Протоиерей Павел Павлов: «Я никогда не был одинок»

— Здравствуйте, отец Павел. Скажите, почему Вы решили стать священнослужителем?

— Я бы не сказал, что решение стать священником родилось само по себе. Мои родители были верующими, поэтому мы постоянно посещали храм, хотя он находился неблизко — в двадцати километрах от нашего дома. Автобусы туда не ходили. У моего отца и у меня не получалось каждое воскресенье ходить в церковь, а мама ни одной воскресной службы не пропускала. Возможно, именно это сыграло роль при выборе дальнейшего пути. Настоятель храма, который мы посещали, относился ко мне с большой любовью: всегда выделял, поощрял, давал возможность стоять на клиросе. Читать на службе я стал довольно рано. Помимо шестопсалмия, читал и Апостол.

Помню, как этот батюшка возил меня в Троице-Сергиеву Лавру, мне там очень понравилось. Там училось очень много моих знакомых и друзей. Еще до службы в армии мне предлагали поступить в семинарию, но я постеснялся.

Наверное, все шло из семьи, где все были верующими — отец, мать, бабушка, дедушка. Поэтому мое решение поступить в семинарию все приняли как должное. И даже директор, которого на каждом педсовете ругали за мою нетипичность, не удивился моему выбору.

— Скажите, а трудно было учиться нетипичному советскому школьнику в Московской духовной семинарии?

— В советское время семинарии были только в Москве, Ленинграде и Одессе. Молитвы я знал, потому что в моей семье все молились, и, кроме того, я еще в храме пел и читал. Мог читать по-церковнославянски и по-кряшенски. Конкурс был большой, но мне удалось поступить с первого раза.

Поздравление митрополита Феофана протоиерею Павлу Павлову с 60-летием со дня рождения

— Советская власть как-то пыталась Вам помешать?

— Я этого не чувствовал. Однако когда я приходил в храм, то иногда священник говорил мне: «Спрячься где-нибудь в алтаре, чтобы тебя не видели». Возможно, этот священник испытывал давление. Однако лично я ничего такого не чувствовал. В школе считали, что общественные дела мне поручать нельзя. Я к такому отношению привык, хотя ни от чего особенно не отказывался. Играл в школьном духовом оркестре и стенгазеты оформлял.

— Почти 30 лет назад Вы впервые отслужили Литургию на кряшенском языке. Можете рассказать подробности?

— От меня тогда мало что зависело, если честно. Я в то время являлся настоятелем молитвенного дома в городе Волжске. Сменивший архиерея Пантелеимона владыка Анастасий сказал, что в Казани есть верующие кряшены, которые хотели бы исповедоваться на родном языке. Кажется, даже собирались подписи за проведение служб на кряшенском языке. 9 декабря 1989 года я совершил в Волжске последнее богослужение, а 23 декабря того же года я отслужил первую Литургию на кряшенском языке в Покровском соборе на улице Баумана. Владыка Анастасий тогда молился в алтаре, и я видел, что это было не простое любопытство, а искренняя молитва. Та Литургия не была разовым мероприятием и самодеятельностью — я совершал богослужение по благословению правящего архиерея, тем более что и сама инородническая деятельность была в свое время одобрена Святейшим Синодом. Мы ничего нового не придумали — богослужения на инороднических языках начались еще в 1869 году. Мы просто возродили все это. Когда было объявлено о Литургии на кряшенском языке, некоторые верующие приносили книги и ноты. Тогда еще жива была община иеромонаха Алексия (Маринина), который в советское время сплачивал вокруг себя кряшен. Вся эта деятельность возникла не на пустом месте.

— То есть в период безбожной власти кряшены смогли сохранить и книги, и ноты?

— Да. У нас даже было такое, что праздничные службы на кряшенском отправлялись мирянским чином. Такое было повсеместно, и никто никого не боялся. Власти знали, что совершается богослужение, однако ничего не могли с этим поделать. Общины были крепкие. Миссия, которую возглавил Николай Иванович Ильминский, очень много дала кряшенам. Это было не просто знакомство с Православием, а настоящее просвещение, поэтому верующие очень дорожили своей идентичностью.

— Отче, а как верующие отнеслись к тому богослужению? Может, у них появились какие-то надежды?

— Тогда одних только причастников было сорок человек. Все были очарованы в хорошем смысле этого слова. Ту Литургию посетили не только кряшены, и некоторых удивило, что богослужение может совершаться на другом языке. Духовенство собора, в котором я служил, эту идею одобрило, поэтому меня иногда подменяли, если я отправлялся на кряшенскую службу.

— Батюшка, вскоре общине передали Тихвинскую церковь города Казани. Здание было изношено на 80 процентов. Как удалось восстановить?

— Тогда многие храмовые здания были разрушены. Но самое главное в любом деле — людской энтузиазм. У кого-то оказался знакомый лесник, у кого-то директор, а железная дорога помогала нам кирпичами. Стройматериалы сами к нам текли, поэтому все росло как на дрожжах. Мы никогда ни в чем не нуждались. Нас постоянно навещал владыка, он помогал деньгами. Владыка участвовал в службах, поэтому все русское духовенство относилось к нам хорошо. Никогда ни с кем не было конфликтов и натянутых отношений. И сейчас такое же отношение. Священнослужители, не знающие кряшенского языка, относятся к нам нормально. Они понимают, что это одна из особенностей нашей епархии.

— Батюшка, восстановить храм — это одно. Совсем другое — возродить церковную жизнь. Как это происходило?

— Как я уже сказал, в возрождении церковной жизни есть огромная заслуга моих предшественников — иеромонаха Алексия (Маринина) и отца Ильи, принявшего монашество и ставшего игуменом Ионой. Они старались, чтобы кряшены оставались православными. Несмотря на безбожное время, кряшены венчались и крестили детей. Когда появилась община, то многие верующие пришли в наш храм. Однако не все: некоторые бабушки по привычке продолжали ходить в Никольский собор и храм Ярославских чудотворцев. Мы же объединили тех, кому нужна была наша православная семья. Конечно, и к нам приходили и пожилые — те, кто в советское время не боялся ухаживать за могилами почивших кряшенских священников, Николая Ивановича Ильминского и его супруги — Екатерины Степановны.

У нас никогда не было профессиональных хоров и чтецов. Мы сами пели, сами читали, сами готовили просфоры. Члены общины сами всем занимались, поэтому мы и сейчас живем безбедно. Территория у нас довольно большая. После постройки храма стали обустраивать дома. Сейчас трудимся в здании бывшей молочной кухни, где когда-то был приходской погост. Все делаем неспешно.

«Җаңа Законъ»

— Отче, Вы справедливо говорите о предшественниках и о накопленном опыте, однако в Вашей жизни был и нелегкий труд переводчика Священного Писания.

— Опять-таки был указ владыки, управляющего Казанской епархией. Мы должны были совместно с Российским Библейским обществом продолжить ту переводческую деятельность, которая остановилась из-за Октябрьской революции. Последние переводы на кряшенский язык были сделаны накануне Первой мировой войны. Есть даже публикации, в которых говорится о том, что были готовы переводы всего корпуса Нового Завета, однако в свет они так и не вышли из-за революции. Потому и Российское Библейское общество, и мы были заинтересованы в том, чтобы появилось Священное Писание на кряшенском языке. Я нашел для проекта переводчиков, редакторов и носителей кряшенского языка. Объединившись с петербургским отделением, мы осуществили перевод. Переводить Новый Завет мы начали в 1997 году, а завершили в 2005-м. Перевели Деяния и Четвероевангелие, а затем взялись за Соборные послания, послания апостола Павла, Откровение. В это же время тексты переводились на удмуртский и татарский, и многие говорили, что татарский перевод делается для нас, но у нас был свой перевод. Татарский перевод не соответствует нашей речи, нашей ментальности, нашим понятиям — там даже орфография другая. Нам нужен был текст с церковно-кряшенской терминологией. Помимо книг Нового Завета, мы перевели все ветхозаветные книги, используемые за богослужением. Книгу Бытия в свое время переводил еще Николай Иванович Ильминский. Кроме того, была переведена Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова. Сейчас у нас есть все переводы, необходимые для Литургии.

— Язык со временем изменяется. Нужно ли было править тексты дореволюционных переводчиков?

— Когда стали переводить корпус посланий апостола Павла, то поняли, что нужно провести четкую грань между Ветхим Заветом и Новым Заветом. В переводах Ильминского слово «завет» было переведено как «закон». Мы договорились о том, что оставляем слово «закон», поскольку оно встречается и в литургических текстах, а слово «завет» переводим как «канон». Мы не знали, как переводить слово «старец», ведь старец — это не просто старик и не просто пресвитер. В этой работе нам помогали богословские редакторы — крупные библеисты со всего мира. Нас постоянно консультировали, а мы подбирали слова из своего языка. Одно дело — переводить Евангелие и Деяния и совсем другое — корпус посланий, где встречается множество новых терминов. Определенные проблемы были, но мы смогли их решить.

— Все ли кряшены приняли перевод?

— Там, где уже совершались богослужения на кряшенском языке, перевод приняли с большой радостью. А остальным орфография поначалу показалась непривычной. Дело в том, что мы сегодня используем дореволюционную орфографию с твердыми знаками и надписаниями. В русской и татарской этого нет. Я считаю, что это было правильное решение, потому что оно основывается на фундаменте, заложенном нашими предшественниками. Деятельность той миссии оказала огромное влияние на всех кряшен, поэтому мы не имели права что-то кардинально менять. У кряшен много различных говоров, однако Николай Иванович Ильминский при выборе терминологии остановился на говоре мамадышских кряшен, который оказался средним и для чистопольских, и для закамских кряшен.

— Отец Павел, сегодня, слава Богу, и храм восстановлен, и Священное Писание с богослужебными текстами имеются. Есть ли сейчас у кряшенской общины какие-либо проблемы?

— Проблемы есть всегда. Самая главная сейчас — смена поколений. Уходят православные набожные бабушки, и кто-то должен прийти им на смену. К сожалению, у нас нет условий для передачи кряшенских православных традиций подрастающему поколению. Нет кряшенской школы. Единственное место, где мы общаемся на родном языке — это храм. Только Церковь объединяет кряшен. Поэтому мы сейчас пытаемся воцерковить последующее поколение. Не просто покрестить, а именно воцерковить. Эту задачу перед собой ставят не только пастыри, но и общественные деятели. Чтобы кряшены сохранились, они должны быть православными. Народ существует, пока жива его культура, в том числе и религиозная. С помощью проповедей и литературных произведений мы стараемся подтянуть кряшен к Церкви, ко Христу.

Ильминский тоже тянул не к себе, а ко Христу, хотя некоторые считают, что у него была русификаторская политика. Всякий народ должен славить Бога на своем языке. Из истории мы знаем, что успех миссии был тогда, когда у кряшен появились своя Церковь, свое духовенство, своя интеллигенция. Тогда и был золотой век кряшенского Православия. Конечно, кряшены узнали о Христе задолго до XIX века, но службы тогда совершались на непонятном языке, поэтому люди могли выучить только молитвы «Отче наш», «Символ веры» и «Господи, помилуй». Это обстоятельство сильно ограничивало их духовные возможности, поэтому миссионеры говорили, что кряшенский народ не может развиваться в Православии. Впоследствии эти представления разрушила просветительская система Николая Ивановича Ильминского. И сейчас, слава Богу, в нашей епархии нет препятствий для развития этой системы. Нужно только трудиться.

— Батюшка, а где вы черпали силы для возрождения общины?

— «Сила Божия в немощи свершается». Как и все священники, я совершал богослужения, и это давало мне сил. Настоящая жизнь христианина идет в Церкви. Очень подпитывает литургическая жизнь. Я никогда не был одинок — всегда чувствовал поддержку людей. Я бы даже сказал, что жил в атмосфере людской любви. Кряшены очень похожи на тех людей, которые в свое время готовы были отдать апостолу Павлу свой глаз. В такой же любви жил и я. Если бы я делал что-то, что никому не нужно, то остался бы один. Харизма священническая тоже ведь не зря дается. В общем, жаловаться мне на что.

— Батюшка, что бы Вы пожелали тем, кто нас сейчас смотрит?

— Я всю свою жизнь посвятил служению Христу, поэтому желаю всем держаться за Него и не упускать Его из виду. Нужно делами подтверждать свою веру. Нужно помнить о том, что единственной канонической Церковью на земле является Православная Церковь, и нет ничего другого, что могло бы быть здесь раем. И русскоговорящих, и кряшенов Господь привел к Себе, поэтому мы все должны держаться Христа. В этом радость. В молитве говорится: «Русь святая, храни веру православную, в ней же тебе утверждение».