Иеромонах Роман (Модин): «Мы мечтали о том, чтобы Христос был везде»

— Отец Роман, о чем Вам мечталось в первые годы возрождения духовной школы?

— В эпоху 1990-х годов, которую мы называем церковным ренессансом, многие церковные учреждения, в том числе и образовательные, которые были либо полностью уничтожены, либо находились в подавленном состоянии под гнетом коммунистической власти, стали возобновляться. Это было время духовного романтизма, который охватил тогда весьма многих, и мы, будучи довольно молодыми людьми, не были исключением и мечтали о том, чтобы возродить не только литургическую жизнь, но и всю ту полноту инфраструктуры, которая так щедро была представлена в Церкви до большевистского переворота. Главным образом, хотелось возобновить традицию духовного образования. Тогда никто совершенно не представлял, как это возможно, поскольку эта традиция была прервана, как и традиции социального служения, взаимодействия с многочисленными общественными институтами. Все это пространство церковной жизни и жизни окружающей мыслилось нами громадным миссионерским пространством, куда должен был вступить Христос. Мы мечтали о том, чтобы Христос был везде.

Для того чтобы правильно выстроить методологию миссионерской деятельности, необходимо было возродить церковные образовательные институты. На тот момент в России было еще не так много духовных учебных заведений, а в Поволжье духовные школы делали только первые шаги.

— С чего началось возрождение семинарии?

— Все возникло немного спонтанно. По-видимому, нашему поколению была дарована особая пассионарность, Господь вложил в наши сердца мысль о том, что Казанская духовная школа, славная своими традициями и опытом, непременно должна быть восстановлена. Совершенно никто не знал, как и где это возможно осуществить в Казани, потому как материальная база семинарии и академии была уничтожена много лет назад. Однако именно с этой идеей летом 1997 года ко мне подошел Александр Владимирович Журавский, который занимает сейчас пост заместителя министра культуры Российской Федерации, и мы вместе активно стали ее обсуждать, а потом пришли со своими мыслями к владыке Анастасию. Я хорошо помню реакцию архипастыря, которому сама идея очень понравилась, однако он так же, как и мы, был в полном недоумении. С чего начинать? Откуда брать ресурсы? Где можно набрать педагогический коллектив? Как начать учебный процесс? К счастью, в ту пору и у меня, и у Александра Владимировича уже был опыт учебы в светских вузах, мы оба учились на богословском факультете Православного Свято-Тихоновского богословского института.

Наверное, именно там зародились предпосылки построения будущей семинарской модели в Казани. Именно ПСТБИ стал тогда примером построения модели новой академической богословской школы в реалиях новейшей России. Эта школа стала площадкой, где могло воспроизводиться духовное образование, где был нормальный академический цикл, а с другой стороны, была предпринята попытка создать новую по стилистике и научной методологии богословскую школу. В Москве этот опыт удался, и мы, учась в этой школе, общаясь с педагогами, в хорошем смысле слова были заражены этой атмосферой созидания и оптимизма. Нам представлялось, что и в Казани можно создать нечто подобное.

Мы видели, как формируются первые факультеты, пишутся первые учебники, возникают первые методики преподавания научно осмысленных богословских дисциплин. С самого начала ПСТБИ взял на вооружение модель диалога со светской наукой, была четкая установка на аккредитацию, на соответствие требованиям и качеству самых высоких академических стандартов. Однако, если бы не было тогда благословляющего слова владыки Анастасия, не было его живого участия, то возрождения духовной школы тогда бы не произошло.

Было и много знаменательных событий, которые мы воспринимали как символы процесса возрождения. Например, владыка рассказывал нам, что, когда он был на Поместном Соборе 1990 года, многие архиереи дали обет, что по приезде в свои епархии они построят храм в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского, прославленного на этом Соборе. Таким образом, в Казани, возле епархиального управления, был заложен небольшой храм в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского, при храме было построено небольшое двухэтажное здание, в котором и начала свое бытие наша духовная школа. Однако владыка поставил нам условие: поскольку кадров катастрофически не хватало, мы должны были взять на себя ответственность за все. Мы тогда были молоды и совершенно не понимали, что значит взять на себя ответственность за все, поэтому, как ни странно, у нас не было никакого страха и мы с радостью согласились. Так Александр Владимирович стал проректором по учебной работе, а я по воспитательной.

Александр Журавский: «Это был один из самых счастливых периодов моей жизни...»

— Как строился воспитательный процесс в первые годы?

— Процесс образования в духовной школе никогда не был дифференцирован от процесса воспитания, эти процессы всегда осознавались нами как идущие параллельно. Атмосфера в школе была творческой, мы не требовали от студентов какой-то жесткой духовно-нравственной жизненной модели, да и сама школа по своему типу походила скорее на традиционный европейский колледж. Для той эпохи эта система подходила как нельзя лучше, поскольку к нам поступали взрослые, зрелые личности.

Их не нужно было учить жить, учиться, ухаживать за собой. Скорее, наоборот, необходимо было не мешать учиться и молиться.

В 1997 году состоялся первый набор, который был достаточно большим — более тридцати студентов. И сегодня я могу с радостью говорить о том, что этот стартап был весьма знаменательным, потому что поступили зрелые люди, которые пришли в Церковь, уже осмыслив свой жизненный путь и твердо решив, что они посвятят свою жизнь Богу. Многие из этого набора стали священниками нашей Казанской епархии, а один из них — протоиерей Николай Дьяков — даже стал преподавателем Казанской духовной семинарии. Именно первые пять-шесть наборов были особенно важными, поскольку в них была заложена традиция любви и благоговейного отношения к своей духовной школе, к самому процессу созидания. Поэтому неудивительно, что многие выпускники первых наборов стали впоследствии преподавателями семинарии.

Сначала было много романтизма, но и много трудностей абсолютно во всем. Мы составляли первые, весьма творческие учебные программы, собирали библиотеку. К счастью, за полтора года до открытия семинарии в Казанское епархиальное управление передали четверть дублетного фонда бывшей Казанской духовной академии из Казанского государственного университета. Перед нами открылось громадное наследие. С открытием училища началось фундаментальное академическое исследование библиотечного фонда и формирование новой библиотеки.

Было также несколько случаев, когда в семинарию были переданы достаточно большие частные библиотеки. Один из таких фондов передала перед своей смертью Любовь Ивановна Савельева — профессор Казанского университета, доктор наук, которая преподавала античную культуру, греческий язык. Были и другие подобные дары. Такая была удивительная эпоха, исполненная всяческого оптимизма.

— На что была ориентирована духовная школа?

— Мы всегда стремились к тому, чтобы новая школа, которая рождается в таких непростых условиях, соответствовала новым академическим требованиям. Установка эта была настолько верной, что спустя всего год после открытия духовного училища комиссия Учебного комитета констатировала, что уровень академической жизни, укомплектованность библиотечных фондов и общая культура училища были на такой высоте, что без всякого сомнения

Священный Синод присвоил училищу статус семинарии. Для всех нас это было подтверждением того, что мы двигаемся в нужном направлении.

На тот момент было всего два кандидата богословия, окончивших Московскую духовную академию, кадров было очень мало. И тогда нам на помощь пришли наши друзья — профессора Казанского университета, Казанского педагогического университета, Казанской консерватории, некоторых других вузов. Обладая громадным академическим опытом и совершенно потрясающей внутренней культурой, они очень много дали нашим студентам.

От них же мы научились администрировать учебный процесс. Ими были разработаны учебные программы, в особенности это касается светских дисциплин. Я могу сказать совершенно определенно, что уже тогда образование было высококачественным. По всем дисциплинам были преподаватели высочайшего класса — лучшие педагоги Казани. Этот академический синтез светской и церковной культуры дал особый импульс для уникальной модели образования.

Мы не могли интерполировать опыт Московских духовных школ, поскольку существовали совершенно в иных условиях. Наша школа не располагалась на территории монастыря, как МДАиС, у нас не было опытных духовников, которые могли бы окормлять студентов и преподавателей, духовно направлять академический процесс. Но главное — мы находились в процессе творческого становления, поэтому, на мой взгляд, этот опыт оказался вполне удачным. Ориентация на науку, на глубокую, содержательную академическую жизнь дала свои плоды. Особенно это важно сейчас, когда уровень профессиональной компетенции священника очень важен.

Тот импульс научно-академической жизни, который был дан тогда, так и не был утрачен. Он воспроизводится и сейчас уже на другом, более высоком уровне. Вопрос государственной аккредитации, который встал в последующие годы, никогда не пугал нашу духовную школу: с самого начала программы по многим дисциплинам были самого высокого качества, и академические проверки 2000-х годов всегда ставили нас на самые высокие позиции. Это очень хороший показатель, поскольку мы начинали, не имея никаких традиций.

— И все-таки были, наверное, и какие-то трудности?

— Конечно, в начале было много проблем. Были трудности и с воспитательным процессом. Никто из членов тогдашней администрации, по сути, не знал традиций духовных школ, в том числе и воспитательных. Поэтому действовали на свой страх и риск, руководствуясь движениями сердца. Будучи проректором по воспитательной работе первые четыре года, я исходил из того, что священник должен быть искренним, честным человеком, глубоко образованным, очень интеллигентным. Будущий пастырь должен стараться быть если уж не идеалом, то образцом для своей паствы в духовном, нравственном, а также и в интеллектуальном плане. Действительно, выпускники первых наборов почти все стали священнослужителями и сейчас очень востребованы.

Непросто складывалась хозяйственная жизнь. Первые два года в хозяйственном отношении были наиболее тяжелыми. Например, были трудности с отоплением, и я помню, как в самый первый год зимой мы спали под двумя-тремя одеялами, а помещения отапливались только электроприборами. В своей маленькой комнате я просыпался от того, что мне на лицо капала с потолка вода, сконденсированная за ночь. Вследствие этого мы часто простужались, но тем не менее очень мужественно выдержали эти два года.

К счастью, у администрации с самого начала было понимание того, что студенты должны хорошо питаться. Приходилось даже слышать такие реплики от студентов, переходивших к нам из других духовных школ, что одним из аргументов поступления в Казанскую духовную семинарию является хорошее качество питания. Кельи также с самого начала были очень уютными, везде была новая мебель, делался очень качественный ремонт — в целом среда обитания студентов была очень комфортная, конечно же, это не могло их не привлекать.

Считаю, что это было большой заслугой администрации, в особенности правящего архиерея. Владыка Анастасий тогда жил в соседнем доме с семинарией, очень часто приходил к нам на трапезы, служил в семинарском храме — практически всегда по воскресеньям на вечернем богослужении читал акафист Казанской иконе Божией Матери. Конечно, его личная поддержка вдохновляла нас на то, чтобы с полной отдачей сил нести труды по восстановлению нашей школы, помогала в моменты сомнения и малодушия, когда у нас не все получалось. Эти первые два-три года были совершенно удивительными, потому что у нас было много вдохновения и энтузиазма.

— А кто еще повлиял на развитие семинарии?

— Очевидно, очень большую роль в деле воссоздания духовной школы сыграл Александр Владимирович Журавский, моя роль была намного более скромной. Он тогда учился в аспирантуре исторического факультета Казанского университета и готовился защищать работу по истории Казанской духовной академии. У него было стремление воссоздать лучшие принципы исторического прошлого академии в современной семинарской школе, он стремился обновить и актуализовать это наследие. Это его стремление было настолько горячим и сильным, что едва ли не половина выпускных работ студентов была связана с краеведением, историей Казанской епархии и историей Казанской духовной академии. Материала, который необходимо было обработать, было достаточно. Студенты в процессе написания работ впервые открывали книги, которые многие десятилетия были невостребованными.

Студенты обрабатывали эти книги, очищали их от грибка, приводили в должный вид. Все эти работы были совершенно удивительными, они помогали заново явить миру научную школу Казанской духовной академии, незаслуженно забытую в советское время. Хотелось бы особо отметить светских профессоров-энтузиастов, которые с первых лет воссоздания семинарии трудились в нашей школе: это Игорь Петрович Ермолаев, Владимир Игнатьевич Курашов, Мария Олеговна Новак, Маргарита Михайловна Петрова и многие другие замечательные труженики на ниве науки. На удивление, где-то уже на второй год воссоздания семинарии градус энтузиазма был настолько высок, что многие педагоги стали писать свои учебники. В результате Владимир Игнатьевич Курашов написал первый учебник по философии для духовных учебных заведений, который был принят всеми духовными школами. Игорь Петрович Ермолаев написал учебник по отечественной истории для духовных школ, который также был первым пилотным проектом в данной области. Не имея достаточной материальной базы, школа между тем стала местом, где учебные пособия писались на достаточно высоком уровне, ведь даже сегодня в совсем немногих семинариях пишутся свои пособия.

Многие из преподавателей, которые пришли к нам, были глубоко интеллигентными людьми, однако без церковного опыта. Как признавались потом сами профессора, для них годы, проведенные в семинарии, были временем воцерковления. Многие приняли таинство Крещения, стали глубоко верующими людьми. К занятиям они готовились с большим энтузиазмом и с такой тщательностью, с какой не готовились к лекциям в университете. Действительно, академическая атмосфера была очень оптимистичной, вдохновляющей, и уровень студенческого вопрошания был очень высок. Кроме того, для преподавателей всегда проводились какие-то чаепития, академические заседания всегда заканчивались какими-то празднествами. Мы могли тратить на это целый день, поскольку никому не хотелось расходиться. Такая была большая академическая семья с совершенно удивительной атмосферой.

— Как складывалась духовная жизнь в семинарии?

— Были духовные знаки, которые подсказывали, что возрождение духовной школы в Казани имеет благодатный характер. Одним из ярких и запоминающихся для нас событий стало посещение Казани архимандритом Германом (Подмошенским). Это был сомолитвенник, сопостриженник и друг иеромонаха Серафима (Роуза). Он провел в семинарии целую неделю, прочитал нам ряд лекций, и то, что он нам рассказывал про отца Серафима (Роуза) — что нельзя нигде прочитать, — стало для нас питательной духовной пищей. Мотивом для приезда отца Германа, как мы потом от него самого узнали, стали самые удивительные вещи.

Он нам рассказал, что, приехав в США, после долгих исканий поступил учиться во Владимирскую духовную семинарию в Нью-Йорке. Он ее окончил настолько хорошо, что на выпуск ему подарили большой портрет святого праведного Иоанна Кронштадтского. И когда он принес его домой случилось следующее. Отец его был православным и с большим почитанием относился к этому святому. Мама же его была латышкой, исповедовала протестантизм и считала святого шарлатаном. И когда они переехали в США, мама серьезно заболела и попросила привести к ней известного лекаря латыша, который также жил в Нью-Йорке. Лекарь приходил несколько раз, после чего мама выздоровела. Затем этот врач куда-то пропал, сказали, что он переехал. Однако в момент, когда отец Герман по окончании семинарии принес портрет домой, его мама буквально закричала: «Господи! Это тот самый врач, который ко мне приходил!» Поэтому отец Герман очень почитал святого праведного Иоанна Кронштадтского. Чтил он и преподобного Гавриила Седмиезерного, потому что знал, что он был духовником великой княгини Елизаветы Феодоровны. И когда архимандрит Герман узнал, что в Казани возрождена духовная семинария, а при семинарии освящен первый в России храм в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского и в нем находятся мощи преподобного Гавриила, то он просто взял билет на самолет и прилетел в Казань. Конечно, это было удивительное духовное откровение.

Было много и других знаменательных событий, которые легли в основание духовной жизни семинарии. Одним из таковых стало событие, состоявшееся 30 июля 1998 года. Тогда только-только училище было утверждено в статусе семинарии, и своеобразным благословением возрождения полноценной семинарии стала канонизация преподобного Гавриила Седмиезерного. После прославления святого в кафедральном соборе святых апостолов Петра и Павла его мощи были перенесены в храм при духовной семинарии. Я помню, мы очень благоговейно относились к преподобному старцу, тропарь святому всегда включался в молитвенное правило. И вот спустя год, в 1999 году, на всенощном бдении 29 июля, предшествующем дню прославления преподобного Гавриила, стали происходить совершенно удивительные вещи. Мощи, как обычно, поставили на место иконы в центр храма, и в воздухе разлилось дивное благоухание. Его все почувствовали, служба прошла очень молитвенно, поскольку было совершенно очевидно: мощи благоухали. И когда вечером после службы мы пришли с воспитанниками в храм на вечернее правило, то даже не сразу смогли войти в храм. Было чувство особенного присутствия благодати Божией, весь храм был пропитан этим благоуханием. Целую ночь и все утро в воздухе стояло благоухание, в этой атмосфере мы совершали Литургию, после которой аромат стал постепенно рассеиваться. Это чудо происходило первые несколько лет. Оно помогло некоторым студентам утвердиться в своем пастырском призвании. Для нас это было явным знаком благословения Божия, знамением того, что Господь с нами, что Он нас не оставляет, а значит, мы движемся в верном направлении.

— Отец Роман, что бы Вы пожелали духовной школе со страниц «Православного собеседника» и сайта «Православие в Татарстане»?

— Те преобразования, которые сегодня переживает наша духовная школа, являются совершенно естественным продолжением истории ее предшествующего возобновления. Сейчас есть все основания и ресурсы, чтобы наша любимая духовная академия была возрождена. Для того чтобы это случилось, необходимо поступательное движение в направлении развития научной деятельности. Особенно важно участие преподавателей и студентов во всевозможных научных мероприятиях. Хочется пожелать нашей духовной школе более обширной издательской деятельности и участия в работе тех конференций, которые происходят, во-первых, на светских площадках, а во-вторых, в других духовных школах. Именно развитие научной деятельности является сегодня наиболее приоритетной задачей для духовной школы, потому что в процессе исследовательской работы, осуществления научных публикаций может вырасти духовная академия. Для формирования будущих церковных ученых требуется такая среда, где научная деятельность была бы чем-то не столько обязательным, сколько само собой разумеющимся. В этом случае возрождение Казанской духовной академии будет только делом времени.