Мы продолжаем знакомиться с житием священномученика Кирилла, митрополита Казанского. Начало материала читайте здесь.
В престольный праздник Спасо-Преображенского монастыря — в Преображение Господне 6/19 августа 1920 года, сразу по прибытию митрополита Кирилла с богослужения, владыка был арестован в своих покоях в Богородицком монастыре, препровожден в «Набоковку» (дом Набокова, где в те годы располагалась Казанская ЧК), а еще через несколько дней увезен в Москву, где был помещен в Таганскую тюрьму.
Однако очень скоро с митрополитом Кириллом была налажена связь, так что казанские викарии могли по наиболее важным вопросам епархиальной жизни руководствоваться его указаниями. Например, по благословению митрополита Кирилла, 8/21 ноября 1920 года епископы Анатолий и Иоасаф в храмовый праздник Казанской духовной академии (Собор Архистратига Михаила) рукоположили во епископа Чебоксарского доцента Академии архимандрита Афанасия (Малинина), ученого инока, жившего созерцательной жизнью, и блестящего оратора, чрезвычайно почитаемого народом.
Владыка Кирилл и в заключении оставался непререкаемым авторитетом для томящихся в тюремных узах верующих. В Таганской тюрьме, куда он был заключен, находилось еще несколько иерархов, духовенство, известные церковные деятели: митрополит Серафим (Чичагов); архиепископ Филарет (Никольский); епископ Феодор (Поздеевский); епископ Анатолий (Грисюк); епископ Петр (Зверев), годом раньше участвовавший в епископской хиротонии владыки Иоасафа (Удалова); епископ Гурий (Степанов), бывший инспектор Казанской духовной академии, доктор богословия; игумен Иона (Звенигородский); игумен Георгий (Мещевский); бывший обер-прокурор Священного Синода А.П.Самарин; профессор Кузнецов и др. Но старшинство митрополита Кирилла для всех было безусловно.
Князь Сергей Евгеньевич Трубецкой вспоминал о Таганской тюрьме 1921 года:
«К духовенству отношение уголовных было двойственное: одни поносили, другие защищали (я не раз вспоминал евангельских двух разбойников). Тюремная церковь былазакрыта, и в здании ее помещался клуб, но нам как-то полуофициально разрешали церковные службы (скорее их допускали, чем разрешали). Для этого, под охраной добровольных стражников из верующих, нас вели в большую камеру, оборудованную под коммунистическую школу. Архиерейская служба шла под ироническими взглядами Ленина и Троцкого, портреты которых украшали стены. На время службы мы пожелали их снять или завесить, но этого нам не позволили. В этой бедной тюремной обстановке я особенно оценил великолепие службы Митрополита Кирилла: он входил в мантии настоящим «князем Церкви».
Тот, чей жизненный путь хотя бы единожды пересекся с исповеднической стезей владыки Кирилла, уже не мог забыть образ этого удивительного иерарха. Князь Сергей Евгеньевич Трубецкой, старший сын известного русского философа Евгения Николаевича Трубецкого, вспоминая о днях, проведенных возле митрополита Кирилла, хотя бы и в ужасных условиях тюремного содержания, писал:
«С достойной простотой нес он своей крест до конца, подавая пример многим и являясь немым укором тоже для многих... Мне навсегда останется памятным его последнее благословение, когда меня выводили из камеры».
В самом конце 1921 года (24 декабря) владыка Кирилл был досрочно освобожден в связи с очередной амнистией по случаю 4-й годовщины Октябрьской революции. Видимо, власти полагали, что освобождаемый митрополит достаточно «научен» тюремным содержанием, чтобы не оставаться свободным и независимым в управлении Казанской епархией.
Так новый 1922 год совершенно неожиданно ознаменовался для Казанской епархии радостной вестью об освобождении митрополита Кирилла. И вновь начались торжественные богослужения с участием владыки Кирилла. В апреле 1922 года в казанских храмах началось изъятие церковных ценностей в пользу — как тогда декларировалось — «голодающих Поволжья». Однако это было только предлогом к дальнейшему разграблению православных храмов. Реально от продажи за границу церковных ценностей непосредственно на помощь голодающим пошло менее одного процента вырученных средств.
В Казани изъятие церковных ценностей, благодаря взвешенному отношению к нему митрополита Кирилла, прошло относительно спокойно. Владыка сумел отстоять богослужебные предметы от изъятия. Но значительная часть церковных ценностей (позолоченные, серебряные ризы с драгоценными камнями и пр.) была все-таки реквизирована.
При всей дипломатичности, которую митрополит Кирилл проявлял, когда дело касалось судеб людей и Церкви, в принципиальных вопросах владыка всегда высказывался предельно откровенно, а порой даже и резко. Он весьма высоко ставил достоинство и ответственность православного иерарха. Владыке не простят его слов в ответ на предложение председателя комиссии по изъятию церковных ценностей Денисова «помочь» своим авторитетом Советской власти в ограблении казанских церквей:
«За время революции очень много лили грязи на духовенство, а теперь зовете нас к себе на службу. Нет, этого не будет, я лично не хочу исполнять роль полицейского, прокладывающего путь работе комиссии по изъятию ценностей, и за последствия история нас может жестоко осудить. Для нас более славно не участвовать в этом деле, и менее славно — участвовать».
Всего три месяца будет отделять эти слова владыки Кирилла от его очередного ареста,
В мае 1922 года произошел арест Святейшего Патриарха Тихона и инициированный светской властью «живоцерковнический» раскол. В июне того же года волна обновленчества достигла и Казани, куда прибыл живоцерковник Николай Пельц, назвавшийся священником Симбирской епархии. Пельц пытался проникнуть в административно-исполнительную канцелярию митрополита Кирилла под видом ревизора от ВЦУ, но был изгнан владыкой Кириллом с запрещением служения и проповедования в Казани.
Летом 1922 года было получено известие о печатном воззвании от 16 июня, подписанное митрополитом Сергием (Страгородским), архиепископом Евдокимом (Мещерским) и архиепископом Серафимом (Мещеряковым). Это воззвание смутило очень многих, в том числе в Казанской епархии. Последователи церковного «обновления» торжествовали, многие, прежде уверенные в необходимости активного сопротивления ВЦУ, поколебались в своей уверенности. Большинство заняли выжидательную позицию, полагая не признавать ВЦУ как верховный орган церковной власти, но признавать за ним, как за временной структурой, полномочия по созыву Поместного Собора. Митрополит Кирилл был близок именно к этому взгляду на сложившуюся церковно-административную ситуацию. Он считал, что ВЦУ — орган, инициированный светской властью, а следовательно, преследующий политические, а не церковные цели. Посему, дабы не вступать в конфликт с государством, необходимо согласиться с созывом Высшим Церковным Управлением Собора, отправить на него своих представителей, а уже там отстаивать православные позиции, патриаршество и самого Патриарха. Если же этого не удастся, то заявить, что Собор — не православный. Поминовение Патриарха Тихона владыка Кирилл, естественно, не прекращал. 11/24 июля 1922 года в Богоявленском соборе города Казани состоялось собрание под председательством митрополита Кирилла по обсуждению возможности представителям Казанской епархии участвовать в соборе, созываемом ВЦУ в Москве. На собрании была принята позиция митрополита Кирилла. А 2/15 августа последовал арест митрополита Кирилла. Владыка был отвезен на автомобиле за город, там посажен в тюремный вагон и отправлен в Москву, где вновь заключен в тюрьму. Второе пребывание митрополита Кирилла в Казани длилось всего около 7 месяцев, но этого времени было достаточно, чтобы понять, насколько был высок авторитет Казанского митрополита.
Предчувствуя возможность скорого ареста, митрополит Кирилл еще в июне 1922 года издал следующее распоряжение, направленное им в Административно-Исполнительную Канцелярию при Управляющем Казанской епархией:
«На тот случай, если я почему-либо оказался лишенным возможности сам непосредственно руководить церковной жизнью Епархии, Управление Епархиальными делами принимает на себя один из Преосвященных викариев по старшинству хиротонии. За отсутствием по каким-либо причинам возможности у старейшего из викариев вступить в управление Епархией, власть епархиальная переходит к следующему в порядке старшинства Преосвященному. За богослужениями повсеместно в храмах Епархии возносить имя только митрополита, пока он находится в живых. В случае же смерти митрополита, до назначения нового, повсеместно за богослужением возносить имя временно управляющего Преосвященнейшего викария. Кирилл, Митрополит Казанский и Свияжский. 1922 г. Июня 8-21 дня. Казань.»
Митрополит Кирилл указывает на обязательность возношения имени «только митрополита» (причем вне зависимости от его возможности по непосредственному управлению епархией), до тех самых пор, пока митрополит остается в живых. Имя же временно управляющего Казанской епархией должно возноситься только в случае смерти правящего архиерея в период до назначения нового управляющего епархией. Это частично объясняет позицию митрополита Кирилла в отношении поминовения Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, когда Казанский владыка полагал, что прежде всего должно поминаться имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, поминовение же его Заместителя может только допускаться при обязательном поминовении самого Местоблюстителя.
Митрополит Кирилл до января 1923 года томился в тюрьме, а затем был отправлен в ссылку в Усть-Сысольск. В 1924 году Тучков предложил Святейшему Патриарху Тихону вернуть из ссылки многих архиереев с тем, чтобы вновь учредить Синод (возможно, в прежнем составе) при условии, что в него будет входить Красницкий, один из самых одиозных деятелей обновленчества. Св. Патриарх на настойчивые требования ответа сказал, что ему необходимо прежде всего посоветоваться с членами прежнего Синода, находившимися в ссылке. Если они не будут возражать, то и он, Патриарх, возражать не будет. Тогда из ссылок стали прибывать архиереи, среди которых был и митрополит Кирилл. Казанскому владыке было предписано явиться в Москве к Тучкову, никуда не заезжая. Однако митрополит Кирилл первым делом отправился к Патриарху, который был уже готов подписать указ о включении Красницкого в состав Синода. На вопрос — зачем Святейший это делает, владыка услышал ответ: «Я болею сердцем, что столько архипастырей в тюрьмах, а мне обещают освободить их, если я приму Красницкого». На это владыка Кирилл сказал:
«Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны на тюрьмы...»
Святейший вычеркнул фамилию Красницкого из подписанной бумаги и просил митрополита Кирилла, отправлявшегося к Тучкову, передать эту бумагу. Когда владыка Кирилл явился к Тучкову и разговор зашел о Красницком, владыку стали упрекать, что он не слушает Святейшего, который желает принять Красницкого. «Не понимаю,— сказал владыка Кирилл, — год тому назад на этом самом месте вы меня обвиняли в чрезмерном повиновении Патриарху, а теперь требуете обратного». И владыка показал бумагу Святейшего. Тучков, узнав, что митрополит Кирилл повлиял на ход дела в нежелательном для ГПУ направлении, тут же устроил новую ссылку только что освобожденному митрополиту, выбравшему между видимостью свободы и чистой христианской совестью — последнюю.
25 марта/7 апреля 1924 года в 11 часов 45 минут ночи Святейший Патриарх Тихон мирно почил в Бозе. Сонмом архипастырей и пастырей при небывало громадном стечении мирян почивший Святейший Патриарх торжественно был погребен в Донском монастыре 30 марта/2 апреля в храме в честь Донской иконы Божией Матери. Святейший Тихон оставил завещание, которое гласило:
«В случае Нашей кончины Наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, предоставляем временно Высокопреосвященному митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященному митрополиту Агафангелу. Если же и сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому».
Владыка Кирилл в момент кончины Святейшего Патриарха Тихона находился в ссылке и не мог прибыть в Москву. Поэтому собор из 61 епископа Русской Церкви, ознакомившись с Патриаршим завещанием и убедившись, что «ни митрополит Кирилл, ни митрополит Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, Мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосвященный Митрополит Петр не может уклониться отданного ему послушания и во исполнение воли почившего ПАТРИАРХА должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя».
Митрополит Петр, вступив в права Местоблюстителя, продолжил твердую в вопросах веры позицию противления обновленчеству, украинским самовятам и прочим расколам. Лояльность по отношению к государству, которую декларировал Местоблюститель, была лишена роняющих достоинство Церкви заявлений об идеологической близости с ней или о том, что Церковь пользуется в Советском государстве свободой. Несмотря на то, что власти ожидали от митрополита Петра компромисса с обновленцами, Патриарший Местоблюститель своим посланием от 15(28) июля 1925 года резко отклонил всякую возможность переговоров с обновленчеством.
Митрополит Петр не оставался равнодушен к судьбе православного духовенства. Известно, что епископу Парфению (Брянских), возглавлявшему — после ареста владыки Феодора (Поздеевского) — братию Даниловского монастыря, митрополит Петр передавал деньги для передачи их томящемуся в заключении духовенству. Патриарший Местоблюститель и сам отправлял деньги находившимся в ссылках митрополиту Кириллу (Смирнову), архиепископу Никандру (Феноменову), секретарю Патриарха Тихона Петру Гурьеву и др.; благословил приходские причты жертвовать в пользу заключенных священнослужителей.
Непреклонная и твердая позиция митрополита Петра в переговорах со светской властью заставила ГПУ предпринять меры к изоляции Местоблюстителя Патриаршего Престола от внешнего мира и от православного епископата. 9 декабря 1925 года, через неполные восемь месяцев управления Русской Православной Церковью, митрополит Петр был арестован, успев накануне оставить два завещательных документа. Первый из них, датированный 22 ноября (5 декабря) 1925 года, утверждал, что в случае кончины митрополита Петра права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя переходили, согласно завещению Св.Патриарха Тихона, митрополиту Кириллу или митрополиту Агафангелу.
Но уже на следующий день митрополит Петр пишет другой документ, сознавая, что вполне может создаться ситуация, когда он будет не физически уничтожен, а изолирован от внешнего мира, отстранен от возможности управления Церковью.
Этим вторым документом не отменяется первый, а только дополняется. Митрополит Петр стремится предусмотреть все возможные последствия своего неизбежного ареста, понимая, что митрополиты Кирилл и Агафангел уже отстранены от возможности управления Церковью, а потому для временного управления в его, митрополита Петра, отсутствие, назначает трех кандидатов.
Отсутствие сведений о судьбе арестованного митрополита Петра, о его местопребывании и здоровье стали порождать опасения за саму жизнь его. Аресты и ссылки епископов, прямая угроза митрополиту Сергию, ввиду его нежелания идти в то время на унижающие церковное достоинство компромиссы со светской властью, отсутствие на свободе надежных и испытанных епископов, которым бы митрополит Сергий мог передать управление Церковью в случае своего ареста, неопределенность положения в случае смерти митрополита Петра, с каковою должны были бы прекратиться полномочия и митрополита Сергия — все это вынудило некоторых иерархов поднять вопрос о своевременности и целесообразности решительного пересмотра вопроса об управлении Православной Церковью, дабы обеспечить ее законным и отвечающим своему назначению руководством, даже и в том случае, если бы «внезапно» умер митрополит Петр.
Осенью 1926 года, по мысли группы епископов, близких митрополиту Сергию (среди инициаторов назывались архиепископ Иларион (Троицкий), на самом деле к этому не причастный, и епископ Павлин (Крошечкин)) наиболее целесообразное решение вопроса об управлении Православной Церковью следовало видеть в немедленном же избрании нового Патриарха, если не на всеобщем Соборе духовенства и мирян, то на Соборе епископов, а ввиду невозможности его созыва — путем опроса и собирания мнений большинства православных епископов.
Трудность задуманного предприятия заключалась в том, что, во-первых, необходимо было посетить православных епископов, томившихся в ссылках и тюрьмах, разбросанных по всей территории СССР (от Сибири и Казахстана до Коми-Зырянской области). Во-вторых, собирая подписи заключенных и ссыльных иерархов, следовало осуществлять это конспиративно и в кратчайшие сроки.
Инициатором проведения осенью 1926 года тайных выборов Патриарха являлся епископ Павлин (Крошечкин), викарий Курской епархии. Он предложил митрополиту Сергию обратиться к православной иерархии с предложением путем опроса (через сбор письменных мнений) избрать первоиерарха с титулом Патриарха, причем в качестве наиболее подходящей кандидатуры епископ Павлин указывал на кандидатуру митрополита Казанского Кирилла. Но митрополит Сергий на предложение это отвечал неопределенно и уклончиво, заявив, что «сам он этого дела начать не сможет, и что непременным условием начала его является обращение к нему (митрополиту Сергию) епископов». Предъявленное же епископом Павлином обращение (на имя митрополита Сергия), подписанное архиепископом Корнилием (Соболевым), епископом Павлином и епископом Афанасием (Сахаровым), было признано митрополитом Сергием недостаточным. «Для моего обращения к иерархии по этому поводу, — заявил Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, — необходимо иметь более половины подписей под документом, примерно до 20-30». После беседы с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя епископ Павлин составляет текст обращения к митрополиту Сергию; с этим обращением епископ Павлин начинает объезжать епископов.
После сбора необходимого количества подписей (подписавшихся было 24 или 25 человек), епископ Павлин приезжает в Нижний Новгород к митрополиту Сергию, который уже возвратился из Москвы после переговоров с правительством о легализации церковного центра. Одновременно епископ Павлин вместе с представлением документа, снабженного подписями, сообщает митрополиту Сергию о том, что находящиеся в Соловках епископы согласны, как с необходимостью выборов Патриарха, так и с осуществлением этих выборов путем подачи мнений епископами. Поначалу митрополит Сергий высказал свои сомнения в целесообразности столь спешных выборов, особенно имея ввиду возможный успех начатых им переговоров о регистрации церковных управлений. Он полагал, что инициаторы этих выборов могут «возбудить недовольство гражданской власти». Епископ Павлин, в свою очередь, уверял, что «контрреволюции здесь нет, а есть частное церковное дело». В конце концов митрополит Сергий согласился написать обращение к иерархам. Это обращение, снабженное печатью и подписью митрополита Сергия было изъято при обыске у епископа Павлина. В этом обращении митрополита Сергия содержался призыв подать свой голос за митрополита Кирилла, как за основного кандидата в Патриархи.
Заместитель Патриаршего Местоблюстителя в эту встречу с епископом Павлином «поставил непременным условием получить отзыв митрополита Петра Крутицкого». Однако, можно почти с полной уверенностью утверждать, что до декабря 1926 года (времени ареста инициаторов и основных участников выборов) томящийся в тюремном заключении митрополит Петр извещен не был. Впрочем, и времени на его извещение у инициаторов выборов не оставалось.
С полученным от митрополита Сергия обращением епископ Павлин стал объезжать епископов, собирая их решения, кои запечатавались в пакеты самими иерархами. В этом деле владыке Павлину помогали игумен Таврион (Батозский) и двое мирян — Иван Алексеевич Кувшинов и его сын Иван Иванович Кувшинов.
Всего было собрано 20 запечатанных пакетов. Таким образом, проголосовавших так или иначе (подписями под обращением к митрополиту Сергию о выборах митрополита Кирилла или запечатаннами пакетами) за митрополита Кирилла стало 55 человек. С учетом голосов соловецких узников число высказавшихся за кандидатуру митрополита Кирилла доходило до 69 или 72.
8 декабря 1926 года епископ Павлин был арестован, после этого были арестованы и другие участники предпринятой попытки тайных выборов, среди них и митрополит Сергий. В апреле 1927 года главные участники предпринятой попытки тайных выборов митрополит Сергий и епископ Павлин (Крошечкин) были освобождены, в то время как другие участники были направлены в ссылки. Это насторожило многих иерархов. Но митрополит Сергий и епископ Павлин утверждали, что все бумаги, связанные с выборами, не попали в руки властей. Дело о «тайных выборах» Патриарха затронуло и судьбу самого митрополита Кирилла. Владыка Кирилл был арестован еще в конце 1926 года в городе Котельниче Вятской губернии. В период с января по апрель 1927 года митрополит Кирилл находился в заключении в вятской тюрьме. Дело, инкриминируемое ему, было напрямую связано с попыткой митрополита Сергия и его окружения провести выборы Патриарха. 23 марта 1927 года митрополит Кирилл был осужден ОСО при Коллегии ОГПУ СССР по ст.58-10 на 3 года ссылки. Так, владыка Кирилл вновь оказался в ссылке, теперь уже в Туруханском крае.
Уверенность в том, что выборы происходили не без участия (или — по меньшей мере — не без заинтересованности) ГПУ, в обход митрополита Петра и без согласия митрополита Кирилла, заставляли православных епископов относиться с осторожностью к результатам выборов и не ссылаться на них, даже после опубликования «Декларации» 1927 года, когда, казалось бы, у наиболее «непримиримых» имелась возможность напомнить митрополиту Сергию о «волеизъявлении» значительной части епископата. Ни разу не аппелировал к результатам этих выборов и владыка Кирилл. Сомнительной для многих оставалась и форма подобных выборов, осуществлявшихся без созыва Собора и голосованием одних только епископов.
Конечно, арест и новая ссылка митрополита Кирилла были, с точки зрения ГПУ, не лучшим выходом из создавшейся ситуации. Гораздо желательнее было бы согласие известного и уважаемого иерарха сотрудничать с властью, что, конечно, предполагало не одну только лояльность. В этом случае могла бы, видимо, последовать и инициированная властью легализация выборов митрополита Кирилла. Поэтому весной 1927 года, когда митрополит Сергий (Страгородский) еще находился в заключении, к митрополиту Кириллу в вятскую тюрьму явился начальник Секретного отдела ОГПУ Тучков и предложил владыке, как одному из наиболее авторитетных среди духовенства и мирян иерарху, возглавить Российскую Церковь. Тучков выразил надежду, что судьба заключенного владыки скоро изменится и что он, Тучков, нисколько не сомневается, что разговаривает с будущим Патриархом. Заговорил чекист и о «легализации» Церкви.
— Только, если надо будет удалить кого-нибудь из архиереев, вы нам поможете, — поставил условием Тучков.
— Если он будет виноват в церковном преступлении — удалю, — спокойно отвечал владыка Кирилл.
— А если он будет виноват перед советской властью?
— Я скажу: «Брат, я ничего не имею против тебя, но власти требуют тебя удалить, и я вынужден это сделать».
— Нет, не так, — нетерпеливо поправил Тучков, — Вы должны сделать вид, что делаете это сами, и найти соответствующее обвинение.
— Евгений Александрович, вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь, — с достоинством отвечал митрополит Кирилл.
После этого достойного ответа владыка Кирилл был осужден ОСО при Коллегии ОГПУ СССР по все той же ст.58-10 к 3 годам ссылки.
Вскоре из заключения вышел митрополит Сергий и подписал Декларацию 1927 года.
С апреля 1927 года по весну 1929 года митрополит Кирилл находился в ссылке на станции Хантайка Туруханского района Красноярского округа. Именно здесь, в Туруханском крае, митрополита Кирилла застало известие об издании митрополитом Сергием особой декларации. В первые полтора года после опубликования Декларации митрополит Кирилл не высказывает своего к ней отношения. Он не придает этой декларации такого значения, какое придавали ей, например, митрополит Иосиф и его последователи. Но проходит некоторое время, и митрополит Сергий начинает налагать административные прещения на тех, кто отказывается признать содержащееся в Декларации 1927 года согласным с церковно-иерархической совестью. Происходит раскол. Митрополит Сергий запрещает в священнослужение инакомысленных иерархов, тем самым усугубляя создавшееся церковное нестроение.
Митрополиту Кириллу, находящемуся вдали от церковных событий, было трудно разобраться в создавшейся ситуации. Но прошло некоторое время и к митрополиту Кириллу стали обращаться церковные иерархи с вопросами о его позиции. Митрополит Кирилл понимал, что всякое нерасчетливое, невзвешенное слово способно только усугубить обстановку. Нужно было время, чтобы оценить насколько прав митрополит Сергий в своих надеждах на то, что легализация принесет мир и благополучие в церковные дела. Увидев, что надежды митрополита Сергия в значительной мере не оправдались, что значительная часть церковной иерархии признала действия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя несогласными с церковной совестью, митрополит Кирилл постепенно выработал и собственный взгляд на создавшуюся в Русской Церкви ситуацию.
Позиция митрополита Кирилла была не столь резкой, как у митрополита Иосифа, что докажет и его переписка с митрополитом Сергием. Митрополит Кирилл, как мудрый и опытный иерарх, слишком хорошо сознавал практическую невозможность активного влияния на ход церковных дел и, в частности, на позицию митрополита Сергия, и потому выбрал единственное, что было возможно в такой ситуации — не прилепляться к тому, что его совесть считала греховным. Это, полагаем, относилось прежде всего не к тексту Декларации, а к методам, какими насаждение идеологии этой Декларации осуществлялось (создание при Заместителе Местоблюстителя Патриаршего Синода, перемещение епископов, запрещение в служении и удаление от кафедр несогласных с митрополитом Сергием архиереев, отказ перенести возникшие споры на суд митрополита Петра).
Вовсе не Декларация 1927 года явилась тем, что заставило томящегося в ссылке митрополита Кирилла высказать митрополиту Сергию свое несогласие с методами управления последним Русской Церковью. Основными причинами несогласия митрополита Кирилла с митрополитом Сергием были погрешительные с точки зрения митрополита Кирилла методы церковно-административной деятельности митрополита Сергия.
Основополагающей идеей митрополита Кирилла является утверждение, что Заместитель Патриаршего Местоблюстителя «по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его». Митрополита Кирилла беспокоит то, что, по его мнению, митрополит Сергий отважился «на коренное изменение самой системы церковного управления» (имея ввиду учреждение коллегиального органа управления Церковью — Временный Патриарший Синод, учрежденный митрополитом Сергием при себе, как Заместителе Патриаршего Местоблюстителя), что, между прочим, «превышает компетенцию и самого Местоблюстителя» (т.е. митрополита Петра Крутицкого). «До тех пор, пока митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, — утверждает митрополит Кирилл, — ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению». Но, вместе с тем, «такое отношение к митрополиту Сергию и его Синоду, — продолжал владыка Кирилл, — я не понимаю как отделение от руководимой митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью Церкви-православно-догматического учения, но я глубоко скорблю, что среди единомысленных митрополиту Сергию архипастырей в нарушение братской любви уже применяется по отношению к несогласным и обличающим их неправоту кличка отщепенцев-раскольников». Вступаясь за достоинство запрещаемых в служении иерархов, исповедует митрополит Кирилл и свое личное отношение к молитвенному общению с митрополитом Сергием: «Ни от чего святого и подлинно церковного я не отделяюсь; страшусь только приступать и прилепляться к тому, что считаю греховным по самому происхождению, и потому воздерживаюсь от братского общения с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня другого способа обличить согрешающего брата...»
Но при всем этом митрополит Кирилл признает митрополита Сергия Заместителем митрополита Петра, на что указывает и обращение владыки Кирилла к митрополиту Сергию, как к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, права которого, по мнению митрополита Кирилла, действительны до освобождения митрополита Петра или отказа последнего от управления в пользу других указанных Патриархом Тихоном кандидатов в Местоблюстители. Таким образом, как писал митрополит Кирилл: «воздержанием с моей стороны ничуть не утверждается и не заподазривается якобы безблагодатность совершаемых сергианами священнодействий и таинств (да сохранит всех нас Господь от такого помышления), но только подчеркивается нежелание и отказ участвовать в чужих грехах. Посему литургисать с митрополитом Сергием и единомышленными ему архипастырями я не стану, но в случае смертной опасности со спокойной совестью приму елеосвящение и последнее напутствие от священника сергиева поставления или подчиняющегося учрежденному им Синоду».
Митрополит Сергий в своем письме отвечает митрополиту Кириллу, пытаясь объяснить сложность создавшейся церковно-административной ситуации, но доводы Заместителя Патриаршего Местоблюстителя не убеждают митрополита Кирилла. Следующие три письма (два со стороны митрополита Кирилла и одно от митрополита Сергия) не изменили убежденности сторон в собственной правоте.
Таким образом 2 января 1929 года появляется постановление митрополита Сергия, о котором сообщает томящемуся в ссылке митрополиту Кириллу которому оставляется полтора месяца для заявления о восстановлении канонического общения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя и подчинении последнему: «Так как дальнейшее промедление с настоящим делом не безопасно для церковного благочиния и на случай, если это мое обращение к Вам желательного результата иметь не будет, нахожу благовременным теперь же сделать нижеследующее постановление:
1. Преосвященного митрополита Казанского и Свияжского Кирилла предать суду Собора архиереев по обвинению во вступлении в общение с обществом, отделившемся от законного церковного священноначалия и образовавшим раскол, и в поддержке названного раскола своим примером, словом и писаниями (нарушение правил Апостольских 10, 16 и 31 и аналогичных); в демонстративном отказе от принятия Св. Таин в православных храмах (правило Апостольское 8, Антиохийское 2) и в отказе повиноваться законному Заместителю Патриаршего Местоблюстителя и иметь с ним общение (Двукратного 15 и аналогичное).
2. В целях освобождения Преосвященных викариев, клира и мирян Казанской епархии от канонической зависимости от митрополита Кирилла, а равно и в целях ограничения дальнейшей, нарушающей церковный чин деятельности названного митрополита, — уволить его от управления Казанской епархией и на покой с правом священнодействия с разрешения местных епархиальных архиереев.
3. Священнодействие в сослужении с митрополитом Кириллом разрешается для православных священнослужителей лишь под условием поминовения митрополитом Кириллом православного архиерея.
4. Назначить Преосвященному митрополиту Кириллу крайним сроком 15 февраля 1930 г. для выражения им канонического послушания и отказа от общения с раскольниками. Если до означенного числа заявлений указанного содержания от митрополита Кирилла не последует, считать настоящее постановление вступившим в силу с нижеписанного числа».
На это постановление митрополит Кирилл 30 января 1930 года пишет из с. Каргино Енисейского района последнее свое письмо митрополиту Сергию:
«Во имя... правды и достоинства Православной Церкви, исполняя свой архипастырский долг, решился я поднять свой голос, но Вы обратили мое выступление только в предлог для расправы со мною... В этой жизни едва ли дождемся мы с Вами суда Соборного. Да рассудит нас Бог! При временной невозможности общения с Центром Церковной Власти порядок церковной жизни на местах определен известным ноябрьским указом Патриаршего издания. Осведомление же митрополита Петра сейчас о случившемся я возлагаю всецело на Вашу ответственность. Грешный Кирилл, митрополит Казанский и Свияжский»
В Туруханском крае владыка Кирилл отбывал ссылку до 19 августа 1933 года. Потом последовало освобождение, которого владыка ждал давно, но с малой вероятностью которого давно же и смирился. Неожиданно для самого митрополита Кирилла в 1933 году срок его ссылки не был продлен, как это случалось ранее, и владыка выбрал для поселения город Гжатск. 1934 год был последним годом относительной свободы митрополита Кирилла.
Вскоре по прибытию в Гжатск наладилось письменное общение владыки с епископами Афанасием (Сахаровым), Дамаскиным (Цедриком), Парфением (Брянских), Серафимом (Самойловичем). Видимо, от имени этих иерархов или близких к ним лиц последовало предложение митрополиту Кириллу объявить себя Патриаршим Местоблюстителем. Однако митрополит Кирилл не идет на предлагаемый раскол, что и обосновывает в двух своих письмах неизвестным адресатам в январе-феврале 1934 года.
«Только после смерти митрополита Петра, — пишет владыка Кирилл в своем январском письме, — я нахожу для себя не только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное управление Русской Церковью. Дотоле же иерархи, признающие своим Первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми единицами, какие признают их своими архипастырями, а невыгнанные, руководя духовной жизнью своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение».
Сохранение «мерности» в отношении митрополита Петра, хотя и изолированного властями, но остающегося де-юре Местоблюстителем, для владыки Кирилла чрезвычайно важно.
«Быть явочным порядком заместителем митрополита Петра без его о том распоряжения я не могу, но если митрополит Петр добровольно откажется от местоблюстительства, то я в силу завещания Святейшего Патриарха и данного ему мною обещания исполню свой долг и приму тяготу местоблюстительсвта, хотя бы митрополит Петр назначил и другого преемника, ибо у него нет права на такое назначение...».
Объяснение своего понимания завещания Святейшего Патриарха митрополит Кирилл дает в февральском письме неизвестному архиепископу:
«Восприять патриаршие права и обязанности по завещанию могли только три указанных в нем лица, и только персонально этим трем принадлежит право выступать в качестве временного церковного центра до избрания нового Патриарха. Но передавать кому-либо полностью это право по своему выбору они не могут, потому что завещание Патриарха является документом совершенно исключительного происхождения, связанного соборной санкцией только с личностью первого нашего Патриарха. Поэтому со смертью всех троих завещанием указанных кандидатов завещание Святейшего Тихона теряет силу, и церковное управление созидается на основе указа 7(20) ноября 1920 г. Тем же указом необходимо руководствоваться и при временной невозможности сношения с лицом, несущим в силу завещания достоинство церковного центра, что и должно иметь место в переживаемый церковно-исторический момент».
В гжатской ссылке митрополита Кирилла посещают многие его единомышленники. Весной 1934 года владыку посетил епископ Афанасий (Сахаров), из Москвы приезжали: известный профессор Иван Васильевич Попов, миссионер С.В.Касаткин и мн.др.
Власти, конечно, не могли не заметить частых посещений митрополита Кирилла духовенством и мирянами. Стало очевидно, что свободное проживание митрополита Кирилла может привести к еще большему росту авторитета гонимого церковного иерарха, к неуправляемому паломничеству в Гжатск церковников. Был извещен Тучков, и 14 июля 1934 года митрополит Кирилл был арестован.
На допросе митрополит Кирилл инкриминируемое ему участие в «контрреволюционной организации» отрицал, объясняя обращение к нему духовенства и иерархов личным авторитетом, а не административной подчиненностью, каковой и быть не может, поскольку Местоблюстителем является митрополт Петр:
«Я назначен был в завещании Патриарха Тихона первым кандидатом на место Патриаршего Местоблюстителя, и поэтому вероятно в сознании многих церковников за мной мыслилась обязанность давать известные разъяснения, которые у них возникают в связи с курсом в церковной жизни, принятым официальной Церковью. Своего отрицательного отношения к этому курсу я никогда не скрывал и совершенно определенно выразил его в официальных и неофициальных письменных обращениях к митрополиту Сергию... Никого сам к себе не звал и никаких организационных указаний не делал. Не отрицаютого, что я одобрял возможность совершения церковных служб дома, т.е. без регистрации в установленном советским законодательством порядке».
Условия содержания митрополита Кирилла в Бутырском изоляторе были довольно тяжелыми, сказывались и болезни, приобретенные в ссылках и лагерях.
29 июля митрополиту Кириллу было предъявлено обвинение в том, что он, возвратившись по отбытию срока ссылки, «приступил к воссозданию к.-р. организации «Истинно-Православная Церковь», для чего будто бы установил связь с «архиереями: Поздеевским, Сахаровым, Самойловичем, Дамаскиным6 и др. лицами, давая установки на образование подпольных групп церковников». Особое Совещание при НКВД СССР 2 декабря 1934 г. приговорило митрополита Кирилла к 3 годам ссылки в Казахстан. Митрополит Кирилл своей вины не признал.
Прибывший этапом в Казахстан владыка Кирилл был направлен в поселок Яны-Курган, где и проживал до последнего ареста, последовавшего в июне 1937 года.
Неподалеку, в городе Мирзояне, находился в ссылке митрополит Иосиф (Петровых). Владыка Иосиф лично с митрополитом Кириллом знаком не был и видел его единственный раз в жизни в 1909 году. В январе 1937 года митрополит Иосиф направил с приехавшим из Алма-Аты архимандритом Арсением (Кординым) письмо митрополиту Кириллу.
«В своем письме, — говорил впоследствии митрополит Иосиф на допросе, — я свидетельствовал владыке свое глубочайшее почтение, говорил, что преклоняюсь перед его мужественным стоянием в его борьбе за церковные интересы. Это было с моей стороны пробным камнем для выяснения отношения митрополита Кирилла ко мне... От митрополита Кирилла Арсений привез ответ, который вполне удовлетворил меня».
Но общение происходило не только между, например, «иосифлянами» и последователями митрополита Кирилла, но и между ними и митрополитом Арсением (Стадницким), архиепископом Борисом (Шипулиным), иерархами, не порывавшими церковного общения с митрополитом Сергием. 24 июня 1937 года митрополит Кирилл и еще 13 человек (среди них митрополит Иосиф (Петровых) и епископ Евгений (Кобранов) были арестованы.
Тюремное существование для расстроенного многолетним пребыванием в ссылках и тюрьмах здоровья митрополита Кирилла было чрезвычайно тяжело. Но опыт семнадцатилетних лагерных скитаний и упование на помощь Божию, укрепляющую немощь человеческую, придавали и в этих условиях владыке-митрополиту уверенность в то, что не оставит его Господь и в это последнее земное испытание.
Условия содержания заключенных в чимкентской тюрьме были невыносимы. Тюремная стража, выполняя поручение следователей, не давала заключенным спать, пытаясь довести арестованных до крайнего изнеможения, еда была несносной, вода пахла гнилью. Этими условиями заключенные
Видимо, следователь принял фамилия владыки Дамаскина — Цедрик — за монашеское имя, а имя — Дамаскин — за фамилию. подготавливались к допросу. Известно, что некоторые уже на этом этапе сдавались, и подписывали любые «признания», лишь бы поскорее быть осужденным и через то избежать ужасных условий содержания в тюрьме.
Два месяца пройдет с момента ареста до того дня, когда митрополит Кирилл будет вызван на допрос. Главной целью допроса было, конечно же, добиться признания православного иерарха в создании и возглавлении им контрреволюционного центра церковников. Для усиления морального давления на митрополита Кирилла ему были предъявлены фальсифицированные показания митрополита Иосифа, где он «становится на правдивый путь» и якобы признается в контрреволюционной деятельности. Но 74-летнего митрополита Кирилла трудно было обмануть подобными «признаниями», за 17-летнюю свою тюремно-ссыльную жизнь владыка Кирилл слишком хорошо узнал цену таким провокациям. И перед следователями предстал иерарх, который как будто бы осознавал, что каждое его слово будет словом для истории. Митрополит Кирилл мужественно и достойно держался и на этом, последнем в своей земной жизни допросе, отметая все обвинения в контрреволюционной деятельности.
Остается только удивляться какой мудростью и каким мужеством нужно было обладать, чтобы не смалодушествовать на допросах, не оставить ни одного слова, которое могло бы быть вменено в вину будущими поколениями. Через всю свою жизнь пронес митрополит Кирилл высокое представление о иерархическом достоинстве и этому представлению был верен.
Заседание Тройки УНКВД по Южно-Казахстанской Области от 19 ноября 1937 года вынесло свое обвинительное заключение: «СМИРНОВ Константин (Кирилл) Илларионович, рождения 1863 г., адмссыльный, бывший митрополит, неоднократно судимый за к.-р. деятельность, находящийся в ссылке 19 лет. Обвиняется в том, что являлся руководителем Всесоюзной к,-р. повстанческой организации церковников, в задачу которой было поставлено свержение Советской власти, установление монархического строя, восстание патриаршества с главенствующей ролью над государственной властью в управлении страной. Являясь первым и единственным заместителем быв. Патриарха ТИХОНА, к.-р. организацией был намечен в будущие патриархи русской церкви. Для достижения поставленной цели СМИРНОВЫМ был достигнут блок с главарями так называемых религиозных течений Иосифом ПЕТРОВЫХ и Ф. ПОЗДЕЕВСКИМ на общей платформе прекращения разногласий и вражды между духовенством, развертывания активной к.-р. деятельности и борьбы с Советской властью». На это обвинение последовало постановление Тройки: «СМИРНОВА Константина (Кирилла) Илларионовича РАССТРЕЛЯТЬ. Личное имущество конфисковать».
Подобные же постановления о расстреле были вынесены заседанием Тройки УНКВД и в отношении митрополита Иосифа и епископа Евгения. В ночь с 20 на 21 ноября приговор в отношении этих иерархов был приведен в исполнение.
В 1989 года начался процесс «реабилитации» духовенства, репрессированного в годы Советской власти. 7 мая 1989 года был «реабилитирован» и митрополит Казанский Кирилл. Такие же «Заключения о реабилитации» последовали и в отношении двух других расстрелянных с митрополитом Кириллом архиереев.
Почитание митрополита Кирилла чрезвычайно высоко как в России, так и среди русской диаспоры за рубежом. Непререкаемый авторитет этого архипастыря, его достойное миссионерское и архипастырское служение Русской Православной Церкви, смелое исповедничество и самая мученическая смерть поставили имя владыки Кирилла в ряд с другими новомучениками и исповедниками Российскими, наследниками заветов Святейшего Патриарха Тихона, который как и св.Иоанн Кронштадтский, особо отмечал владыку Кирилла, прозорливо угадывая в нем столпа веры и поборника православия, славу и гордость Церкви Российской.
