21 июля празднуется день явления Казанской иконы Божией Матери в городе Казани. У русского народа образ Казанской Божией Матери очень почитаем: люди строили храмы, монастыри и часовни в честь Пресвятой Девы Марии. В советское время огромное количество храмов было разрушено, некоторые использовались под склады, зернохранилища, клубы. В Лаишевском районе Республики Татарстан осталось всего две церкви, посвященные Казанской иконе: это чудом сохранившийся большой храм в селе Смолдеярово, другой — в селе Астраханка, правда, полуразрушенный. Туда я и отправился.
Старинное село с богатой историей
Подъезжая к селу, издалека заметил высокую трехъярусную колокольню. Церковь стоит почти на самом краю Астраханки, с одной стороны села — поля, с другой — небольшой лесок.
И вот я уже у храма: стены побелены совсем недавно, на земле — следы еще не смывшейся дождем известки. В центральном приделе вставлены окна, перекрыта крыша. Наверху алтарной стены вижу бородатого мужчину, ловко укладывающего на раствор кирпичи.
Подхожу, знакомлюсь: Николай Егоров, диакон. Очень улыбчивый и словоохотливый человек. С первой минуты мы нашли с ним общий язык. А предмет моего интереса — история храма, а вместе с ним и история села.
— Астраханка, — живо начал свой рассказ отец Николай, — старинное село с 450-летней историей. По преданию, на этом месте явилась чудотворная Казанская икона Божией Матери, в 1761 году был построен каменный храм.
В старину здесь крестьяне занимались земледелием, хлебопашеством, а еще выращивали лук.
В конце XIX века, при служении священника Михаила Вознесенского, храм был перестроен, пристроен теплый придел в честь святого мученика Харлампия.
Отец Михаил служил на Астраханском приходе сорок лет (с 1864 по 1905 год), пользовался уважением среди селян, был благочинным Лаишевского округа, награжден орденом Святой Анны III-й степени; после него настоятелем храма стал его сын, Николай Вознесенский.
В начале 30-х годов XX столетия храм закрыли, помещения церкви использовали под колхозный склад.
В конце 50-х по распоряжению председателя церковь начали разбирать на кирпичи для строительства фермы и колхозных домов.
— Вот здесь придел святого мученика Харлампия был, его полностью разобрали, частично сохранился лишь пол, — говорит отец Николай, показывая на плитку пола, заросшую травой.
— А что это за густой лиственный лес за храмом? — интересуюсь я.
— Барский сад, — отвечает отец Николай. — В селе раньше усадьба была, барин Орлов с семьей жил. На этом месте сейчас новые дома стоят, там и барская пасека находилась, потом она колхозу перешла. А в конце 80-х я сам на ней работал, в аренду взял. Мне и землю дали, дом тут построил, как оказалось, на том месте, где раньше священники Вознесенские жили.
Из рассказов старожил
Выслушав рассказ отца Николая, решил немного прогуляться по селу: хотелось пообщаться с кем-то из местных, которых, как я узнал, осталось человек семь.
Татьяна Кисова, улыбчивая и добродушная бабушка, живет здесь с рождения. Она любезно пригласила меня к себе в дом и поведала истории из своей жизни.
Про церковь и бабушек
— Церковь у нас красивая была, на стенах росписи. Я ведь в 33-м родилась, храм-то уже был закрыт. Мне мама рассказывала, как его закрыли: Макаров — местный «активист» — залез на купол и крест сбросил. А дядя Леша Солягин, дом его около храма стоит, крест подобрал, он у них во дворе много лет стоял, красивый такой, железный. Потом этот крест на кладбище увезли и куда-то там поставили.
Когда храм закрыли, некоторые иконы бабушки по домам разобрали, какие-то растащили. Как мама говорила, в храме находился чудотворный образ Казанской иконы Божией Матери, красивый, с каменьями; его сумели спасти, хранится у кого-то.
Помню, когда молоденькая была, в храме колхозный склад размещался, мы зимой ходили туда, зерно сортировали, веяли. А в 57-м, когда образовался совхоз, центральный склад в Нармонке сделали, храм больше не нужен стал, и начали его разбирать на кирпичи.
Мы и жители с соседнего села кирпич не брали, знали, что нельзя: грех это. Один парень с отцом — татары — строились в соседнем селе, в Татарских Кабанах, так вот приехали они за кирпичом к церкви, только стали откалывать, а отлетевший кусок прямо сыну в глаз. Они сразу все бросили и уехали, и другим наказали, чтоб не брали… А этот парень глаза лишился.
У нас в селе жили бабушки-богомолки. Раньше в храме они прислуживали, пели и читали. Я маленькая была, но помню: лето, жара, дождей нет, вот эти бабушки соберутся вечером после работы и идут крестным ходом вокруг деревни, иконы с собой приносили, на палках несут, большие, а мы с ребятней за ними идем. Народу много, идут, поют молитвы. Смотришь — ночью или на следующий день дождь пройдет.
Про колхоз, про семью
У нас семья большая была, десять детей, жили бедно, своя земля была, пшеницу растили, овес, рожь. В 30-м, с образованием колхоза, землю забрали, остались лишь сотки, где картошку растили.
Отец у нас смирный был, не пил, трудовой, семью берег.
Работали в колхозе все дружно: и русские, и татары. Я трактористу помогала, плугарем была: пахали, сеяли, потом убирали, а вечерами я шерсть пряла, носки вязала, одежку шила — сама научилась. Муж купил машинку «Зингер», картошку продал, машинка нам очень помогала. Так и жили: материал мне дадут, и я шью платья, кофту, юбку.
В колхозе за трудодни работали. На трудодень где-то в страду, в самую оборку хлеба, по 150 граммов хлеба если дадут, то хорошо.
Сейчас мне 84 года, здоровье ничего, не жалуюсь. Живу с кошкой и двумя курочками, родные на выходные приезжают. Я настоящая бабушка, у меня уже четыре внука, восемь правнуков. Приезжают ко мне, не забывают, огород сажают.
Надежда МАРЬИНА:
— Наше село раньше большое было. Тут только русские жили, корову в каждом доме держали, а еще баранов, овец, поросят… Сейчас лишь у одной женщины корова, у нас вот овцы только, на мясо продаем, ну и себе оставляем, шерсть раньше государству сдавали, а сейчас вот выкидываем, бывает, и отдашь кому.
Ферма у нас тут имеется — два гурта — около 500 голов, народ на ферме работает, поля все засеяны. Все хорошо, только вот народ другой стал, все сами по себе живут, соли не попросишь.
А раньше по деревне с гармонью и песнями ходили, дружно и весело жили, друг другу помогали.
Домов раньше много было, соберутся в один дом — песни поют, потом в другой, гуляют… Помню, в барском саду с мальчишками гуляли, там еще пасека была, дорожки, мы веточки собирали, чтоб костер жечь, а вечером собирались там, песни пели… В саду яблони, вишни, малина, липы росли — красиво… Еще на пруду купались, ребята рыбу ловили: окуни, караси, даже щуки были. А сейчас заросло все.
Николай СЕРОВ:
— Долгие годы с самого закрытия церковь была никому не нужна. Вода, солнце и ветер делали свое дело — храм постепенно разрушался, и вот спустя годы запустения решили его восстановить. В 2011 году оформили все документы, создали общину, старостой стала моя жена, Александра Серова. С местными жителями начали убирать мусор и завалы из церкви.
Раньше около храма был фамильный склеп — усыпальница дворянского рода, его в 30-х вместе с оградой разрушили — мешал, видно, а все останки в телегу сгрузили и на кладбище отвезли, в яму скинули. Старые люди показали это место. В прошлом году мы там крест поставили, отец Феодор Сапаров приезжал, панихиду служили.
Богу служить везде хорошо
Сейчас председателем общины является диакон Николай Егоров, с которым мы продолжили разговор после приятных бесед с односельчанами:
— Я ведь раньше в храм ходил редко, приду, свечки поставлю и все. Родился в Казани, работал строителем, токарем, инженером, последнее время — каменщиком. Шесть лет назад на стройке упал с пятиметровой высоты спиной на кирпичи. Очнулся, глаза открыл, боли не чувствую, а мне говорят: «Лежи-лежи, сейчас скорая приедет». Привезли в больницу, пока снимки делали, я лежал на койке, на растяжках, про себя молитву «Отче наш» читал, очень сильно просил Бога, чтобы все обошлось. Через пару дней пошел на поправку, а еще через пару меня выписали: оказалось, что все органы целы, отделался только ушибами. Вот после этого я понял, что Бог дал мне жизнь заново, и я решил остаток дней посвятить служению Богу.
В храм стал ходить, поступил на заочное отделение семинарии, потом меня рукоположили в диаконы, служил на Новоиерусалимском подворье в Казани. Митрополит дал благословение на восстановление храма в Астраханке. Теперь это мое главное дело. Также продолжаю учебу в семинарии, остался еще год. В будущем желаю служить на этом приходе: хоть в деревне и прихожан почти нет, но мне тут нравится. Ведь Богу служить везде хорошо. У меня теперь стимул есть — храм восстановить и молиться здесь.
В прошлом году мы крышу перекрыли, купол с крестом поставили. Сейчас алтарем занимаемся, и внутри нужно порядок навести, замазать, штукатурить… Да еще много работ предстоит, главное — силы есть и желание».
— К 21-му июля, к Казанской, хотите завершить основные работы? — спрашиваю я.
— Конечно, хотелось бы, ведь успеем мы или нет — это полностью зависит от наших финансов: спонсоров и меценатов у нас нет, свои сбережения вкладываю и то, что люди соберут, но этого не хватает. Хорошо, что есть неравнодушные люди, в основном это те, кто не любит городскую суету, кому мила деревня, все, кто помогают, трудятся бесплатно, во славу Божию.
Слушаю я отца Николая и думаю: какие простые и искренние у него желания: восстановить старинный храм и служить здесь Богу.
Верят, надеются и ждут астраханцы, что вновь под сводами их старинного храма в честь Казанской иконы Божией Матери будет совершаться божественная служба.