На кафедре: с 25 марта 1699 года по 24 марта 1724 года
Биография митрополита Тихона, в отличие от многих других иерархов XVI-XVII вв., известна в подробностях. При этом их основным «источником» стал сам митрополит Тихон. В надписях на множестве книг, которые он жертвовал в храм прихода, где родился (церковь Димитрия Солунского — Благовещенский собор в Нижнем Новгороде) и в кафедральный Благовещенский собор в Казани, он сам излагал свою биографию — называл даты рождения, пострижения, имена родителей и т. д. В Благовещенском соборе Нижнего Новгорода и в начале XX века хранились многие документы, связанные с его жизнью[1]. Повседневную деятельность владыки Тихона раскрывают его письма Петру I и его кабинет-секретарю Макарову, опубликованные в 1905 году[2].
Тимофей Васильевич Воинов родился 21 февраля 1655 года в городе Нижнем Новгороде, в приходе Димитрия Солунского, расположенном в центре города у Дмитриевских ворот Кремля. Он был сыном Василия Ивановича и Феодоры Воиновых, принадлежавших к «Гостиной сотне»[3]. Это означало, что отец владыки Тихона был крупным предпринимателем и принадлежал ко второй из трех привилегированных корпораций торговых людей. Высшая из этих корпораций — «гости» — насчитывала от 8 до 10 семей. Гостиная «сотня» была сотней лишь очень приблизительно, к ней в середине XVII века принадлежали около 60 семей, примерно столько же составляло «Суконную сотню». Принадлежавшие к этим корпорациям люди занимались самым прибыльным в эти десятилетия делом — торговлей со странами Запада и Востока по водным путям, связывающим Архангельск, Астрахань и большую часть городов России, стоявших на реках бассейна Волги. Таким образом, выражаясь современным языком, отец митрополита входил в первую сотню самых богатых людей России.
О том, насколько состоятельными людьми были те, кто принадлежал к Гостиной сотне, свидетельствует то, что торговый человек Гостиной сотни Василий Архипов в 1650-1652 гг. на свои средства построил из кирпича и камня ныне существующий Иоанно-Предтеченский монастырь в Казани, включая огромный собор Иоанна Предтечи, снесенный в 1885 году.
Крупные предприниматели приносили государству большие доходы, и их статус в обществе был высок. Так же, как и дворян, торговых людей Гостиной сотни в документах называли полным именем, они имели фамилии.
Тимофей рано осиротел: его родители умерли от чумы, эпидемия которой была в Нижнем Новгороде в 1659 году. Его воспитывала тетка Наталья, вдова подьячего Нижегородской приказной палаты Панкратия Самарина, жившая в этом же приходе. Любовь к родному храму Тимофей сохранил на всю жизнь, о чем речь пойдет ниже. Вообще, юноша рос очень религиозным. Когда ему исполнилось 17 лет, тетка хотела его женить, но Тимофей тайно ушел в Никольский мо-настырь, находившийся в 60 верстах от Нижнего Новгорода. Через полгода он был найден и возвращен домой. В 1676 или 1677 году тетка Наталья умерла, и Тимофею уже ничто не мешало стать иноком. Он раздал все свое имущество в нижегородские храмы, монастыри и нищим[4] и поступил в братию самого прославленного в Нижнем Новгороде Благовещенского монастыря. 8 апреля 1677 года Тимофей был пострижен в монашество с именем Тихона, в честь святителя Тихона Амафунтского.
В 1678 настоятель Благовещенского монастыря архимандрит Пафнутий, постригавший Тимофея, скончался, а новый настоятель Иринарх для возведения в сан архимандрита отправился в Москву и взял с собой монаха Тихона. Молодой инок был представлен патриарху Иоакиму и был оставлен при Патриаршем доме, 9 декабря 1678 года Ростовским митрополитом Ионой был рукоположен в иеродиакона, а 3 июля 1679 года назначен патриаршим ризничим. В 1682 году иеродиакон Тихон участвовал в коронации царей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича, именно он, согласно описанию церемонии, провожал их в алтарь Успенского собора для причащения.
20 февраля 1692 года уже новый патриарх Адриан рукоположил своего ризничего во иеромонаха, 3 апреля того же года отец Тихон был возведен в сан архимандрита Московского Новоспасского монастыря, а 21 апреля 1695 года рукоположен в митрополита Сарского и Подонского (Крутицкого).
Будучи митрополитом Крутицким, владыка Тихон в 1695-
Возвещая час молитвы гласом своим безмерным
Возбуждай ленивых к церкви приходити
Еже бы им молитвы к Богу приносити
Аще твоего гласа слушать не станет
И на общую молитву кто с людьми не встанет
Имати Бог такового ленивца смиряти
И в день Страшного суда мщение воздати[5] .
29 марта 1699 года владыка Тихон был переведен на Казанскую кафедру. Это произошло через 8 месяцев после смерти митрополита Маркелла. В литературе неоднократно упоминалось, что владыка Тихон прибыл в Казань только 4 октября 1700 года, впервые эту дату назвал архимандрит Платон (Любарский). Но выпускник Казанской духовной академии 1908 года Александр Светлаков, написавший диплом о митрополите Тихоне[6] и пользовавшийся недошедшими до нас документами из архива Казанской консистории и Раифского монастыря, установил, что уже 5 января 1700 года митрополит Тихон был в Казани и рукополагал священника[7].
ВладыкаТихон управлял Казанской епархией долго, более 25 лет, по продолжительности своего пребывания на Казанской кафедре он уступает только митрополиту Матфею. Это было переломное время в судьбе как Церкви, так и всего народа. Трудно сказать, как он относился к петровским преобразованиям и к политике Петра в церковных вопросах. Он был умелым дипломатом, вел переписку и с самим Петром, и с «полудержавным властелином» Александром Даниловичем Меншиковым, с всесильным кабинет-секретарем Алексеем Васильевичем Макаровым и с императрицей Екатериной, добиваясь проведения в жизнь своих предложений. Разумеется, он убеждал царя в полной поддержке его деятельности. Приведем в качестве образца эпистолярного стиля митрополита Тихона цитату из его письма Екатерине от 4 января 1719 года. Поводом для письма стало возвращение Петра и Екатерины из заграничной поездки: «Присноусердный вашего пресветлейшего государского благородия богомолец, смиренный Тихон, митрополит Казанский, вседушевно желая о долгоденственном вашего государского благородия здоровье и всерадостном пребывании Превышнего Царя и послушно всеприлежно моля, достоя ваших государских при нижайшем поклонении всесмиренно главу преклоняю»[8] . Такое же письмо Тихон послал и самому Петру, с приложением иконы Казанских Святителей и образцов волжской копченой рыбы.
Но вряд ли митрополит Тихон был столь восторженным поклонником политики Петра. Бесцеремонное вмешательство в дела Церкви и, в первую очередь, изъятие в пользу государства больших денежных и материальных ресурсов не могли вызывать одобрения инициативного архиерея.
В 1703 году на неот-ложные нужды государст-ва были изъяты все 2300 рублей наличными, оставшиеся в казне архиерейского дома на начало года.
В 1704 году «на государя» были отобраны тридцать водяных мельниц, принадлежавших архиерейскому дому и приносивших более 800 рублей в год только архиерейскому дому. Кроме того, сам архиерейский дом теперь должен был платить за переработку большого количества зерна в муку, необходимую митрополичьему хозяйству.
В 1705 году подворье Казанского архиерейского дома в Москве, в Китай-городе, известное тем, что в нем скончался святитель Герман, было временно изъято для размещения пленных шведов. Владыка Тихон неоднократно просил об освобождении подворья, необходимого для частых поездок в столицу самого митрополита, духовенства и служащих архиерейского дома. В 1710 году шведы были выведены с подворья, но в том же году там разместили известного деятеля духовного образования иеромонаха Софрония Лихуда и учеников Славяно-греко-латинской школы. Подворье было освобождено только в 1723 году, за год до смерти владыки Тихона, когда Москва уже перестала быть столицей и нужда в подворье была не так велика.
Зато в 1720 году всем архиереям было приказано построить подворья своих епархий в новой столице, Санкт-Петербурге, — разумеется, за собственный счет. В 1720 году владыка Тихон направил в столицу стряпчего Алексея Антонова и профессионального строителя, иеромонаха Даниила Вяземского. В результате был построен каменный двухэтажный дом на Девятой линии Васильевского острова, который принадлежал Казанскому архиерейскому дому до конфискации в 1764 году.
В 1707 году большое количество церковной утвари было отобрано Монастырским приказом в пользу армии. Крестьян, принадлежавших архиерейскому дому, а также служащих дома постоянно загружали работами по заготовке корабельного леса, ломке бутового камня в откосах правого берега Волги, перевозке казенных грузов.
В 1719 году астраханский губернатор Артемий Петрович Волынский (в состав его губернии входил юг Казанской епархии — Сызрань и Симбирск) попытался «выбить» из Казанского архиерейского дома огромную сумму в 2 тысячи рублей. Дело в том, что с 1678 года основным прямым налогом с крестьян была подворная подать (определенная сумма денег с каждого двора в год). Вполне естественно, что крестьяне пытались уменьшить налоговое бремя, записывая несколько поколений семьи в одном дворе. Волынский по переписным книгам произвел «перерасчет налоговой базы», посчитав за двор каждого женатого крестьянина, и потребовал от Архиерейского дома выплаты подворной подати с этих «пропущенных» дворов за несколько предыдущих лет. В письме к Макарову от 24 марта 1719 года митрополит Тихон жаловался на эти поборы, но неизвестно, были ли претензии Волынского отменены.
В 1721 году митрополит Тихон, очевидно, созрел для протеста. Согласно четырем (!) рапортам в Санкт-Петербург губернатора Алексея Петровича Салтыкова, митрополит велел крестьянам не выполнять казенные работы. В это время шла ревизия — перепись населения. Владыка Тихон приказал служащим архиерейского дома не давать на себя «ревизских сказок», справедливо опасаясь, что они будут «положены в подушный оклад». Но грозный указ Сената заставил митрополита отменить свои распоряжения.
Несмотря на непростое имущественное положение епархии, именно митрополит Тихон оживил миссионерскую деятельность, о которой после святителя Гермогена казанские архиереи почти не вспоминали. В 1701-1705 гг. ключарь (второй священник) кафедрального Благовещенского собора Федор Федоров ездил по черемисским (марийским) деревням, поездку в край луговых марийцев совершил и сам владыка Тихон. В результате были крещены 3683 марийца. Вскоре главным деятелем миссии стал сын Федора Федорова, иеромонах Алексий Раифский[9], сопровождавший отца еще в первых поездках. Около 1714 года Федор Федоров умер, и Алексий ездил по марийским и татарским деревням один. Несмотря на то, что огромные деньги забирались из архиерейского дома в казну, владыка Тихон выделил средства на постройку в деревнях новокрещеных марийцев семи церквей.
В 1718 году Алексий Раифский, который к этому времени был казначеем Казанского архиерейского дома, выехал по делам епархии в Санкт-Петербург и там был зачислен в братию Александро-Невского монастыря (будущей лавры), в который собирали «достойных» монахов со всей России. Только в результате писем владыки Тихона Петру I и кабинет-секретарю Макарову[10] Алексий был отпущен в Казань.
В 1716 году на средства архиерейского дома в миссионерских целях был создан мужской Сретенский монастырь под Чебоксарами (закрыт в 1764 году).
Митрополит Тихон был первым, кто предложил использовать для миссионерской деятельности экономические и социальные рычаги, которые впоследствии, при Елизавете Петровне, широко применялись в деятельности Конторы новокрещенских дел. В начале 1719 года владыка Тихон посетил марийские деревни и вскоре написал Петру I письмо, в котором предложил освобождать пожелавших принять крещение мусульман и язычников на три года от подушной подати и казенных работ, а взятых в рекруты освобождать от армейской службы. Петр I согласился. В результате появился Сенатский указ от 1 сентября 1720 года, вводивший все льготы, предложенные владыкой Тихоном. От военной службы освобождались не только рекруты, но и пожелавшие принять крещение солдаты, уже прослужившие несколько лет, правда, только те, кто служил в Казанской губернии, а не в действующей армии. Кроме того, принявшие крещение лашманы[11] исключались из лашманского сословия и после трехлетней льготы переводились на денежную подушную подать. Правда, в течение двух лет ситуация осложнялась бюрократической волокитой. Если в Казанском и Уржумском уездах, находившихся в ведении казанского губернатора, указ выполнялся, то в Царевококшайском, Яранском и Царевосанчурском уездах, где жило больше половины марийцев, новокрещеные не получали льгот. Дело в том, что этими уездами ведал свияжский воевода Борис Толстой, которому указ от 1 сентября официально не был доставлен. Для того, чтобы Толстой получил указ, митрополиту Тихону вновь пришлось писать самому Петру. 2 ноября 1722 года, после того, как Петр I сам побывал в Казани, он подписал, находясь на южном берегу Каспийского моря, в Персидском походе, указ о том, чтобы во время проходившего в это время рекрутского набора в рекруты не брали новокрещеных, а тех, кто уже оказался в армии, распустили по домам.
В результате, согласно докладу митрополита Сильвестра, ставшего митрополитом после владыки Тихона, в 1719-1723 гг. были крещены 3200 человек, из них только 1419 человек без льгот[12].
Любимым местом владыки Тихона в Казанской епархии стал Раифский монастырь. Большинство ныне существующих архитектурных памятников монастыря — церковь Преподобных Отцев, в Раифе и Синае избиенных, Софийская церковь, стены и башни, а также двухъярусная колокольня, снесенная в конце XIX века, и Троицкая церковь, стоявшая на месте нынешнего Троицкого собора, были построены при митрополите Тихоне и на его средства. Причем речь идет именно о личных средствах владыки — деньги архиерейского дома находились под строгим контролем гражданских властей. Очевидно, владыка использовал те деньги, которые достались ему от отца — крупного предпринимателя.
При митрополите Тихоне продолжались строительные работы и в загородном архиерейском доме на Кабане. В 1706 году была сооружена сохранившаяся до наших дней надвратная церковь святителя Тихона Амафунтского. Интенсивная строительная деятельность владыки Тихона в 1722 году была прервана указом Петра I, которым по всей стране, кроме Санкт-Петербурга, категорически запрещалось строительство из камня и кирпича.
Большие ремонтные работы велись и в кафедральном Благовещенском соборе. В 1718 году указом Петра ему выделялась из государственной казны на ремонт собора тысяча рублей. Но губернатор Никита Алферьевич Кудрявцев отказывался выдавать деньги, и митрополит Тихон в письме Петру от 1 сенября 1718 года просил послать соответствующий указ и Кудрявцеву.
Казанский митрополит продолжал заботиться о храмах и монастырях своего родного Нижнего Новгорода. В 1715 году, когда Нижний Новгород сильно пострадал от пожара, он пожертвовал множество книг и утвари (своих, а не архиерейского дома) построенному им Благовещенскому собору, Благовещенскому монастырю, в котором начинал свой иноческий путь, Печерскому монастырю, другим приходским храмам города. Во второй половине XIX века в Благовещенском соборе сохранялись пожертвованные Тихоном печатные Евангелия и напрестольный крест (с дарственной надписью 1710 года).
Нет сведений о том, чтобы владыка усердно боролся с расколом. Старообрядцев в Казанской епархии, в том числе и в самой Казани, было много. Но не было дел, заведенных против них по инициативе митрополита. В 1721 году дело о расколе в Казанской провинции велось по доносу некоего Антония, бывшего старообрядца, который сообщал, что на реке Лобани и на Сосновом острове имеется больше пятидесяти раскольничьих скитов. Владыке Тихону предписывалось разрушить скиты, раскольников обращать, а тех, кто пожелает остаться в расколе, записать в двойной оклад[13]. Неизвестно, выполнил ли он распоряжение Синода.
Митрополит Тихон предпринял первую попытку создания в Казани духовной школы. В 1707 году он собрал в Казани для обучения Часослову и Псалтири и подготовки к священническому званию тридцать два мальчика из нерусских народов Поволжья. В учителя к ним были поставлены архиерейский певчий и 8 «малолетних солдат», последние, очевидно, — в качестве надзирателей. Через два года пятеро учеников «совсем обучились» и, очевидно, были направлены в приходы, 20 человек «выучили Часослов», а пятеро умерли. В 1709 году по распоряжению губернатора Петра Матвеевича Апраксина школа была закрыта «для того, что оные новокрещеные дети, будучи в Казани без отцов и матерей своих, зачали помирать, а другие заболели». Но вряд ли дело было в заботе о детях. В это время все финансовые дела архиерейских домов контролировал Монастырский приказ, средства нужны были для продолжения тяжелой войны со Швецией, и гражданские власти не желали выделять средства на церковные школы. Известна история просуществовавшей четыре года, дававшей блестящие результаты и закрытой в 1706 году школы святителя Димитрия Ростовского. По этому поводу Димитрий Ростовский писал митрополиту Иову: «Оставиша учениа, понеже вознегодоваша питающие нас, аки бы многие исходят на учители и ученики издержки, и уже вся та, чем дому архиерейскому питаться, от нас отнята суть, не токмо отчины, но и церковные дани». Очевидно, так же «вознегодоваша» казанские власти и по поводу расходов Казанского архиерейского дома на учебные дела.
Вторым учебным заведением в Казани стала цифирная школа. Она не была духовным учебным заведением. В 1714 году Петр I приказал направить в 60 важнейших городов России по два гардемарина (так назывались учащиеся Московской и Санкт-Петербургской навигацких школ), которые должны были собрать детей солдат, приказных людей (подьячих) и духовенства и обучать их. В указе был и список городов, из Казанской епархии в него попали Казань и Свияжск. При этом, согласно указу, главным предметом должна была стать математика. Всего за два-три года учащиеся должны были усвоить арифметику, начала алгебры и евклидовой геометрии. Архиереи обязаны были оказывать цифирным школам содействие. Митрополит Тихон такое содействие оказал. В Казани цифирная школа расположилась в архиерейском доме в Кремле, а в Свияжске — в Успенском монастыре. Больше половины обучавшихся до 1723 года составляли дети духовенства. Владыка пытался использовать цифирные школы и для миссионерской деятельности — в 1724 году в Казанской цифирной школе из 62 учащихся 13 составляли дети крещеных инородцев.
Принятый в 1721 году Духовный регламент предписывал открывать во всех епархиях славяно-латинские школы, это было уже не доброй волей, а обязанностью церковных властей, а светские не могли им в этом препятствовать. В 1723 году в России открылись сразу пять таких школ: в Суздале, Коломне, Вятке, Холмогорах и Казани.
В ряде работ по истории Казанской духовной семинарии утверждалось, что славяно-латинская школа открылась в кельях Феодоровского монастыря, являвшегося тогда домовым Казанского архиерея и располагавшегося на том месте, где до недавнего времени был Ленинский мемориал, а сейчас — Национально-культурный центр «Казань». Но известный церковный историк К.В. Харлампович, в начале XX века работавший преподавателем Казанской духовной семинарии, разобравшись в документах, доказал, что первоначально школа находилась в архиерейском доме в Кремле.
В 1723 году были собраны 52 ученика, занятия начались 19 марта. Единственным в первые четыре года учителем был Василий Яковлевич Свенцицкий, человек светский, «польской породы»[14], шляхтич (православного вероисповедания). К сожалению, мы почти ничего не знаем о нем, но по отзыву митрополита Тихона, он был человек «умный и честный и в книгочтении острый и разумный». По языку его отчетов можно утверждать, что он учился в одной из существовавших на Украине духовных школ, может быть, в Киеве, может быть, в Харькове или Нежине; в XVII-XVIII веке больше половины учащихся в духовных школах Украины были не духовного происхождения. Свенцицкий хорошо знал латинский язык, что тогда считалось самым главным. Латинский язык и стал главным предметом. Вот в каких торжественных формах отчитывался Свенцицкий о занятиях в школе в первый год: «Букварей наизусть, толкований грамматических четырех статей, орфографии, этимологии, просодии орфографийной и синтаксии осьми частей слова, уравнений, окончаний родов, склонений, спряжений, такожде диалекта латинского, вокабул, сентенций, деклинаций и регул с экспликациями и писания того ж диалекта, о 7 тайнах церковных, гратуляций и приветствий различных, комедийных акций, которые различно с начала учения целебровалися повсягодно в семинарии казанской публичне, такожде интермедий, арифметических частей, — нумерации, аддиции, субстракции, мультипликации и прочего обхождения политического, к семинарии принадлежащего».
Однако итоги первого года были неутешительны. В течение года 6 учеников умерли, 9 человек были отпущены по домам из-за бедности, 12 — «за малолетством», два — «по тупости», 13 человек бежали. Два школьника были сочтены «дос-тойными священства» и руко-положены. Вряд ли это произошло по причине их больших успехов в учебе, скорее всего, просто осво-бодились отцовские места. Трое были отчислены по причине «записи в подушный оклад». Как раз в это время шла первая ревизия, по воле Петра I количество церковников старались сократить, многих «лиш-них» вместе с детьми вписывали в ревизские сказки, они превращались в крестьян или горожан и не имели права учиться в духовных школах. Таким образом, меньше чем через год в школе осталось только 5 учеников. В следующем году, до своей смерти, владыка Тихон собрал еще 40 учеников. Он не забывал о миссионерской деятельности. Тринадцать из вновь набранных учеников не принадлежали к духовному сословию, а были чувашами и крещеными татарами. К сожалению, за довольно долгое время между смертью владыки Тихона и приездом в Казань Сильвестра школа фактически развалилась.
В 1719 году митрополит Тихон оказался перед лицом серьезной угрозы. Бывшие подьячие Казанского архиерейского дома Петр Степанов и Федор Золотарев распространяли слухи о том, что владыка Тихон ругает царя Петра и замышляет измену. Дело могло оказаться очень серьезным. Но у владыки, очевидно, были доброжелатели в столице. Еще до возбуждения дела, 17 мая 1719 года, он успел написать почти одинаковые по тексту письма с оправданиями Петру, императрице Екатерине и кабинет-секретарю Макарову, в которых опровергал «изветы»: «По действу диаволю, врач человека казенного моего приказу подьячий, крестник мой и бывший келейник Петр Степанов, заворовавшись в казенных деньгах, отбивая, чтоб их не искали, коварствуя зломысленно приносил презельные досады, в чем добровольно принес мне, смиренному, руки своей письменное покаяние. Ныне же соединясь и сообщась с таковым же злодеем, моего судного приказу с бывшим подьячим Федором Золотаревым, который был доносителем в прошлых 716-м и 718 годах, за что по неправде его в Санкт-Петербурге наказан, поводят на меня, смиренного богомольца вашего, сущего в немощах моих и пришедшей старости наушное слово — о ужасно и страшно рещи! — будто я, смиренный раб ваш и богомолец на ваше царское величество злоумысленник…»[15]. Петр I лично ответил владыке Тихону, столь же цветистым языком прося его молитв и заверяя в своем почтении.
Неизвестно, встречался ли он с Петром I лич-но после своего назначения в Казань. Во всяком случае, нет сведений о поездках митрополита в Москву или Санкт-Петербург. Но 27 мая 1722 года ему пришлось принимать Петра, направлявшегося в Персидский поход, в самой Казани. Когда Петр отправился дальше вниз по Волге, владыка Тихон провожал его до развалин Булгара и вместе с ним осматривал их. Петр приказал создать на Булгарском городище монастырь (редкий случай: при Петре монастыри только закрывались, единственным местом, где возникли новые монастыри, был Санкт-Петербург). В это время окрестности Булгара были не заселены, хотя земля еще во второй половине XVII века была закреплена за Казанским Спасо-Преображенским монастырем. Уже к 1724 году действительно был создан Успенский Булгарский монастырь, которому передали прилегающие к Булгару земли, около монастыря выросла слободка (ныне село Болгары). На митрополита же Петр своим указом, отправленным из Астрахани 2 июля 1722 года возложил охрану развалин Болгара и поручение скопировать и расшифровать надписи на могильных камнях[16].
В письме к председательствующему во вновь созданном Синоде митрополиту Феодосию (Яновскому) от 12 августа 1721 года владыка Тихон впервые стал проситься на покой, но и через два года не получил ответа на свое прошение — и здесь сказывались реалии синодального периода. В 1722 году он составил завещание. Все свое имущество он разделил на три части: иконы, одежда и церковные облачения и книги. О деньгах в завещании речь не шла. Митрополит Тихон был обладателем большого собрания из пятидесяти икон. В завещании сами иконы только назывались, но подробно описывались их украшения, большая часть была украшена драгоценными камнями, почти все оклады были серебряными и позолоченными. Владыка распределил свои иконы очень аккуратно: по иконе получили бывший губернатор Кудрявцев, строитель Петропавловского собора Иван Афанасьевич Михляев, правившие на момент составления завещания губернатор и вице-губернатор, все священники и диаконы кафедрального собора, настоятели мужских монастырей епархии и священники женских монастырей, служащие архиерейского дома, начиная от келейника и до ясельничего (заведующего кормом для лошадей), настоятели монастырей родной для владыки Нижегородской епархии и духовенство Благовещенского собора Нижнего Новгорода. Одну икону получила его двоюродная сестра Анна Андреевна. Из архиереев посмертного дара удостоился только Тверской епископ (в завещании он назван митрополитом) Сильвестр: Тихон как бы предвидел, что Сильвестр будет его наследником на Казанской кафедре.
Церковные облачения владыка Тихон завещал кафедральному собору и городским храмам. В собор же передавались и пяти принадлежавших ему панагий. Обычная одежда — шубы, кафтаны, рясы — завещалась служащим архиерейского дома, названным в завещании по именам.
Книг у владыки было немного (десятки книг он уже прежде пожертвовал в кафедральный Благовещенский собор и Благовещенский собор Нижнего Новгорода). Это был полный набор богослужебных книг (некоторые в нескольких экземплярах). Ему принадлежали две небогослужебных печатных книги конца XVII — начала XVIII вв. — «Венец Христов» и «Антихрист», и две рукописных: «О священстве» Иоанна Златоуста и сборник сочинений Максима Грека. Все книги жертвовались в кафедральный Благовещенский собор.
В отделе рукописей и редких книг Научной библиотеки имени Н.И. Лобачевского Казанского университета сохранились Часослов (печати 1688 года), Апостол (печати 1699 года), собрание Житий русских святых Димитрия Ростовского в двух томах (1689-1690), Евангелие с толкованием Феофилакта Болгарского (1700) и полный комплект (12 томов) Миней (1705). Надписи на всех этих книгах свидетельствуют о том, что все они были пожертвованы Благовещенскому собору не по завещанию, а еще при жизни владыки. Еще один полный комплект Миней 1705 года он подарил Раифскому монастырю, эти книги тоже оказались в университетской библиотеке[17].
В последние годы правления митрополита Тихона в управлении епархией не все было в порядке. Слишком большим влиянием пользовался архимандрит Спасо-Преображенского монастыря Иона (Сальникеев), которого преемник Тихона владыка Сильвестр обвинил в казнокрадстве (см. в статье о митрополите Сильвестре). Были практически закрыты Кизический и Федоровский монастыри.
17 октября 1723 года владыка Тихон подал еще одно прошение в Синод. В нем он просил не об уходе на покой, а об освобождении его «от приказных дел» «за старостью и немощью». 20 января 1724 года его прошение было удовлетворено. В указе Синода говорилось: «..хотя (митрополита Тихона) от управления приказных дел и от прочих казенных, касающихся по указам сборов уволить» и подобрать «усмотря достойную персону, а его преосвященству никакого понуждения в тех делах не чинить». Но митрополиту не удалось дождаться «достойной персоны» себе в помощь. 24 марта 1724 года, в четыре часа утра владыка Тихон скончался.
Похоронен он был только 5 августа. Такая задержка тоже была проявлением начинавшей развиваться синодальной бюрократии. Дело в том, что теперь на похороны архиерея надо было спрашивать разрешения Синода. Получив известие о смерти митрополита Тихона, Синод указал, что хоронить его должен Астраханский епископ Лаврентий (Горка) и похороны состоялись только тогда, когда епископ Лаврентий сумел прибыть в Казань. Сам владыка хотел быть похороненным в любимом им Раифском монастыре. Но Синод в ответ на сообщение из Казани указал, что погребение должно состояться в кафедральном Благовещенском соборе[18]. Тело митрополита Тихона было погребено у южной стены главного храма[19], рядом с алтарем. Захоронение, скорее всего, сохранилось, во всяком случае, в 1907 году гроб его во время замены каменного пола в соборе чугунным видел профессор Казанского университета Александр Иванович Александров (епископ Анастасий).
Судьба имущества владыки Тихона тоже иллюстрирует суровые реалии петровского царствования. Перечисленные им в завещании иконы, одежда, церковные облачения и книги были переданы согласно воле владыки Тихона. Но 700 рублей деньгами, которые он не назвал в завещании, а лишь устно просил передать в Раифский монастырь, согласно указу Петра I были конфикованы в доход государства. «На государя» были забраны и те вещи и книги, которые Тихон не назвал в завещании, они были оценены в 860 рублей.
Примечание
1. Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. — Н.Новгород, 1859. — Ч. 2. — С. 60-67.
2. Тихон (Воинов), митрополит Казанский и Свияжский по переписке с Петром Великим // Странник. — СПб., 1905. Ч. 1. — С. 218-232, 384-400.
3. Со слов Н. Храмцовского в некоторых изложениях биографии вл. Тихона утверждается, что его отец был пушкарем. Но это недоразумение. О том, что Василий Воинов был из «Гостиной сотни», Тихон писал своей рукой на вкладных записях к книгам.
4. Судя по дальнейшим обстоятельствам жизни отца Тихона, по его очень крупным пожертвованиям, он раздал именно имущество, а денежные капиталы отца, которые у торгового человека «Гостиной сотни» не могли быть маленькими, оставил за собой и потом всю жизнь жертвовал на храмы и монастыри.
5. Храмцовский Н. Указ. соч. — С. 64.
6. НАРТ Ф. 10. Оп. 2. Д. 1441 — Светлаков А. Митрополит Тихон (Воинов). Его жизнь и просветительско-административная деятельность. — Казань, 1908.
7. Там же. — С. 67.
8. Странник. — СПб., 1905. — Ч. 1. — С. 220.
9. Раифский, скорее всего, — не фамилия, а место пострижения.
10. Странник. — СПб., 1905. — Ч. 1. — С. 224-225.
11. Лашманы — татарские крестьяне и бывшие служилые татары, указом от 31 января 1718 года приписанные к Казанскому адмиралтейству. Вместо подушной подати они заготовляли корабельный лес, что было очень тяжкой нагрузкой.
12. Ислаев Ф.Г. Православные миссионеры в Поволжье. — Казань, 1999. — С. 14.
13. При Петре I старообрядцы, желавшие легально оставаться в «старой вере», должны были платить подушный оклад в двойном размере.
14. То, что Василий Свенцицкий был «польской породы», то есть польский подданный, делало его свободным человеком, который мог добровольно поступить на службу в школу. Ни русский дворянин, ни русский «тяглый» человек не мог бы стать учителем. Первый был обязан служить, второй — платить подушную подать и выполнять необходимые казенные работы.
15. Странник. — СПб., 1905. — Ч. 1. — С. 227-228.
16. Загоскин Н.П. Спутник по Казани. — Казань, 1895. — С. 129.
18. Скорее всего, в Синод просто не сообщили о желании владыки Тихона, но в досинодальные времена патриархи не указывали, где хоронить архиереев.
19. Это первое захоронение у южной стены.
