Владимир Легойда: «Возрастание в вере — это процесс длиною в жизнь»

— Владимир Романович, как соотносится Ваша личная позиция по общественно значимым вопросам с позициями Русской Православной Церкви? Имеется ли у Вас возможность для маневра в том случае, если Ваше личное мнение не вполне совпадает с мнением, например, Святейшего Патриарха?

— Если я Вам скажу, что в моей работе не бывает сложностей, это будет неправдой. Вместе с тем моя деятельность не является профессией в общепринятом смысле этого слова, потому что это в первую очередь служение. Я — человек православный, поэтому фундаментальных противоречий с Церковью у меня по определению не может быть. Их наличие могло бы говорить о том, что со мной что-то не так. Либо о том, что что-то не так с Церковью. Но я подобного даже представить не могу, так как знаю, что Церковь ведет Господь, а не человеческая воля.

Разумеется, иногда бывает так, что какая-нибудь проблема, которая лично мне не видится особо важной, видится таковой другим церковным людям. Подобное явление мы называем пастырской позицией Церкви. Оно предполагает большое внимание к мнениям всех верующих по этому вопросу — и священников, и паствы. Мнения верующих ни в коем случае нельзя игнорировать. Иллюстрацией этого может служить недавняя нашумевшая история с фильмом «Матильда». Лично я не считал его колоссальной проблемой, но я понимаю, почему он задел других людей, в том числе и церковных служащих. Я смотрел трейлеры, читал сценарий и отзывы, и еще до выхода фильма в прокат решил, что не буду его смотреть.

Патриарх Кирилл о «Матильде»: Художественный вымысел и ложь — разные вещи

Но я хотел бы заострить внимание на двух моментах. Святейший Патриарх недавно сказал, что есть большая разница между художественным вымыслом и исторической неправдой. Это первое, о чем мы должны помнить.

И есть еще второй важный момент. Юрий Лотман точно подметил, что культурный человек это тот, кому небезразлична чужая боль. И в этом смысле наши деятели культуры нас зачастую огорчают. Они забывают, что их порог чувствительности гораздо выше, чем у многих других. И если они считают себя культурной элитой, то они должны стараться не причинять этой боли. К сожалению, сегодня мы наблюдаем обратное.

И я не согласен с тем, что болезненная реакция на искусство возникает лишь в нашей стране. Вспомните роман Честертона «Шар и крест». Там рассказывается о молодом верующем — парне из шотландской глубинки. Однажды он увидел на витрине газету, которая, по его мнению, оскорбляла Богородицу. Он разбивает витрину и пытается избить главного редактора. В полицейском участке он объяснил причины своего поступка своей верой, которая является для него самым главным в жизни. Верующий вызывал на дуэль главного редактора, пытаясь таким образом защитить свои идеалы.

— Вы привели очень интересный пример. Как Вы считаете, нужно ли привлекать к уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих?

— Во многих странах существуют законы, защищающие верующих, принадлежащих к той или иной конфессии. Это естественно, поскольку у верующих, как и у любых других граждан, есть свои права. В нашей стране говорят, что не всегда можно определить, что такое религиозные чувства, хотя в Уголовном кодексе РФ имеется статья, предусматривающая наказание за оскорбление чувств верующих. А как еще в демократическом цивилизованном обществе граждане должны защищать свои права? Лично я не сторонник судебных разбирательств, но, думаю, что такие вопросы православные верующие, возмущенные теми или иными фильмами и театральными постановками, должны решать в суде, а не заниматься самосудом.

Оскорбляются ли чувства верующих?

— Мой следующий вопрос касается современных верующих. На днях я совершенно случайно увидел материал Левада-Центра о наших верующих, и он произвел на меня жуткое впечатление. Оказывается, некоторые люди, считающие себя православными, не верят в загробную жизнь. Почему такое происходит?

— Я не вижу в этом большой проблемы. Когда мы говорим, что 80 процентов граждан нашей страны считают себя православными, то мы должны понимать, что это в большей степени культурная идентичность, нежели религиозная. И в этом нет ничего плохого. Наоборот, важно отметить, что среди этих людей неизменно растет процент верующих.

Это замечательно, учитывая то, что мы пережили в ХХ веке. Все общество не может мгновенно стать православным. Необходимо время для того, чтобы они уверовали в загробную жизнь. Чтобы поняли догмат о Святой Троице. Вера — сложнейшая вещь, поэтому тут много вопросов и сомнений. В нашем журнале «Фома» есть подзаголовок «Журнал для сомневающихся». Мы сами себя относим к сомневающимся. Сегодня мы сомневаемся в одном, завтра — в другом, послезавтра — в третьем. Святейший Патриарх недавно сказал, что он не сомневается только в Боге, а во всем остальном…

Поэтому меня не пугают результаты этих опросов. Церковь прекрасно осознает, что у нее есть миссия внешняя и миссия внутренняя. Возрастание веры — это процесс, который длится всю жизнь.

— Владимир Романович, Вы сегодня находитесь в гостях в Татарстане, поэтому я не могу не задать вопрос об отношении Русской Православной Церкви к исламу.

— Я бы не хотел, чтобы мой ответ прозвучал как-то чересчур комплементарно, но скажу, что Татарстан действительно подает много примеров позитивного решения вопросов, в том числе и политических. У вас есть чему учиться. Мне очень понравилось, что владыка Феофан, общаясь с нашими заокеанскими братьями, предложил им приехать в Татарстан и посмотреть, как в республике прекрасно уживаются вместе мусульмане и православные. Это очень ценный и уникальный опыт, ведь сегодня существует опасность экстремизма.

Важно помнить, что экстремизм всеми мировыми религиями определяется как псевдорелигиозное явление, хотя опровергать его религиозную мотивацию бессмысленно. Вместе с этим нельзя не отметить то общее во всех религиях, которое Святейший Патриарх Кирилл назвал нравственной основой всех вероучений, которые способны объединить всех верующих людей земли даже при наличии разночтений в вероучительных подходах и религиозной догматике.

Верующий человек всегда поймет другого верующего человека. Самюэль Хантингтон, писавший о линиях разлома цивилизаций, предрекал, что они пройдут именно между миром религиозным и миром антирелигиозным, и в этом вопросе я с ним полностью согласен. Верующие люди всегда договорятся друг с другом, поскольку у них есть общее понимание абсолютности нравственности.

Что касается современного, например, исламского экстремизма, то многие объясняют его тем, что ислам —довольно молодая религия. Христианство прошло этот этап довольно давно — в эпоху, которую принято называть средневековой.

Митрополит Феофан: Татарстан — показательный регион стабильности в межконфессиональных отношениях

— Не так давно существовало огромное количество странных людей, которые ходили с крестами и какими-то странными символами. Они объединялись в дружины и громко заявляли о своей православности. Чувствует ли Церковь ответственность за них? Она считает их своей паствой? Или Церковь считает их заблудившимися людьми?

— Конечно. Могу привести недавний пример. Все видели, что после выхода фильма «Матильда» появились подобные персонажи, и мы дали довольно жесткую оценку их действиям. Меня некоторые даже упрекнули за то, что Церковь от них дистанцировалась, посчитав, что они дискредитируют Православие.

Но мы не можем согласиться с тем, что православный человек может так себя вести — таранить автомобили, наносить вред. Вместе с тем мы чувствуем ответственность за этих людей. Паства у нас неоднородная. Не все верующие — мирные люди, но мы с ними постоянно взаимодействуем, стараясь вернуть на истинный путь. Многие из них признают свои ошибки, и это очень радует. Этот диалог и есть проявление того самого пастырского подхода, в котором Церковь придерживается принципа «Худой мир лучше доброй ссоры».