чтобы сохранить Православие, нужно в этих условиях идти на жертвы. И это не добровольные жертвоприношения, а это просто реакция православных людей на вызов, который перед ними стоит. Либо сохранить веру, либо от нее отказаться. Все те, кто будет сохранять веру, благочестие, верность канонической Церкви, встают, конечно, на путь исповедничества; они уже встали на этот путь. Потому что в центре Европы действительно развязано гадкое гонение на Церковь — под лозунгами демократии, свободы и так далее.

Я верю в силу духа православного украинского народа. Люди очень крепки в своей вере, мужественны, очень эмоциональны. Вот дай Бог, чтобы все эти самые лучшие качества украинского народа помогли стране Украинской преодолеть тот глубокий духовный кризис, в котором страна оказалась. Это не только политический, но и духовный кризис. И все эти призывы демократизировать, вестернизировать страну, конечно, кружат голову тем, кто связывает эти призывы с улучшением материальной жизни людей. Вот живут на Западе богатые хорошо, и если мы по этому пути пойдем, то и мы будем жить хорошо. Но ведь на этом же пути, как мы знаем, стоит вопрос смены полов, критического отношения к религии и многое, что сегодня сопровождает дехристианизацию западного общества. Поэтому не берусь судить о том, насколько это с политической точки зрения правильно или неправильно, это не мой вопрос — я сужу обо всем этом исключительно с точки зрения пастырской. Будут украинцы мириться со сменой полов, будут мириться со всем этим нравственным релятивизмом, который стал частью культуры и политики западного мира? Если они согласны принять все это, они теряют свою идентичность, свою подлинность, перестают быть святой землей. Что же тогда подвиг святых угодников? Киево-Печерская лавра, Почаевская лавра, вся эта монашеская традиция? На самом деле речь идет, несомненно, о борьбе с Православной Церковью, которая всегда являлась и, дай Бог, чтобы и в будущем оставалась великой нравственной и духовной силой украинского народа.

— Наша Русская Церковь много помогала людям во время пандемии, накопила огромный опыт. И как только начались военные действия, Церковь сразу же стала помогать людям — жертвам войны, беженцам. Я вижу, как очень много людей там, как мы говорим, «за ленточкой» развозят посылки солдатам, помогают тем, кто страдает, кто ранен. Как Вы думаете, такое искреннее небезразличие к людям и внутри Церкви, и в нашем светском пространстве может приблизить мир?

— С точки зрения приближения политического мира — трудно сказать. А вот с точки зрения внутреннего оздоровления жизни нашего общества, это, несомненно, очень важные импульсы, которые оказывают влияние на общественное сознание, на сознание молодежи. И то, что сейчас происходит, конечно, не может не трогать и не вызывать чувство благодарности. Я знаю очень многих из этих молодых людей, добровольцев, которые едут туда, в опасные места и жертвенно осуществляют свое служение. Люди растут под тяжестью внешних обстоятельств, если не ломаются под их влиянием. Поэтому, думаю, все, что сейчас происходит, в том числе вовлечение нашей молодежи в дела благотворительности, в оказание помощи в очень сложных условиях на Донбассе, будет действительно содействовать положительному изменению в мировоззрении молодых людей, в их восприятии жизни и в конечном итоге отразится благоприятно на их личной жизни, а значит, должно отразиться благоприятно и на жизни нашего общества.

— Русские и украинцы — один народ, по-Вашему?

— Несомненно. Это один народ, вышедший из Киевской купели Крещения, но уж очень большой народ. От Белого до Черного моря. И эта огромность — она же всегда вызывала страхи, зависть у окружающих, и поэтому со стародавних времен внешние силы работали на то, чтобы этот народ разделить, растащить, а то и столкнуть одну часть с другой.

— Добить…

— И, если посмотреть на историю, так оно и происходило. Но Православная Церковь являлась и является силой, скрепляющей этот народ. Вот почему и были предприняты в свое время радикальные шаги, чтобы ослабить влияние Церкви, и в первую очередь это создание унии. Действительно, уния очень разделила народ Западной и Южной Руси, но мало того, что разделила — привела к кровавым столкновениям. А там, где кровь, там надолго конфликт.

— Действительно, мы сейчас оказались по разные стороны большого противостояния, явно растет ожесточение, а с той стороны культивируется ненависть ко всему русскому. А ведь этот год — это год нашей общей истории, как Вы сказали. Мы один народ, и у нас одна дата — 1035 лет Крещения Руси, которую мы будем отмечать в этом году. Вот как Вы думаете, можем ли мы, хотя бы с опорой на эту дату, рассчитывать на то, что у нас есть какие-то пути преодоления раскола между русскими и украинцами?

— Раскол политический существует. То, что Украина заявила о том, что радикально меняет вектор своего политического и, я бы сказал, исторического развития и что этот новый вектор никак не совпадает с вектором развития России, — вот в чем дело. Здесь пытаются создать некую цивилизационную предпосылку для разделения людей. А вот насколько удастся это разделение довести до самых глубин народной жизни — вопрос сложный, хотя сегодня на Украине предпринимается все для того, чтобы в глазах украинцев Россия действительно стала врагом и чтобы в глазах украинцев русский народ, россияне стали другим народом. От того, насколько успешной будет вся эта деятельность, направленная на создание пропасти между двумя частями одного народа, зависит, конечно, и будущее. Но Церковь должна делать все для того, чтобы ни в коем случае украинцы и россияне не стали врагами.

— Ну, слава Богу, у нас же нет такого культивирования ненависти к украинцам. Мы к ним как относились, так и относимся.

— Никакого культивирования ненависти.

— Мы особо относимся к их руководству…

— Да, руководство мы критикуем, но ведь тоже в политических категориях. Мы не опускаемся ни до каких оскорблений. Мы несогласны с политической позицией руководства, но речи не идет ни о каком культивировании недоброжелательного отношения к Украине и к украинцам, и я как Патриарх всея Руси особенно внимательно к этому отношусь. Для меня это единый народ, единая Церковь. И потому, конечно, и наносятся удары и по Патриарху, и по Русской Православной Церкви, поскольку это фактор единения, причем не политического, а духовного. Точно так, как мы едины с православными людьми, принадлежащими нашей Церкви в Соединенных Штатах Америки, в Великобритании, в Западной Европе, где угодно. Мы одна Церковь, один народ, одна молящаяся община. Но даже этого духовного единства для тех, кто хочет вырыть пропасть между Россией и Украиной, слишком много, поэтому Церковь и подвергается нападкам.

— Но те, кто роет пропасть между Украиной и Россией, они, наверное, никогда не смогут сделать одно — они не смогут отменить юлианский календарь. А этот календарь у русских и украинцев остается общим, слава Богу, и очень скоро мы будем праздновать светлый праздник Рождества Христова вместе, в одно и тоже время. Вот каким должен быть этот праздник? Есть ли в этом празднике место для радости во время скорби?

— Если мы говорим «праздник», мы уже подразумеваем радость. Потому что всякий праздник и становится праздником тогда, когда люди празднуют, а праздновать со скорбью невозможно. Празднование — это светлая эмоция, светлые чувства, и церковные праздники особенным образом влияют на душу человека, на его сознание, создавая особое переживание радости, тихой, молитвенной радости, и эта радость будет одна для всех — и для наших братьев и сестер на Украине, и для всех наших братьев и сестер, которые живут в России, и для всей нашей Церкви.

— Ваше Святейшество, мы поздравляем Вас — все журналисты телеканалов «Россия», «Россия-24», «Россия — Культура», ВГТРК — со светлым праздником Рождества Христова.

— Благодарю Вас сердечно и желаю помощи Божией всем, кто трудится на этих каналах, которые имеют очень большое значение в нашем информационном пространстве и у которых есть возможность оказывать положительное влияние — и эмоциональное, и мировоззренческое — на всех тех, кто вас смотрит и слушает.

— Мы стараемся. Спасибо.

— Всего доброго! Поздравляю Вас с наступающим Рождеством Христовым.

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси