Игумен Петр (Мещеринов): мы недооцениваем влияние Запада на Православие

3209
Фото

Историческая встреча Патриарха Кирилла и Папы Римского Франциска в Гаване, на которой предстоятели двух крупнейших христианских церквей договорились совместно противостоять вызовам современной цивилизации, вызвала много разговоров и обсуждений, пробудив в том числе интерес к западной христианской мысли. О том, чем европейская религиозная традиция может быть полезна православным верующим, о проблемах духовного наставничества в современной Церкви, о подлинном благочестии и о том, почему православные и католики никогда не соединятся, в интервью РИА Новости рассказал автор русского перевода книги «Об истинном христианстве» немецкого богослова XVI века Иоганна Арндта, настоятель церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение» подворья московского Свято-Данилова монастыря в селе Долматово, катехизатор, миссионер и публицист игумен Петр Мещеринов. Беседовал Алексей Михеев.

— Отец Петр, вы готовите к изданию перевод книги Иоганна Арндта «Об истинном христианстве». В чем новизна вашего труда и издавались ли раньше переводы работ этого автора в России?

— В России, начиная с 1735 года, эта книга переводилась несколько раз. Я взял за основу последний русский перевод 1906 года, поэтому нельзя сказать, что мой перевод совсем новый. Это редакция перевода, правда, значительная — я восстановил все купюры, очень много было заново переведено.

— Ваш труд был продиктован личным интересом или необходимостью?

— Дело в том, что эта книга занимала очень важное место в русской культуре, в русской церковной жизни на протяжении всего синодального периода. Она постоянно переводилась, переиздавалась — таким образом, мы с издательством просто возрождаем традиции. Ну и лично мне это, конечно, очень интересно.

— Для какой аудитории предназначается эта книга?

— Эта книга, если можно так сказать, обнимает собой все духовные возрасты. В ней может найти ответ на свои вопросы и новоначальный христианин, и, главное, уже повзрослевший, выросший. А это важно, потому что для новоначальных литературы много, а тем, кто сталкивается с более зрелыми проблемами в своей духовной жизни, зачастую ответы найти трудно. Книга Арндта этот пробел восполняет — я думаю, не случайно она была столь популярной. В Европе она выдержала просто неисчислимое количество изданий — она вышла впервые в 1605 году и массовым порядком издавалась в Германии до 1930-х годов, до гитлеровского режима. Она и сейчас переиздается. Конечно, времена изменились, но если 400 лет книга постоянно переиздается, читается, сам этот факт говорит о том, что в ней что-то есть, что-то людей привлекает. И мне хотелось, чтобы и русский читатель нашел в этой книге какую-то пользу.

— Это богословский трактат или художественное произведение?

— Нет, это не систематическая книга. Я бы вообще назвал «Об истинном христианстве» некоей поэмой о духовной жизни. Арндт пишет не трактат, когда одно вытекает из другого. Книга возникла из контекста: тогдашнее положение лютеранской церкви описывается в науке как кризис благочестия — весь акцент был направлен на чистоту учения, и благочестие от этого страдало. И Арндт — самый яркий представитель того направления, которое восстанавливало в правах благочестие. Причем благочестие традиционное, церковное: внутреннюю, мистическую — в церковном смысле слова — жизнь во Христе.

— Но насколько она интересна для русского читателя? Ведь духовный опыт западных христианских авторов резко отличается от православного.

— Меня некоторые православные спрашивали: «А зачем нам Арндт, когда у нас есть святые отцы?» Но здесь речь идет о книге, которая в Российской империи дозволялась цензурой и рекомендовалась к чтению Министерством народного просвещения. Святитель Тихон Задонский, преподобный Макарий Глухарев ценили и любили эту книгу. Ей награждали семинаристов, хорошо окончивших курс. Даже святитель Игнатий Брянчанинов ее не ругал — Фому Кемпийского ругал, а Арндта нет. Это о многом говорит.

— Чем же она может быть полезна в духовном плане?

— Видите ли, Арндт большое место уделяет искушениям и разного рода испытаниям, с которыми христианин сталкивается в более-менее взрослом своем состоянии. Этого в нашей православной литературе нет. А Арндт это подробно, с немецкой обстоятельностью расписывает глава за главой — как вести себя человеку, какие места Писания читать, как ему с этим справляться. Это очень важно и ценно.

— А разве не описан подобный опыт у православных богословов? Ведь сейчас издается очень много книг на тему искушений и борьбы с ними.

— К сожалению, у нас не очень развита церковная педагогика: мы имеем опыт начального воцерковления, и вся наша церковная жизнь сводится по большому счету к тому, что мы этот опыт постоянно тиражируем и воспроизводим. Но Евангелие и вообще то, как устроена Церковь, говорит о том, что жизнь человека во Христе — это постоянное возрастание. Сам Господь говорит про закваску, про дерево, которое вырастает из малого зернышка. Вот такой пастырской методологии возрастания, каких-то важных педагогических вещей для взрослых христиан у нас нет — я имею в виду общей методологии. В частном-то порядке люди что-то для себя находят. Вот этот пробел и восполняет Арндт.

— Но в протестантизме пастырский аспект тоже достаточно субъективный. Сможет ли Арндт обогатить наш опыт?

— Вообще, смысл пастырской педагогики должен заключаться в том, чтобы она могла дать систематизированное обобщение опыта духовной жизни для разных возрастов христиан. Знаете, как в школе — есть методички, по которым учат в первом классе, а есть методички для десятого. У нас этих методичек нет. А западное христианство, в том числе ранние протестанты, которыми я занимаюсь, действительно, на мой взгляд, способны этот пробел восполнить — естественно, не при бездумном к ним подходе. У них как раз эти методички есть. В православии, я считаю, достаточно внутренних сил, чтобы творчески все это переработать, как это было в первые века христианства. Как крестные ходы появились? Православные их заимствовали у ариан. Вообще, отцы церкви совершенно не боялись перенимать полезный опыт даже и у язычников и таким образом воцерковили весь тогдашний мир.

С этой точки зрения мне кажется, что и книга Арндта может быть очень важна — на вырост, если можно так сказать. Да, читать ее тяжело, это, как мы уже говорили, достаточно бессистемная толстая книга, написанная к тому же довольно вязким языком. Но людям, которые сталкиваются с отсутствием педагогики на более-менее взрослом уровне своей церковной жизни, она, несомненно, поможет.

— Получается, в православной традиции не сложилось самостоятельной пастырской педагогики? Почему? А как же многочисленные пособия для начинающего прихожанина, святоотеческие сборники с советами, как ему «духовно трудиться и возрастать»?

— Ну, вы знаете, трудиться-то можно и зря. Даже апостол Павел писал, что тот, кто незаконно подвизается, не увенчивается. Можно растратить жизнь на страшное какое-то напряжение, поститься, из церкви не вылезать, а христианином настоящим так и не стать. Вы спрашиваете, почему не сложилось? Это очень сложный вопрос. У меня нет возможности одному на него ответить, здесь нужно соборное мнение, свободное обсуждение всех этих проблем.

— Но у вас же наверняка есть свое объяснение?

— Мое объяснение историческое: мы страна догоняющего развития, в том числе и в богословии. Только к началу XX века в России начала созревать самостоятельная богословская наука. А насадили ее насильственными методами Петр I с Феофаном Прокоповичем. В музыке, искусстве, литературе золотой век в России — XIX. И все равно он вторичен по сравнению с XVI, XV, XIV, XII веками в Европе. Первые университеты там появились в XII веке, а у нас — в XVIII. Я совсем не хочу сказать, что мы какие-то плохие и убогие, но это просто факт — что мы догоняющая страна. Это осознавали и Петр I, и Екатерина II, которые созидали действительно великую страну. Как созидали? Прежде всего добивались, чтобы русские люди смиренно учились. И это очень быстро происходило.

И в этом контексте, я считаю, у нас сильно недооценен, да и не изучен именно XVIII век — то самое открытое окно, прорубленное Петром. Это был действительно век интеграции с Европой. И все то, чем мы гордимся, когда называем Россию великой державой, которой она на самом деле стала в XIX веке, — это плоды ее европеизации.

Сейчас многие говорят, что в это окно, распахнутое в Европу, хлынуло невесть что. Да, разумеется, как и во всех великих исторических поворотах здесь было и хорошее, и плохое. Но спрашивается, если мы видим и усваиваем только плохое, то где же наш православный иммунитет? Мы же гордимся своей историей, тем, что мы взрослая нация, нам больше тысячи лет, а тут — окно открыли, и нас смыло? Вот это как раз очень детское рассуждение. Если бы не это окно в Европу, то не только не было бы того, чем мы сейчас гордимся как великой державой, со всеми ее завоеваниями и с великой культурой, но и самой России, может быть, и не было.

Конечно, везде и всегда есть и плюсы и минусы — но куда без них? Вот, скажем, фигура Феофана Прокоповича — человек неприятный, можно к нему лично предъявить много претензий, в том числе и нравственных, но в качестве церковно-государственного деятеля он насадил систему духовного образования, без которой не было бы ни святителя Феофана, ни святителя Филарета Московского, ни русской церковной науки… Так бы и стояли, как Павел Алеппский описывает, по двенадцать часов в церкви и занимались обрядовым благочестием. А жизнь шла бы своим чередом: шведы пришли бы с Запада с современным вооружением, флот чей-нибудь… ну и так далее.

В Евангелии говорится: по плодам узнаете их. А плоды приобщения к общехристианской западной культуре были таковы, что к началу XX века Россия оставаясь православной и самостоятельной, становилась великой во многих отношениях страной. Я думаю, если бы она нормально развивалась и дальше тем же путем, это была бы лучшая страна Европы, а может, и всего христианского мира.

— Не опасаетесь критики? Ведь еще упомянутый вами Игнатий Брянчанинов писал, что видит в трудах западных богословов разницу во взглядах, а в трудах православных отцов Церкви — удивительное единообразие.

— Единообразие — в тюрьме, а в живой жизни его нет. Бог дает людям разные таланты — одному бизнесом заниматься, другому книжки писать, третьему, скажем, патологоанатомом становиться… Так и в духовной жизни: есть рамки, заданные Евангелием и учением Церкви, и есть живые люди с разным и очень широким восприятием христианства. Я не говорю здесь о догматических расхождениях — это совсем другая сфера. Но любой человек, которому довелось столкнуться с западным христианским миром, если только он изначально не настроен по-фарисейски, не может не свидетельствовать: и там есть люди — живые и разные люди, — которые живут духом Христовым. Отрицать это — значит впадать в грех хулы на Духа Святого. А догматическими противоречиями пусть занимаются богословские комиссии, общеправославные соборы и т.п.

Это не значит, что нам тут же нужно кинуться в интеркоммунион. Нет, расхождения останутся, и до самых последних времен, конечно, никто ни с кем не соединится. Но пусть хотя бы отношения будут человеческие, христианские.