Александр Журавский: «Это был один из самых счастливых периодов моей жизни...»

— Александр Владимирович, расскажите, пожалуйста, как все начиналось?

— Когда в 1996 году я пришел к епископу Казанскому и Татарстанскому Анастасию с идеей воссоздания духовного образования в Казани, мало кто верил в возможность возрождения в крае духовной школы. Отношение большей части казанской церковной общественности было скептическим. Здание прежней духовной академии было занято больницей, духовной семинарии — геологическим факультетом университета. Но ключевой проблемой, как всегда, являлись кадры. Людей с богословским образованием в Казани было немного. Собственно, могу их всех перечислить. Это покойный протоиерей Игорь Цветков, интеллектуал, богослов и мыслитель, знаток многих европейских языков, очень глубокий и умный человек, который меня, в общем-то, и привел в Церковь. Впервые именно от него я услышал о выдающемся философе В. И. Несмелове. Неоценим его вклад и в становление богословско-философского направления духовной семинарии. Так, например, протоиерей Сергий Шкуро, который сегодня продолжает философское направление, является его учеником. Также богословское образование имели протоиерей Павел Павлов, замечательный и образованный кряшенский священник, занимающийся многие годы просветительской, издательской и переводческой деятельностью среди казанских кряшен, протоиереи Виталий и Николай Тимофеевы, протоиерей Иоанн Барсуков и протоиерей Владимир Мухин. Таким образом, людей, имевших академическое или хотя бы семинарское образование, было не так уж много. Причем, в силу разных причин, не все могли преподавать. Всем казалось, что нет кадрового потенциала для формирования профессорско-педагогической корпорации, необходимой для возрождения духовной школы в Казани.

Кроме того, традиция преподавания богословских дисциплин после закрытия в 1921 году Казанской духовной академии была утрачена. Даже в действовавших высших духовных школах России образование, в значительной степени искусственным образом, оказалось законсервировано. Методики преподавания большинства дисциплин базировались на традициях конца XIX — начала XX века и во многом не учитывали тех достижений и открытий, что были сделаны за последнее столетие, в том числе и православными историками, учеными и богословами в области патрологии, общецерковной истории, библеистики, библейской археологии. Большинство дисциплин в духовных семинариях и академиях преподавались по сильно устаревшим учебным пособиям.

Тем не менее, используя учебные планы Московской духовной семинарии и Православного Свято-Тихоновского богословского института, удалось сформировать учебный план нового образовательного учреждения. Изначально преподавание светских гуманитарных дисциплин было обеспечено преподавателями высокого уровня — это были прекрасные педагоги и ученые из университетов и вузов Казани.

Помогала мне в поиске педагогов Наталья Анатольевна Асяева, которая стала главным библиотекарем семинарской библиотеки, а также иерей Роман Модин, ставший первым инспектором училища, а затем и семинарии. Как человек с несколькими гуманитарными образованиями, он знал многих университетских профессоров. Я встречался с ними, просил и убеждал прийти преподавать в духовное училище. Так, к нам пришел известный университетский профессор, доктор исторических наук Игорь Петрович Ермолаев, преподававший отечественную историю, доктор филологических наук Олег Феофанович Жолобов, преподававший церковнославянский язык, доктор философских наук Эмилия Анваровна Тайсина, блестяще преподававшая логику, занимавшаяся гносеологией и семиотикой и поражавшая остротой своего совсем неженского ума, историк философии, доктор философских наук, профессор Владимир Игнатьевич Курашов. Позже — историки Анатолий Михайлович Елдашев и ныне покойный Евгений Васильевич Липаков, которого я знал давно. В качестве преподавателей иностранных языков были приглашены также преподаватели с учеными степенями. В общем, удалось изначально сформировать такой научнопедагогической состав духовного училища, а затем и семинарии, что по удельному весу педагогов с учеными степенями мы обогнали практически все духовно-учебные заведения страны, включая духовные академии.

Проблем, конечно, было много — от логистических и финансовых (преподавателей нужно было привезти и увезти, обеспечить оплату, не меньшую, чем в университете) до учебно-методических (необходимо было методически верно выстроить учебный процесс, сформировать учебные планы и программы, лицензировать, а затем и заняться аккредитацией учебного заведения в Министерстве образования). Справедливо будет сказать, что мы все учились вместе с семинаристами. Светские педагоги воцерковлялись, духовенство благодаря общению с профессорами преодолевало почти сословную замкнутость, а мы с отцом Романом учились науке управлять, правильному общению с коллегами по семинарской корпорации и с семинаристами, многие из которых были всего на несколько лет младше нас, поскольку поступили после вузов. При всем этом необходимо было сформировать правильную атмосферу нового духовно-учебного заведения — атмосферу духовного служения. И поначалу все было именно так...

— Можно сказать, что семинария возродилась не благодаря, а вопреки?

— Думаю, семинария должна была возродиться в любом случае. Казань — это крупный университетский город с большими университетскими педагогическими традициями. Имелись почти все условия, чтобы здесь была восстановлена духовная школа. Нужно было только сложить воедино все кирпичики, и не так важно, в чьи руки и в чьи сердца вложил Господь эту замечательную миссию.

В первый год было восстановлено духовное училище, а уже на следующий год оно было преобразовано в духовную семинарию по итогам доклада представительной комиссии Учебного комитета Русской Православной Церкви во главе с протоиереем Владиславом Цыпиным, известным церковным историком. Помню, как изучив планы, побеседовав со студентами, посетив занятия казанской профессуры и протоиерея Игоря Цветкова, походив по нашей библиотеке, отец Владислав развел руками и сказали: «Ну что ж, Александр Владимирович, Казань готова стать семинарией». В Учебном комитете потом шутили, что при таком темпе развития на третий год в Казани будет возрождена академия.

— Чем жило училище, а затем семинария в первые годы своего существования?

— Это было время удивительного духовного подъема. Первые наборы воспитанников, подготовка лекционных курсов ранее не преподававшихся нами дисциплин. Интенсивное общение и обмен опытом с преподавателями, ректорами и проректорами других духовных училищ и семинарий. Стремление заимствовать лучшее из системы преподавания Свято-Тихоновского богословского института. К моменту создания духовного училища в Казанском епархиальном управлении, которое находилось по соседству, были складированы десятки тысяч книг и церковных журналов, переданных из библиотеки Казанского университета.

В 1990-е годы многое передавалось Церкви. Были переданы и несколько больших дублетных книжно-журнальных фондов, до революции являвшихся частью фондов академической и семинарской библиотек. Был передан также ряд уникальных изданий с автографами выдающихся церковных ученых, богословов, архипастырей и пастырей Русской Православной Церкви. Книги лежали неразобранными несколько лет. Одна из первых задач училища состояла в систематизации, описании и каталогизации этих фондов.

Во главе этого процесса стояла Наталья Анатольевна Ася-ева, которая, работая прежде в университетской библиотеке, занималась передачей епархии этих книг и журналов. Мы определились, кто из студентов получит библиотечное послушание (среди таковых были Николай Дьяков, Павел Евграфов, Виталий Сидоренко), далее в качестве курсовых работ я поручил способным к систематической деятельности студентам готовить указатели по тем церковно-научным журналам, которые не имели печатных указателей до революции. Кроме того, пришлось системно заниматься пополнением библиотеки современной церковной учебной и научной литературой, методическими и справочными пособиями по всем учебным дисциплинам. Библиотека стала тем центром, вокруг которого и начала формироваться педагогическая и научная активность новой духовной школы. Возобновились церковно-научные и богословские конференции. Был возрожден «Православный собеседник» — так до революции именовался журнал Казанской духовной академии. Первый номер стал в некотором роде манифестом наших планов, в нем, пытаясь представить многообразие возможностей научного потенциала, мы разместили статьи по самым разным церковным и светским дисциплинам. Работали над журналом кропотливо и с энтузиазмом, даже дизайн обложки первого выпуска во многом повторял облик дореволюционных изданий.

— Какая была мотивация у абитуриентов тех лет?

— В семинарию приходили разные люди. Кто-то был из церковной семьи, кто-то из светской, было много неофитов и даже тех, кто каким-то образом был связан с ка-такомбниками. Не все выдерживали испытание семинарской жизнью, некоторые покинули семинарию, столкнувшись с трудными жизненными ситуациями. Мы старались помочь, как могли. Например, один из ребят, поступивших в семинарию, — ныне священник — настолько тяжело переживал разрыв с любимой девушкой, что собирался бросить учебу. Помню, мы с ним ходили по коридорам училища, обсуждали эту ситуацию, и я его убедил не бросать учебу, потому что девушку не вернуть, а осмысленность избранного пути теряется. Несмотря на то, что я был не сильно его старше, он послушался доводов разума, остался в семинарии и еще на студенческой скамье познакомился с замечательной умной девушкой из верующей семьи. Сейчас они счастливы в браке.

Первый набор почти весь состоял из ребят с высшим образованием. Часть педагогов не сильно отличалась по возрасту от воспитанников. Но никакого панибратства в эти годы не было. Вообще, для меня — это один из лучших периодов жизни. Миссия современной духовной школы в нашем понимании заключалась в воспитании не требоисполнителей, а служителей Церкви. Мы готовили ребят, которые сознают свое служение как миссию, как призвание. Причем не обязательно в священном сане. Более того, воссоздание училища и семинарии не являлось самоцелью. Например, мне, как проректору по учебной работе, главная задача виделась в восстановлении утраченной казанской богословской и церковно-научной традиции, формировании кадрового потенциала Церкви.

Студентов мы стремились воспитывать через проектную деятельность. Когда воспитанник понимает, что он занят каким-то важным, новым делом, которым до него никто не занимался, это создает мощную мотивацию и стимул для развития человека. Например, студент Алексей Колчерин был окрылен идеей миссионерского служения, изучения наследия Николая Ивановича Ильминского. Многие ребята работали в городских архивах и библиотеках. Вместе со студентами (среди которых своей серьезностью и основательностью выделялись Виталий Кузьмин и Александр Павлов из второго семинарского набора) мы создавали издательский отдел, осваивали макетирование, полиграфию, новые технологии. Некоторые из студентов стали заниматься сбором исторических и архивных материалов для подготовки канонизации подвижников благочестия и новомучени-ков Казанских. Должен сказать, что особенно на первом этапе воссоздания семинарии владыка Анастасий как ее первый ректор создал все условия, чтобы духовная школа развивалась успешно. И когда мы проводили первые богословские конференции, когда приезжали люди, о которых мы знали по их учебникам и трудам, возникало удивительное общение, подпитывавшее наш энтузиазм. Это был путь, который до нас никто не проходил. Это окрыляло. Мы были первыми, чувствовали себя первопроходцами, и все были увлечены идеей бескорыстного и самоотверженного служения Церкви.

— Можно сказать, что вы были романтиками?

— Да, это было романтическое время, особенно в первые полтора-два года. Даже светские профессора говорили, что переживали какие-то новые, удивительные ощущения, потому что студенты были другие — не такие, как в светских вузах.

С иной мотивацией, без карьерных и корыстных настроений, столь явно отличающих многих современных молодых людей. Ребята поступали сами, по велению сердца. Хотя и были порой разных способностей, но учились все с удовольствием. Это производило большое впечатление на светскую профессуру. Тогда не было традиционного для многих старых духовно-учебных заведений разделения на «пиджачников» и «церковников». Было единство целеполагания. Это удивительное чувство единения воодушевляло всех и задавало динамичный ритм жизни, стремительное развитие семинарии — пусть и на короткий период.

Я прожил в семинарии и с семинарией четыре года. Что это значит? Поскольку я преподавал общецерковную историю, историю Русской Церкви, историю христианства в Казанском крае, нужно было эти лекции написать: их в систематизированном виде не существовало. А то, что из подобных курсов было доступно, представляло собой серьезно устаревшие учебные пособия, основанные преимущественно на дореволюционных публикациях и исследованиях. Поэтому необходимо было перелопатить огромное количество литературы, источников, опубликованных в России и за рубежом в XX веке.

Что такое романтика служения Церкви в духовном учебном заведении? Это когда ты работаешь проректором с 8 до 18 часов, придумываешь вместе с преподавателями и студентами новые исследовательские, издательские проекты, потом приезжаешь домой и готовишься к лекциям следующего дня, которые пишешь ночью. Параллельно пишешь кандидатскую диссертацию по истории Казанской духовной академии, готовишь регулярные выпуски телевизионной передачи «Путь» на ГТРК «Татарстан», посвященной православной культуре, работаешь в архивах и библиотеках над сбором материалов для канонизации Казанских новомучеников...

Это был один из самых счастливых периодов моей жизни. При этом по большей части мы были неофитами. Конечно, я не имею в виду духовенство. Но и я, и большинство светских педагогов, и даже отец Роман, рукоположенный всего за год до открытия духовного училища, — все мы были новоначальными и, как все неофиты, были окрылены идеей миссии, служения, воспитания молодого поколения служителей Церкви.

В этом мы были абсолютно бескорыстны, хотя отчасти и наивны.

— Что Вы думаете про перспективу преобразования семинарии в академию сейчас, спустя двадцать лет после возрождения духовной школы?

— Мне видится одно любопытное совпадение: Казанское духовное училище было воссоздано ровно через двести лет после открытия в Казани духовной академии, изначально основанной, как Вы знаете, в 1797 году. Та «первая» академия просуществовала двадцать лет: с 1797 по 1818 год. Сейчас как раз прошло двадцать лет жизни возрожденной семинарии, поэтому хотелось бы надеяться, что это двадцатилетие, несмотря на взлеты и падения, сопровождавшие семинарию, обернется появлением какого-то нового качества, может быть, и академического статуса — к этому стоит относиться серьезно.

Собственно говоря, формально созданию академии ничего не мешало и двадцать лет назад. Но понимаете в чем дело: все должно созреть, и в первую очередь должны сформироваться свои педагогические кадры. Сейчас, по крайней мере, три выпускника семинарии, которым я когда-то преподавал, входят в руководство семинарии, заведуют кафедрами. Это для казанских духовных школ, кстати, вполне традиционный подход. Лучшие педагоги и ученые Казанской академии начиная с середины XIX века были почти исключительно из числа ее же выпускников.

Только представьте себе, за двадцать с небольшим лет Казанская академия постепенно сформировала основной состав профессорской корпорации из собственных выпускников.

В 1864 году академию окончил выдающийся канонист Илья Степанович Бердников, в 1866-м — богослов, преподаватель догматического богословия Евлампий Андреевич Будрин. Выпускниками 1868 года были специалист по западным вероисповеданиям Николай Яковлевич Беляев, философ и психолог Вениамин Алексеевич Снегирев, библеист Яков Алексеевич Богородский. Академический выпуск 1870 года дал целую плеяду профессоров: специалиста по истории Древней Церкви Федора Афанасьевича Курганова, патролога Дмитрия Васильевича Гусева, будущего первоиерарха Русской Церкви митрополита Антония (Вадковского), библеиста, специалиста по Новому Завету Михаила Ивановича Богословского, востоковеда и этнографа Николая Петровича Остроумова, известного литургиста и специалиста по церковной археологии, изучавшего наследие Афона, Николая Фомича Красносельцева — к сожалению, рано ушедшего.

В 1887 году Казанскую академию окончил самобытный русский философ и богослов, автор одного из «доказательств бытия Божия» Виктор Иванович Несмелов, а также литургист и специалист по церковной археологии Василий Андреевич Нарбеков. Поверьте, даже сегодня, спустя четверть века свободного развития православных духовных школ, ни одна из существующих академий не может сравниться по своему научному и педагогическому уровню с достижениями дореволюционных академий, включая дореволюционную Казанскую духовную академию. Здесь есть над чем задуматься.

— Какой может быть специфика возрожденной академии?

— В специализации Казанской духовной академии неизменно присутствовала тема ориенталистики, изучения восточных языков, ислама, буддизма, языческих культов. Изначально академия имела миссионерскую направленность, она создавалась для нужд христианского просвещения на востоке страны. В академии преподавались языки народов Поволжья, Сибири, Ближнего и Дальнего Востока, на нескольких отделениях — противораскольническом, противомусульманском и противоламаистском — изучались методы ведения полемики с уклонившимися в раскол и последователями нехристианских религий. Конечно, в современных условиях светского государства семинария или академия не может использовать методы ведения полемики, которые практиковались до революции в Российской империи, где господствующей религией было православие, но, безусловно, она может быть востоковедческой, ориентированной на межрелигиозный диалог.

Другое мощное направление, которое традиционно присутствовало в казанских духовных школах, — церковно-историческое.

В 1997 году именно эти две специализации мы желали привить возрождаемой духовной школе. Хотя, конечно, не следует забывать и о других направлениях.

— Что бы Вы хотели пожелать родной для Вас Казанской духовной семинарии со страниц «Православного собеседника» и сайта «Православие в Татарстане»?

— Я хотел бы пожелать оформиться нашей духовной школе в настоящий церковно-научный и педагогический центр всего Поволжья, который готовил бы не только кадры будущих священнослужителей — это может сделать любая семинария, но и кадры научные и преподавательские. Хочется, чтобы Казань по праву заняла подобающее ей место не только спортивной столицы России, но и крупного духовного центра с добрыми академическими традициями. Конечно, сейчас я понимаю, насколько наивными мы были в тот период, ведь в основе воссоздания духовной школы в Казани по сути лежал наш неофитский романтизм. Многого мы не знали, многому учились в процессе создания училища и семинарии, наверное, допускали и какие-то ошибки. С другой стороны, «дорогу осилит идущий». Люди, которые не знают, что это невозможно, с помощью Божией достигают многого.