.jpg)
7 января 2024 года, в праздник Рождества Христова, на телеканале «Россия 1» состоялся показ традиционного Рождественского интервью Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла.
Предстоятель Русской Православной Церкви ответил на вопросы генерального директора ТАСС А.О. Кондрашова.
— Ваше Святейшество, спасибо Вам огромное в очередной раз за эту традиционную возможность говорить с Вами в Рождество о празднике Рождества. Я поздравляю Вас.
— Благодарю Вас сердечно. Для меня тоже это всегда особое событие — встречаться накануне праздника, общаться с Вами и через это общение иметь какой-то разговор с нашим народом.
— Ваше Святейшество, этот год будет годом 15-летия Вашей интронизации. Я прекрасно помню, как еще тогда, 15 лет назад, Вы уже говорили о традиционных ценностях — в тот момент, когда многие политики еще показательно морщились, дескать, какие традиционные ценности, если для народного благополучия, для благополучия государства у нас есть институт прав человека, у нас есть демократия, и этого достаточно. В этом году мы уже можем сказать, что традиционные ценности стали частью института права, но Вы все равно продолжаете говорить о традиционных ценностях. То есть Вы думаете, что это пока декларация и за ценности еще стоит побороться? И вообще, какое значение Вы будете придавать этой теме в Вашем Первосвятительском служении?
— Хотел бы начать с филологии. Традиция — что это такое? Традиция — это дословно «передача». Другими словами, традиционные ценности — это те ценности, которые передаются. От кого кому, и что это за временной отрезок, в течение которого эти ценности передаются? Отвечая на эти вопросы, мы сразу поймем, о чем идет речь. Речь идет о вечных ценностях, о тех ценностях, которые Богом заложены в саму природу человека. И реализация этих ценностей обогащает человека тем, что является архиважным, непреходящим, во многом определяющим такое понятие, как человеческое счастье. Поэтому здесь никакая не архаика, а здесь свидетельство о чем-то, что выходит даже за границы нашего опыта. Как можно представить ценность, которая существовала всегда и которая переходила из поколения в поколение, от культуры к культуре? Отношение к традиционным ценностям должно быть очень внимательным. Самое главное — чтобы традиционные ценности не отождествлялись исключительно с прошлым и чтобы молодежь это понимала. Традиционная ценность — это то, что принадлежало истории, что принадлежит истории и что идет в будущее. Эти ценности будут сопутствовать человечеству, видимо, до скончания сего мира.
— Ваше Святейшество, в прошлом году произошло очень много знаков — мне кажется, добрых, но я хочу знать Ваше отношение к ним. Конечно, это возвращение иконы Троицы авторства преподобного Андрея Рублева. Рака князя Александра Невского теперь установлена на историческом месте в Петербурге. Вами обретена чтимая икона Казанской Божией Матери, теперь ей можно поклониться в Казанском соборе. Вот, мне кажется, добрые знаки. А на Ваш взгляд? И есть ли в этом какой-то тайный смысл?
— Эти события настолько значимы, что, конечно, важно попытаться понять, почему это произошло именно сейчас. Почему это не могло произойти раньше? Почему Патриарх, постоянно проходя мимо этой иконы, не задавал себе вопрос, что это никакая не копия, но лик настолько древний, что эта икона не могла быть написана сейчас. Но ведь проходил!
— А что и как произошло в какой-то момент? Проходили, как раньше проходили, — и что произошло?
— Да-да. А вот тут прохожу, смотрю на икону и думаю: как все-таки научились подделывать под старину, — не понимая, что передо мной подлинник. Беру эту икону в руки, поворачиваю и понимаю, что это старинная икона. И вспоминаю историю о том, что московский список Казанской иконы Божией Матери был якобы похищен из храма на Красной площади. Причем никто не мог объяснить и толком рассказать, как это он был похищен. А что, воров не схватили, или была погоня, и кто вообще сказал, что он был похищен? Нет этой информации. И тогда мне приходит мысль: так может, никто его не похищал, а просто спрятали? Время такое было — спрятали образ; и то, что он оказался в Патриаршей ризнице, тоже неслучайно. Куда же принести этот образ, чтобы его никуда не дели и ни в какой музей не передали? Передали моим предшественникам, по всей вероятности, это был Патриарх Алексий II, и образ находился в Патриаршей ризнице. Вот так произошло мое соприкосновение с этой святыней, и я очень рад, что это произошло не только келейно и образ не остался там, где молится Патриарх, но что появилась возможность вернуть его на то историческое место, где он и находился, на Красной площади.
— Но это явно какие-то знаки, или это мы себе так представляем?
— Да, хороший вопрос.
— Для Церкви, для народа, для государства?
— Это очень хороший вопрос. Есть такой текст из Священного Писания: «В злохудожную душу не внидет премудрость, ниже обитает в телеси повиннем греху» (Прем. 1:4). Что это означает? Это означает: чтобы принять благодать Божию, чтобы принять чудо, нужно быть к этому готовым. Мы были к этому готовы в советское время? Нет. Мы были готовы в постсоветское время, когда были все эти турбуленции и наше сознание было переключено на совсем другое? Сейчас наступило особое время — я называю это временем сосредоточения. Россия, действительно, набрала силы — и материальные, и интеллектуальные, и научные, и военные. Множество сил! Но Россия набрала, несомненно, и духовную силу. Она стала опорой Православия во всем мире. Церковь наша не просто играет какую-то культурную роль и находится за полями общественной жизни, на периферии, обслуживая пенсионеров. Она в центре жизни людей. Вот когда все эти замечательные изменения нашей жизни состоялись, и явилась Божия Матерь, и не в злохудожную душу, а в открытую душу наших людей. К сердцам, открытым принять эту благодать. Поэтому все связано очень тесно: и состояние людей, уровень их веры, их духовности, их готовности воспринимать святыню, и чудеса, которые Господь совершает. Еще раз скажу: в злохудожную душу не внидет премудрость. Эти события свидетельствуют о большом сдвиге, который произошел в сознании нашего народа и в духовной жизни людей.
— Ваше Святейшество, сейчас, как мне кажется, больше всего молятся, взывают к Богу наши ребята там, на передовой, в окопах, перед боем и принимая атаки неприятеля. Слава Богу, у нас уже появилось ощущение абсолютной неотвратимости победы, она будет, мы ее добудем. Но люди продолжают гибнуть — и воины, и мои коллеги журналисты, и простые, обыкновенные люди, горожане, причем как в зоне проведения операции, так и в приграничных районах. Вот как им помочь? Как успокоить, как дать надежду?
— Вопрос, на который у меня лично нет ответа, — как? Потому что все это очень индивидуально. Одно слово должно быть обращено к воину, которому дается опаснейшее задание, связанное с прямым соприкосновением с врагом, и он осознает, что мало шансов вернуться после этого задания. Другое дело — это командир, который находится, может быть, вне зоны прямого досягания со стороны врага, но принимает ответственное решение. Ну и так далее — по этой лестнице можно подниматься на самый высокий уровень. Поэтому, я думаю, одного ответа на такой вопрос быть не может. Но я бы вот о чем хотел сказать. Господь не посылает народу испытания, которые он неспособен вынести. Даже Великая Отечественная война, которая сопровождалась огромными страданиями людей, оказалась неспособной разрушить жизнь нашего народа. Вот и те испытания, которые сегодня выпадают на нашу долю, — они, конечно, ранят, но они неспособны убить, они неспособны поколебать нас как народ, они неспособны сокрушить наше мировоззрение, в которое включена любовь к Родине и готовность ее защищать. Поэтому, мне кажется, всякое испытание посылается нам не для нашей погибели или, по крайней мере, духовной погибели, а для того чтобы мы, пройдя эти испытания, стали лучше. В каком-то смысле то, что сегодня с нами происходит, — это экзамен на нашу зрелость, в том числе духовную зрелость. Вот столько лет вы жили в условиях религиозной свободы, вы построили храмы, открыли монастыри, вы стали причащаться Святых Христовых Таин. Священники работают в Вооруженных силах, ребята исповедуются, причащаются перед тем, как идти в атаку, — уже совершенно другое измерение духовной жизни. И вопрос заключается в следующем: а что это все приносит нам как народу, как стране?
Глубоко убежден: если бы не было этого возрождения и, сохрани Бог, если бы произошла такая междоусобная брань, то она протекала бы совсем иначе и последствия ее были бы очень опасными для нашей страны. А сегодня у народа, у страны есть потенциал отражать тех, кто чает сокрушить Отечество наше. Именно так мы молимся в особой молитве на Литургии — за мир, за прекращение военных действий и за победу нашу. Надеемся, что так оно и будет.
Еще раз хочу подчеркнуть, что наши победы куются не только на поле брани. Они куются начиная с детских садов и школ. Они куются в наших молодежных группах в учебных заведениях, где молодые люди размышляют о стране, о будущем, о своей собственной жизни. Ну и, конечно, Церковь продолжает осуществлять совершенно особое служение. Дай Бог, чтобы мы, мобилизуя все силы, которые у нас есть, стали сильнее — в первую очередь сильнее духовно. Стали более мужественными, более самоотверженными, более заточенными на готовность служить Отечеству и даже, если потребуется, жизнь свою положить за други своя.
— Как Вы знаете, есть у нас такие люди, которые не захотели стать сильнее и два года назад, в феврале 2022 года, стали уезжать из страны, — их все чаще называют «испуганцы». Так вот, эти испуганцы, которые, наверное, имели иллюзию того, что рай на земле — там, на Западе, и там им будет хорошо, сейчас, по всей видимости, распрощались с этими иллюзиями, потому что начинают возвращаться. Возвращаются всё больше и больше, и вот здесь две точки зрения. Одни говорят: им надо помогать, надо их вернуть. А другие говорят: да не надо им помогать, общество без таких чище будет! А вот как по-христиански?
— Не хочу ничего говорить от своей как бы мудрости или недостаточной мудрости, просто хотел бы сослаться на слово Божие. Притча о блудном сыне (Лк. 15:11-32). Вот два сына — один благоразумный, который работал, трудился, помогал отцу, а второй, получив денежки в наследство, промотал их, а потом пришел оборванный, несчастный. Ну и, конечно, возмутился сын благоразумный, потому что отец принял блудного сына. Но ведь эта притча — для всех нас. Не надо отталкивать человека, который согрешил, если он приходит с чувством покаяния, осознания своей вины. Если люди, покинувшие Россию, даже выступавшие где-то и говорившие что-то против, вернулись с пониманием того, что совершили ошибку, то Родина не может их отвергнуть. Другого подхода к этой теме, кроме христианского, я сформулировать не могу.
Наверное, могут быть затронуты и какие-то правоохранительные темы, степень вовлечения этих людей в некие преступные действия, но это уже не касается священнослужителя. А я говорю, обращая внимание на то, что среди них есть люди вполне достойные, которые ошиблись, или испугались, или действительно попытались найти в жизни что-то для себя более удобное, комфортное, но были посрамлены на этом пути. И если они с покаянием возвращаются в родной дом, то дело отца заключается в том, чтобы принять их.
— Вообще, сейчас весь мир просто в пламени войны, куда ни посмотри. А помните, как Вы были по сути министром иностранных дел Православной Церкви? Уж простите за мое сравнение, но мне кажется, Вы тогда летали по разным городам и странам даже чаще, чем Сергей Викторович Лавров в наши дни. Скажите, пожалуйста: а вообще все страны и народы — в этом мировом разломе, в этом противостоянии — они способны на преодоление раскола, на согласие, на дружбу, на любовь? Вот Вы, с учетом своего большого международного опыта, смотрите вперед с пессимизмом или все-таки оптимизмом?
— С реализмом. Не оптимизм, не пессимизм, а реализм.
— А в чем он?
— Не все так просто. Меня действительно Господь провел через удивительный опыт — я был в 119 странах мира, причем в разные эпохи. Я хорошо помню войну в Юго-Восточной Азии, Южный и Северный Вьетнам. Помню гражданскую войну в Лаосе, я тогда находился на территории этой страны с гуманитарной миссией. Я был членом группы директоров одного фонда, который был создан во Всемирном Совете Церквей для оказания помощи страждущим людям в Юго-Восточной Азии. Небольшой международной группой мы посещали деревни в местах проведения военных действий, с тем чтобы определить проекты, на которые следовало бы направить деньги. Тогда я соприкоснулся со страданиями людей в джунглях. Не буду всего рассказывать, но была тема, с одной стороны, для меня очень интересная, с другой стороны, достаточно опасная. Вот тогда Господь привел меня в соприкосновение с огромными страданиями людей, и я понял, что оказание помощи — это тот ответ, который христиане должны реализовывать. Не знаю, в полной ли мере я ответил на то, о чем Вы меня спросили, но мысль моя ушла в прошлое. Исходя из этого прошлого, я бы хотел так же поступать и сегодня.
— Преследования канонической Русской Православной Церкви на Украине. Сначала захват Киево-Печерской лавры, потом попытки запрета канонической Церкви… Такое ощущение, что они хотят сделать из нашей Церкви один из двигателей гигантского конвейера по производству ненависти по отношению к русским и к России в целом. Как Вы думаете, хоть что-нибудь у них получится?
— Ну, что-то уже получилось, но очень коряво и, простите меня, глупо. Они пошли по пути создания раскола, ведь они же не могли заставить всю Церковь занять ту политическую позицию, которую большинство людей не разделяло и не разделяет. Именно политические факторы привели к тому, что была создана раскольническая «церковь» на Украине; к сожалению, ее поддержал Константинопольский Патриарх. Всем же ясно, что Константинопольский Патриарх — это не свободный человек. Он находится под сильным влиянием тех, кто имеет силу в этом мире. Он не имеет поддержки, не имеет собственной паствы в том месте, где находится (я имею в виду Турцию); ему действительно непросто. По всей вероятности, этот неблагоприятный контекст и формирует позицию Константинопольского Патриарха, с которой очень многим невозможно согласиться. И потому поддержка раскола на Украине — это не просто ошибка Константинопольского Патриарха, это его великий грех.
Кстати, вернусь к одному очень интересному сюжету. Достаточно давно мне стало известно о том, что наши политические противники, противники нашего государства размышляли о причинах влияния Советского Союза, а затем и России на арабский мир, на Восточное Средиземноморье, на православный мир. И вот какое суждение вынесли: главной и основной «мягкой силой», которая якобы осуществляет политику государства в отношении этих регионов, является Русская Православная Церковь. Они, конечно, ошиблись, потому что Русская Православная Церковь никогда не оказывала политического влияния. Но в чем-то они не ошиблись...
— Ну, духовно это точно…
— Потому что мы братья по вере с теми самыми людьми, и в этом смысле, конечно, Русская Православная Церковь являлась фактором развития добрых братских отношений и с Грецией, и с православным арабским миром, и со всей этой частью…
— Балканские страны…
— Балканские страны. В этом смысле, конечно, «мягкая сила», и не только с нашей, но и с той стороны. И эта духовная сила не может быть жесткой; духовная сила всегда направлена на достижение идеалов, которые прописаны в Евангелии. Поэтому, полностью отказываясь от той трактовки «мягкой силы», которую западные аналитики приписывали Русской Православной Церкви, я одновременно скажу, что Церковь, конечно, играла очень важную роль в сохранении духовного единства Православия. И когда начались эти раскольнические процессы, за ними, не сомневаюсь, стояла политическая воля не только врагов России, но и врагов Православия. Потому что оторвать Русскую Церковь от Церквей Ближнего Востока — значит ослабить в первую очередь те Церкви. Но, по милости Божией, все-таки большинство православных лидеров — люди мудрые, и они не поддаются на такого рода давление, хотя это давление осуществляется и кое-кто сдает свои позиции. Однако некоторые главы Церквей мужественно этому сопротивляются. Естественно, по известным причинам имена этих людей я произносить не буду, но благодарю за мужественную и твердую позицию, направленную на сохранение единства с Русской Православной Церковью, а значит, это и есть борьба за единство всего Православия.
— Вы упомянули Восточное Средиземноморье, как раз те места, где родился и прошел свой земной путь Христос. Сейчас ведь и там все в огне. И несмотря на то, что все мировые религии на Святой Земле в один голос заявляют, что молятся только за мир и ни за что другое, война-то продолжается. Вот как Вы думаете, как найти дорогу к миру на Ближнем Востоке?
— У меня, конечно, нет и не может быть каких-то политических рецептов. Да, наверное, все рецепты уже давно перепробованы, и ничего из этого не получается. Речь идет в первую очередь о том, что существует достаточно сильное напряжение между арабским населением и еврейским населением. Опять-таки, не буду входить в политические или экономические причины этого, хотя, наверное, и то, и другое присутствует. Но ведь это напряжение не сегодня родилось, оно существовало и в прошлом. И поэтому, если говорить о путях и средствах преодоления этого конфликта и вообще о примирении людей, мне кажется, нужно очень активно вовлекать религиозных лидеров. И уважаемых мусульманских лидеров, и уважаемых иудейских лидеров, и христианских лидеров. Потому что если между лидерами этих групп будет действительно установлено единомыслие по поводу того, что и как нужно делать для сохранения мира, то это единомыслие может быть реализовано в политических концепциях и повлияет на предотвращение дальнейшей военной эскалации. Но об этом пока можно только мечтать, потому что, как я понимаю, при всем желании некоторых религиозных лидеров активно включиться в эту проблематику не все получается так, как хотелось бы.
— Ну, будем надеяться. Ваше Святейшество, большинство российских семей отмечают Рождество, и вот мой, наверное, традиционный, но каждый год очень актуальный вопрос. Как среди наших бед и тревог разгрести пространство, чтобы было место для праздничной радости?
— Для меня праздничная радость — это состояние души. Я знаю, что у некоторых людей синонимом радости является веселье.
— Но есть разница…
— Да, есть большая разница: нельзя все время веселиться, с ума сойдешь. Вообще, веселье — это энергетически очень затратная эмоция, и каждый это знает. Нельзя смеяться весь вечер — на следующий день от этого голова болит. А что нужно? Нужно, чтобы на сердце была радость, чтобы были сбалансированы наши чувства, чтобы мы действительно воспринимали переживаемое как духовно важное событие. Кто-то из людей, не разделяющих религиозные убеждения, с этим не согласится. Но, на мой взгляд, без веры в Бога это невозможно. Говорю от своего собственного опыта: не могу себе представить, как вообще можно иметь радость, ту самую, о которой мы говорим «радость в Святом Духе», если ты отрицаешь и Духа, и Бога, и замыкаешь все свое мировоззрение в рамки только материального мира, а значит, и жизнь свою замыкаешь в рамки этого материального мира. А потом что? Холмик — и ничего?
— И ничего с собой не забрал…
— И ничего с собой не забрал. Если человек верит, что холмиком все кончается, то это же несчастный человек! Больше того, если вы не верите в вечность, если вы не верите в суд Божий, то это же очень влияет на вашу мотивацию здесь. «Если Бога нет, то все дозволено», — сказал классик. Так оно и получается: живи, как хочешь, делай, что хочешь, а какие-то законы обойти можно. Но если ты понимаешь, что холмиком ничего не заканчивается, что душа бессмертна и ты предстанешь пред Богом, ты будешь судим по тому, как ты жил, — вот тогда и мозг включается, и чувство самосохранения возникает. И человек двадцать раз подумает: а мне надо сейчас обманывать или не надо? Мне нужно разрушать мою семью или не нужно? Можно взять в долг большие деньги и куда-то убежать, оставив в нужде того, у кого деньги взял, или не стоит? Вот такие вопросы можно задавать до бесконечности.
Другими словами, совесть — удивительный внутренний голос, и этого голоса не существовало бы, если бы Бога не существовало. Потому что голос совести точно совпадает с Божественными заповедями. Но, к сожалению, совесть — хрупкая конструкция. Ее можно разрушить, ослабить, создать такую систему псевдоценностей, в которой совесть начинает говорить: «в общем, это не совсем плохо», и таким образом человек теряет способность реально отличать добро от зла. А это самое страшное!
Вот все то, что делает Церковь, вообще религиозная вера, то, что делает высокое искусство, пробуждая и развивая эстетическое чувство, оказывает благоприятное влияние на душу человека. Ведь искусство гармонично, и гармония входит в сознание и душу человека. А гармония — это то, что может быть только от Бога. Потому что взорвавшаяся комета никакой гармонии в себе не несет. Взорвавшаяся планета никакой гармонии не несет. И если мир был создан из всех этих неживых летающих космических объектов, то в этой вселенной никакой совести нет. Совесть — от Бога; это самое сильное доказательство того, что Бог существует. Нам иногда говорят: совесть — это результат человеческого развития, она формируется под влиянием внешних факторов — культуры, образования и так далее. Это неправда. То, что хорошо, хорошо для всех, и для образованных, и для малообразованных. И совесть начинает работать в человеке тогда, когда человек нарушает Божии заповеди, даже не зная этих заповедей.
Дай Бог, чтобы голос совести никогда не исчезал и чтобы мы берегли этот драгоценный инструмент, который даже вне зависимости от того, насколько часто мы молимся или не молимся, ходим в храм или не ходим, помогает нам не потерять связь с Творцом.
— Когда мы говорим «мы русские, с нами Бог», мне кажется, что лучшим доказательством является это огромное количество народа, которые сейчас если не на войне, то точно помогают нашим воинам чем только могут. Смотрите, волонтеры — мы даже не представляли, какое огромное количество этих замечательных людей в нашей стране. Вот это и есть Бог? Я прав?
— Да, там, где жертвенность, там, где человек отдает самого себя, там Бог. Почему? А потому что физическая природа человека во имя самосохранения предполагает динамику к себе, а не от себя. Надо же сохранить себя, надо выжить. Значит, нужно к себе, а если вы отдаете от себя, то нередко подвергаете себя риску, ослабляя свою материальную составляющую. А когда мы идем добровольцами навстречу смерти, подвергаем свою жизнь опасности? Откуда, из какой материальной субстанции может произрасти сам этот подвиг — отдача своей собственной жизни?
— Только свыше.
— Только свыше. Господь через совесть нами управляет. Может быть, человек креститься не умеет или в мечеть не ходит, но голос совести заставляет его поступать так, как Господу угодно. Вот почему нужно всегда прислушиваться к своей совести и ни в коем случае не доводить дело до того, когда совесть разрушается. Мы говорим иногда: бессовестный человек. Нет совести, он разрушил самое важное, что есть в человеческом измерении жизни. Поэтому дай Бог, чтобы все, что работает на сохранение совести, — это, конечно, и религиозный фактор, и высокая культура, и воспитание, которое включает в себя любовь к Отечеству, помощь ближним, — чтобы все это помогало людям сохранять совесть, а вместе с совестью ответственность за самого себя, за своих родных и близких, за свою страну.
— Ваше Святейшество, огромное Вам спасибо за Ваши слова, за это интервью. И еще раз поздравляю Вас с праздником, со Светлым Рождеством!
— Благодарю Вас, спасибо.
