На кафедре с 26 июля 1672 года, митрополит Казанский и Свияжский с 26 января 1775 года по 17 марта 1782 года
Василий Григорьевич Пуцек-Григорович родился в местечке Лохвицы под Полтавой. Фамилия «Пуцек-Григорович» называется в большинстве справочных публикаций и трудов по истории Церкви, иногда Вениамину приписывают фамилию просто «Григорович», под этой фамилией он упоминается в документах Казанской духовной семинарии до монашества. На самом деле, «Григорович» – это не фамилия, а отчество. Его отцом был представитель верхов левобережного казачества «значковый товарищ», то есть заместитель командира полка Григорий, его фамилия или прозвище неизвестны, а мать была из польской православной шляхетской семьи Пуцеков. В справочных статьях о Вениамине указывается, что он родился около 1700 года, но вряд ли он в 32 года был учащимся, скорее всего, будущий архипастырь появился на свет между 1705 и 1710 годами.
Василий учился в Киевской духовной академии, прошел «низший класс богословия», вероятно, он прошел бы и высший класс, но в 1732 году, по просьбе архиепископа Казанского и Свияжского Илариона (Рогалевского), вместе со своим однокашником Стефаном Гловацким (впоследствии митрополит Тобольский Сильвестр) был направлен киевским митрополитом Рафаилом в Казань для работы в духовной семинарии.
В отличие от всех своих товарищей он остался в Казани на долгие годы. Начал он с преподавания в классе инфимы, был единственным квалифицированным преподавателем, не покинувшим семинарию в тяжелые для нее годы управления епархией архиепископа Гавриила (Русского), а при епископе Луке (Конашевиче) ему стали поручать высшие классы. В 1740 году Василий был пострижен в монахи с именем Вениамин и вскоре рукоположен во иеромонаха. В это время он вел высший на тот момент класс пиитики, в следующем году – класс риторики. К 1744 году в семинарии, в первую очередь благодаря отцу Вениамину, появился и высший класс богословия. В соответствии с традициями духовных школ классом богословия должен был руководить ректор, и по ходатайству епископа Луки (Конашевича) Вениамин назначается ректором. 6 декабря 1744 года, оставаясь ректором, он был возведен в звание архимандрита Казанского Спасо-Преображенского монастыря.
Первая половина 1740-х гг. была временем активизации миссионерской деятельности. Отец Вениамин принимал участие в деятельности Конторы Новокрещенских дел, ездил по епархии, изучал татарский и чувашский языки (в беседах с учащимися духовной семинарии, представителями этих народов).
В 1746 году архимандрит Вениамин был вызван на череду служения в Санкт-Петербург, а в 1748 году был рукоположен в епископа Нижегородского и Балахнинского. В 1758 году он стал действительным членом Синода и был переведен на Тверскую кафедру, в том же году – на Псковскую. Фактически, этими кафедрами архиепископ Вениамин не управлял, проводя все время в столице и занимаясь синодальными делами. В 1761 году он стал архиепископом Санкт-Петербургским и настоятелем Александро-Невской лавры, во второй половине XVIII века столичная кафедра еще не считалась самой главной. Именно архиепископ Вениамин отпевал свергнутого и убитого императора Петра III, который был похоронен в Лавре.
В июле 1762 года столичный епископ присутствовал на коронации Екатерины II в Москве и там же указом от 26 июля был назначен архиепископом Казанским и Свияжским. В Казань владыка Вениамин прибыл 20 октября 1762 года.
Во время управления Казанской епархией Вениамином была проведена секуляризация церковных земель. В 1763 году поручики Ростовского пехотного полка Мамылев и Тильман произвели подробную опись всех владений архиерейского дома. С первого января 1764 года бывшие архиерейские и монастырские крестья-не вместо оброков и работ на архиерейский дом стали платить государству подушную подать по одному рублю пятьдесят копеек с души (раньше платили по 80 копеек). Конфискация монастырских земель и введение «штатов» привели к закрытию многих монастырей.
Были закрыты следующие монастыри. Мужские: Троицкий в Казанском Кремле, Троицкий в Свияжске, Макарьевская пустынь под Свияжском, Троицкий в Елабуге, Сретенский в Чебоксарах, Вознесенский в Цивильске, Казанско-Богородицкий в Ядрине, Жадовская пустынь под Симбирском, Спасо-Юнгинский в нынешнем Горномарийском районе Республики Марий Эл, Покровский в Кукарской слободе, Соловецкая пустынь под Симбирском, Троицкий в Сызранском уезде.
Женские: Успенский в Казани (крупнейший в епархии), Никольский (при Николо-Ляпуновской церкви) в Казани, Никольский в Чебоксарах, Благовещенский в Чебоксарах, Михаило-Архангельский в Ядрине, Троицкий в Царевококшайске, Успенский в Кукарской слободе.
Архиепископу Вениамину удалось отстоять Иоанно-Предтеченский монастырь в Казани, который хотя и остался «за штатом», но продолжал действовать. Конфискация земель архиерейского дома привела к существенному ограничению власти архиерея, теперь сам он получал «штатные суммы» на свое содержание, в его распоряжении практически не было никаких средств.
В особенно тяжелом положении оказалась духовная семинария. До этого все духовные школы содержались в основном на средства, выделяемые архиереями на доходы от архиерейских домов и установленные теми же архиереями сборы с монастырей и приходского духовенства. Синод выделял деньги очень редко, чаще всего, на постройку и ремонт зданий. Казанская семинария, кроме того, имела что-то вроде собственных вотчин – земли двух упраздненных при митрополите Сильвестре монастырей.
Теперь у семинарии не было собственных доходов, и архиерей тоже не мог ей ничем помочь. Поборы с белого духовенства категорически запрещались. Предполагалось, что семинарии тоже будут существовать на выделяемые государством через Синод средства. Особенно тяжелыми были 1763 и 1764 годы, когда средства от архиерейского дома уже не поступали, а Синод средств не выделял. В 1765 году, наконец, «штаты» семинариям были назначены в размерах от 300 до 2000 рублей, в зависимости от числа учащихся. Для Казанской семинарии штаты были установлены в размере 1635 рублей и 87 с половиной копеек. Это была мизерная сумма, примерно в четыре раза меньше прежних расходов.
В результате количество учащихся в семинарии во второй половине 60-х гг. резко сократилось. Если в последние годы управления епископа Луки (Конашевича) семинаристов было около шестисот, то академик Иоганнес Фальк, путешествовавший по России в 1770 году, застал здесь только 50 казеннокоштных и 120 своекоштных учеников.
К сожалению, неизвестны подробности того, как семинария переживала этот кризис. Но из других епархий в Синод и Коллегию экономии (учреждение, ведавшее конфискованными церковными землями) поступало множество жалоб. Так, смоленский епископ Парфений (Сопковский) писал, что «теперь учителя с великою нуждою пребывают, семинаристы почти Христовым именем питаются». В Казанской семинарии случилась еще одна беда – в 1765 году сгорели все деревянные помещения семинарии, то есть вторые этажи всех трех корпусов и пристрои.
Но владыка Вениамин, который сам проработал в Казанской семинарии 14 лет, считал сохранение и развитие духовной школы важнейшей задачей. Более года он добивался от Синода средств на строительство, и весной 1767 года семинарские здания были восстановлены.
Тем не менее, положение и семинарии, и архиерея оставалось тяжелым. В распоряжении архиепископа не было средств на ремонт и содержание архиерейского дома в Кремле, и владыка Вениамин со второй половины 1760-х гг. жил в основном в загородном архиерейском доме на озере Кабан.
Весной и летом 1767 года Екатерина II отправилась в путешествие по Волге. Сев в Твери на галеру, которая тоже называлась «Тверь», она двигалась вниз по реке, посещая расположенные на ней города. В Казань Екатерина прибыла 26 мая и остановилась в доме Дряблова во дворе Петропавловского собора. 27 мая она посетила кафедральный Благовещенский собор.
Архиепископ Вениамин произнес речь, выдержанную в духе семинарской риторики: «Благовествуй убо повсюду во граде Казани… прииде к тебе Помазанница Божия, едина во всех вселенные монарсех превечному помазаннику Христу подобящаяся, яко едина елеем радости паче прочих причастников своих, всех царей земных, Богом помазанная».
30 мая императрица посетила духовную семинарию. Описание торжественной встречи, устроенной архиепископом Вениамином, было опубликовано уже в том же году[1].
Уже на улице, при входе в здание, «ученики, одетые в белое платье и держащие в руках лавровые ветви, пели кант, в котором заявляли, с каким нетерпением ожидали «россов верных мать все музы и Парнас». Императрица проследовала внутрь, где ее встретили архиепископ Вениамин и ректор архимандрит Константин (Борковский).
Учитель Стефанович прочитал стихотворение собственного сочинения:
«Парнас чтоб под ее покровом
Дни проживал, как в веке новом,
Любуясь счастием своим,
Завидным веселяся штатом»
На самом деле штаты были совсем не «завидными».
Ректор архимандрит Константин (Борковский) произнес приветственную речь: «Музы, видя великую россов богиню, осеняющую блеском своих прекрасных Парнасских гор места, зря (видя) вшедшую в храм Минервы премудрую Палладу, в священном восхищении стократно ублажают свою судьбину».
Описание встречи очень точно отражает атмосферу «секулярного» екатерининского времени. Никому не пришло в голову, что кощунственно называть духовное учебное заведение Парнасом. Эту гиперболу повторяли и семинаристы, и Стефанович, и ректор, последний же назвал свою школу храмом языческой богини Минервы, а саму Екатерину – богиней Палладой.
Но торжественная встреча не помогла семинарии. Штаты остались на том же уровне вплоть до 1789 года.
Заботился владыка Вениамин и о Казанской Новокрещенской школе, открытой при епископе Луке (Конашевиче). В 1764 году Контора новокрещенских дел была упразднена, Синод прекратил выделять средства на содержание Новокрещенской школы. Но владыка Вениамин добился возобновления финансирования. Теперь школа находилась под управлением архиерея, ученики в нее набирались добровольно, лучшие продолжали образование в духовной семинарии.
В 1771 году по многим городам России прокатилась эпидемия чумы, особенно сильной она была в Москве, где погибли десятки тысяч людей, а в результате «чумного бунта» был убит митрополит Амвросий (Зертис-Каменский). В Казани тоже началась чума, и владыка Вениамин распорядился принести в Казань Седмиезерную Смоленскую икону Божией Матери «ранее урочного времени» (то есть раньше традиционного крестного хода с иконой 26 июня). Он сам служил перед ней молебны, и эпидемия в Казани вскоре прекратилась.
Тяжкие испытания ждали Казань и архиепископа Вениамина в 1774 году. После начала осенью 1773 года Пугачевского восстания казанский архиепископ рассылал окружные послания, в которых доказывал самозванчество нового «Петра III». В этих посланиях он выступал не только как архиерей, но и как очевидец, отпевавший и хоронивший настоящего бывшего императора:
«Я свидетеля Бога на душу мою неложно призываю, что Петр III, бывший император Российский, 1762 года месяца июля в первых числах по власти Всемогущего Бога скончался. Тело его того же июля в шестом числе на утренней заре привезено в Александро-Невский монастырь и поставлено было в зале тех деревянных покоев, в которых, будучи я в то время Санкт-Петербургским архиепископом, жительство имел, где и стояло оно несколько дней, когда по обычаю древнему приходили премногие тысячи знатного, среднего и простого народа для отдания ему христианского долга. А потом, в присутствии всего Святейшего Синода, многого духовенства, в прибытии Правительствующего Сената … перенесено с подобающею церемониею в церковь … где по совершении божественной Литургии и по отпетии погребения мною самим с прочими преосвященными архиереями… погребено в церкви Святого Александра Невского и запечатлено земною печатью мною же самим»[2].
Но послания не помогли. 11 июля 1774 года армия Пугачева, насчитывавшая более 25 тысяч человек, подошла к Казани. На следующий день город был взят штурмом, губернское и городское начальство, дворяне и купцы укрылись в Кремле. Архиепископ Вениамин весь день служил в Благовещенском соборе, службы шли и в храмах Спасо-Преображенского монастыря. Пугачевцы обстреливали Кремль с трех сторон, но взять не смогли. На следующий день, опасаясь преследовавшего их отряда Михельсона, Пугачев оставил Казань. Город был подожжен в 12 местах и сгорел почти полностью. В очередной раз сгорела и семинария. Архимандрит Платон (Любарский), ректор Казанской духовной семинарии, в письме к А.И. Бантыш-Каменскому дал обстоятельное и яркое описание «пугачевщины» в Казани, этот текст часто цитировался в исторических трудах.
Вскоре архиепископ Вениамин был ложно обвинен в сотрудничестве с Пугачевым. Захваченные в плен бывшие участники пугачевщины дворянин Илья Аристов, казанский дьячок Ионин и казанский купец Огородников в показаниях следственной комиссии оговорили владыку Вениамина, обвинив его в том, что он тайно передал Пугачеву 3000 рублей с просьбой не трогать Воскресенский монастырь – загородную резиденцию казанских архиереев. 15 октября 1774 года владыка Вениамин был арестован.
Показательно, что сама Екатерина поверила в его виновность. Владыка Вениамин не нравился ей еще во время пребывания в Санкт-Петербурге, именно поэтому она отправила его в Казань, убрав из постоянных членов Синода. Позже Екатерина подозревала владыку Вениамина, вероятно, справедливо, в сочувствии митрополиту Арсению (Мацеевичу). Не произвел он на нее благоприятного впечатления во время визита в Казань. Но следствие выявило невиновность архиерея.
Надо отдать должное Екатерине, она постаралась возместить «моральный и материальный ущерб». Она не только приказала освободить владыку Вениамина, но направила ему личное письмо:
«По приезде моем в Москву первым попечением моим было рассмотреть дела бездельника Аристова. И узнала я, к крайнему удовольствию моему, что невинность Вашего Преосвященства совершенно открыта. Покройте почтенную главу Вашу сим отличным знаком чести. Да будет оный для всякого всегдашним напоминанием торжествующей добродетели Вашей. Позабудьте прискорбие и печаль, что вас уязвляли. Припишите это судьбе Божией, благоволившей Вас прославить, по несчастным и смутным обстоятельствам тамошнего края, приносите молитвы Господу Богу. А я с прежним доброжелательством есть Екатерина».
Прибывший в Казань гвардейский офицер привез не только это письмо и распоряжение об освобождении владыки Вениамина, но и указ о возведении его в сан митрополита. Но под «отличным знаком чести», которым митрополит Вениамин должен был покрыть свою главу, императрица имела в виду не белый клобук, а лично пожалованный Вениамину крест из большого количества бриллиантов, извлеченных из собственных украшений Екатерины. В начале ХХ века эта панагия все еще хранилась в Благовещенском соборе, архиепископ Никанор (Каменский) насчитал в ней 209 бриллиантов[3].
В биографических статьях о владыке Вениамине датой его освобождения называется 5 января 1775 года, на самом деле это произошло значительно позже, так как письмо Екатерины датировано 26 января.
В знак извинения императрица выделила казанскому митрополиту крупную сумму на новое строительство в загородном архиерейском доме, ставшем с этого времени постоянным местом жительства владыки Вениамина. Значительная часть этих средств пошла на восстановление вновь горевших при Пугачеве зданий семинарии.
В последние годы управления епархией владыка занимался миссионерской деятельностью, при нем были произведены первые попытки переводов Священного Писания и духовной литературы на языки народов Поволжья (татарский, марийский, чувашский, удмуртский). Их выполняли учащиеся Казанской духовной семинарии из инородцев и священники, знавшие эти языки. К сожалению, эти попытки остались в рукописях, сгоревших в многочисленных казанских пожарах XIX века.
В последние годы правления архиерей часто болел, и в октябре 1780 года, хотя он и присутствовал на торжествах по поводу открытия Казанского наместничества, но литургию и молебны служил Нижегородский епископ Антоний (Зыбелин). На открытие Симбирского наместничества, территория которого входила в Казанскую епархию, владыка Вениамин не ездил.
17 марта 1782 года он по прошению ушел на покой и по собственному желанию поселился в Седмиезерной пустыни под Казанью. Свою обширную библиотеку он сразу после отставки передал Казанской духовной семинарии.
В июне 1785 года владыка Вениамин скончался. Все свои сбережения и значительную пенсию (4140 рублей) он потратил на обустройство Седмиезерной пус-тыни (покрыл золотом иконостас в теплой церкви), а также на раздачу хлеба крестьянам. Поэтому к моменту кончины митрополита у него не было ни копейки, и похороны совершались за счет монастыря[4]. Согласно воле владыки, он был похоронен не в кафедральном соборе, а в Вознесенском соборе Седмиезерной пустыни (« с правой стороны впереди свечного ящика»), отпевал его архиепископ Казанский и Свияжский Амвросий (Подобедов).
В 1899 году в связи с ремонтом собора настоятель Седмиозерной пустыни архиепископ Казанский и Свияжский Арсений (Брянцев) распорядился извлечь гроб, проверить останки и перезахоронить его в стене. Дальнейшие события архимандрит Гурий (Степанов) изложил со слов наместника пустыни преподобного Гавриила (Зырянова), который вместе с двумя монахами вскрыл пол: «… прежде всего мы обоняли бесподобное благоухание от останков святителя, и нас охватил благоговейный страх и трепет… Очистив часть гробницы с восточной стороны, мы увидели бархат, которым был обит гроб… Еще сильнее ощущалось чарующее благоухание»[5]. Преподобный Гавриил приостановил дальнейшие действия и сообщил обо всем архиепископу. После прибытия владыки Арсения в Седмиезерную пустынь 21 февраля 1899 года вскрытие гроба продолжилось. Как вспоминал преподобный Гавриил, доски совершенно истлели и тело владыки Вениамина находилось прямо под синим бархатом. Когда его сняли, «…взорам представился усопший Святитель, почивающий в митре малинового цвета и темно-лиловом облачении». Митра при прикосновении к ней рассыпалась, а «…почивший Святитель лежал нетленным. Его лик был цвета белого воска. Спереди голова имела большую лысину, но сзади спускались довольно густые прямые волосы каштанового цвета. Длинная, такого же цвета с сильной проседью клинообразная борода окаймляла лик усопшего; нос правильный, уста сжаты, глаза покрыты веками, как у спящего… Лик усопшего сиял красотой и совсем не представлялся таким морщинистым и старческим, каким он изображен на портрете»[6].
Тело было уложено в новый гроб и перезахоронено в заранее заготовленной нише в правой стене Вознесенского собора напротив задней колонны. Преподобный Гавриил (Зырянов) свидетельствовал, что крестьянин Яков Казыль, принимавший участие в приготовлении ниши и перезахоронении, получил исцеление от тяжелых болей в спине, а сам Гавриил – от зубной боли. Дело о канонизации владыки Вениамина, заведенное архиепископом Арсением, затерялось в инстанциях синодальной бюрократии.
К сожалению, сейчас от Вознесенского собора остались только руины, и установить точно, сохранилось ли захоронение владыки Вениамина, пока не представляется возможным.
В письмах, мемуарах и воспоминаниях почти нет личных впечатлений о владыке Вениамине, но архимандрит Платон (Любарский), который при нем был ректором Казанской духовной семинарии и архимандритом Спасо-Преображенского монастыря, отзывался о нем так: «Нравом чистосерден, незлобив, правдолюбив, строг с леностью, благочестив, к трудам знания своего весьма охотен, щедр, любитель наук, старателен в защищении своих подчиненных и прочих бедных людей, обходителен, гостеприимен, во всем подлости и недостатку не терпящий».
1. Эту брошюру обнаружил преподаватель Казанской духовной семинарии и профессор церковной истории Казанского университета К.В.Харлампович и опубликовал ее изложение в своей книге «Материалы для истории Казанской духовной семинарии в XVIII веке». – Казань, 1907.
2. Воззвание Вениамина архиепископа Казанского к своей пастве с разоблачением Пугачева // Архимандрит Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии... – Казань, 1868. – С. 153-160.
3. Архиепископ Никанор (Каменский). Казанский сборник статей. – Казань, 1909. – С. 435.
4. То, что владыка Вениамин раздавал хлеб крестьянам и не оставил после себя денег – не благочестивая легенда: эти сведения биограф владыки епископ Гурий (Степанов) выявил по делам из архива Седмиозерной пустыни.
5. Епископ Гурий(Степанов). Преосвященный Вениамин(Пуцек-Григорович), митрополит Казанский и Свияжский. – Казань, 1906. – С. 41-42.
6. Епископ Гурий(Степанов). Преосвященный Вениамин(Пуцек-Григорович), митрополит Казанский и Свияжский. – Казань, 1906. – С. 31-32.