Владимир Легойда: Храм при МГИМО — чудо, показывающее изменение народа и страны

— Владимир Романович, сегодня завершился долгий процесс строительства храма при МГИМО. С чего все началось?

— Все началось с того, что инициативная группа преподавателей и студентов МГИМО, которую возглавлял профессор Алексей Михайлович Салмин, не доживший, к сожалению, до этой счастливой минуты, пришла к ректору — Анатолию Васильевичу Торкунову — и озвучила инициативу. Он ее поддержал. А после того, как она была оформлена, состоялась встреча с Патриархом Алексием II. Мы (инициативная группа — ред.) пришли в мае 2005 года к Патриарху, и он подписал указ о создании Патриаршего подворья и храма в честь святого благоверного князя Александра Невского. И по согласованию с Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата, который тогда возглавлял митрополит Кирилл — ныне Патриарх, — по его благословению и благословению Святейшего Патриарха Алексия II настоятелем этого храма был назначен отец Игорь Фомин. До этого он являлся клириком Казанского собора на Красной площади.

— Какой этап был самым трудоемким?

— Мне сложно сказать, ведь я все-таки не до такой степени был вовлечен во все это. Мы каждый этап переживали — получение земли, проект храма и его коммуникаций, получение денег на храм. Любое событие — не лишнее. В храме благодаря отцу Игорю сразу появилась община. Построенный в 2012 году временный храм, а он немаленький, всегда был полон людьми, теперь и этот большой храм тоже постоянно полон людей. Это очень важно, потому что все трудности на каждом этапе переживались, я бы даже сказал, со смирением и с радостью, с божьей помощью и тем, что есть живая община.

— Считается, что каждая община чем-то отличается от остальных. В чем уникальность этой?

— Здесь все происходило, может быть, не уникально, но правильно. Когда мы говорим, что «храм не в бревнах, а в ребрах», то церковь при МГИМО — классическая иллюстрация этого. Костяк общины, люди. Молитва появились еще не только до освященного сегодня храма, но и до временной церкви.

С одной стороны, он является московским приходским храмом: сюда ходят люди, которые здесь рядом живут и люди которые давно ходят к отцу Игорю как к духовнику. А с другой стороны, в нем присутствуют преподаватели, сотрудники студенты института. Возможно, в этом если не уникальность (он не единственный в этом плане), то точно особенность.

— А как же тот факт, что самый известный пример университетского храма — церковь мученицы Татианы при МГУ — все же является продолжением прерванной после революции традиции? Отличается ли в этом плане храм при МГИМО?

— Действительно, храм при МГУ стал продолжением прерванной традиции. В этом и отличие. Но, насколько я знаю историю его открытия, там была такая же схема: инициатива студентов и преподавателей, поддержанная ректором. Было возрождение исторически существовавшего храма.

Сегодня спрашивают: «А какие чудеса могут быть в наше время!? Нет же чудес!» Люди, которые застали советское время и хорошо его помнят, понимают, что храм при МГИМО — это абсолютное чудо. Ведь это был самый идеологический вуз страны. Люди, которые учились и преподавали здесь в советское время, могут сказать вам, что представить какое-то время назад о том, что при МГИМО будет храм, было совершенно невозможно! Это чудо, которое свидетельствует о тех изменениях, которые произошли с нашим народом и с нашей страной.

— Как бы Вы охарактеризовали взаимодействие Русской Православной Церкви с университетским сообществом страны?

— Лично мне хочется, чтоб оно было более тесным. Это взаимодействие сейчас существует и у него, безусловно, есть традиции связанные с традициями отечественного образования и с возрождением веры. Я как преподаватель убежден, что образование в нашей стране переживает не лучшее время. Мы пытаемся сбалансировать соотношение традиций и реформ. Мне кажется, что тот опыт, который есть в Церкви, мог быть востребован. Церковь не противится каким то разумным изменениям и встраивается в те процессы, которые мы считаем правильными и нужными.

Сегодня, прежде всего, основная глубинная проблема в нашем образовании, как мне кажется, заключается в том, что не осмыслены те процессы, которые происходят. Они очень быстро меняют образование, и мы даже не успеваем это осмыслить. Я считаю, что тот интеллектуальный потенциал, который есть в церкви, мог быть использован для этого осмысления.

Я не говорю о том, что практическое взаимодействие могло быть более тесным. Причем не только на уровне каких-то совместных больших конференций, появления теологии (чему мы очень рады), но и на уровне студенчества, например. Вот это было бы очень важно.