Интервью митрополита Казанского и Татарстаснкого Феофана порталу «Православие и мир»
— Владыка, вы заявили о желании возродить Казанскую духовную академию. За этим славным именем мощная традиция — духовная, научная, педагогическая, просветительская...
— Я хотел бы сразу подчеркнуть: это не только мое желание, это наша церковная боль, что мы до сих пор ещё не возродили Казанскую духовную академию, которая действительно занимала особое место в жизни не только Русской Православной Церкви, не только в научном сообществе, но, я бы сказал, и на межправославном, международном уровне. Поэтому очень важно возродить и прерванную традицию, и духовную жизнь, и научную деятельность, и, как вы говорите, педагогическую, просветительскую.
— За счет чего вы планируете восстановить эту традицию в наши дни? На какие профессорско-преподавательские кадры Вы будете опираться, особенно на первых порах?
— Здесь несколько вопросов. Если вы имеете в виду материальную базу, то есть аудитории, здания, необходимые для процесса обучения, вся инфраструктура. Ведь здание бывшей Казанской академии сохранилось, там располагается медицинское учреждение. Но есть закон о возврате собственности, принадлежавшей Русской Православной Церкви, и в идеале нужно добиться, чтобы было возвращено именно историческое здание. Мне приходилось слышать советы, что, может быть, новое построить, но тогда мы потеряем сам дух старого здания! Здания, где были знаменитые профессора, где столько лет обучались студенты. Там преемственность духа происходит даже через неодушевленные вещи: коридоры, лестницы, а уж тем более — храм, который там был. Это очень важно. Но здесь вопрос, конечно, непростой. Освобождение здания от ныне занимаемых его учреждений, приведение его в порядок — дело не одного года.
Второй вопрос — кадры. Уже сейчас, поскольку существует духовная семинария с магистратурой, нужно готовить и профессорско-преподавательский состав путем отбора. Ведь в Казани довольно серьезная научная школа. И есть очень толковые профессора, преподаватели, научные сотрудники, которые с энтузиазмом восприняли весть о возможном возрождении Казанской духовной академии. И у нас ведь есть уже выкристаллизованная профессура: Московская, Санкт-Петербургская академии, Свято-Тихоновский университет. Есть уже ядро научного сообщества в Церкви. И, наверное, столицам придется и поделиться, чтобы кто-то из профессуры приехал к нам на постоянное место жительства. Что при сегодняшних коммуникационных средствах, в том числе, и передвижения, не будет большой проблемой. Уже строится «Сапсан»: три часа — и в Казани с Москвы, так что профессура может к нам приезжать и из других городов. Конечно, все это непросто, но, поверьте, очень реально, и никакие это не радужные мечты, все можно воплотить в реальную жизнь.
— В Татарстане и соседних регионах живут несколько десятков тысяч кряшен, этнически близких к казанским татарам и исповедующих православие. Известный исследователь Александр Журавский считает, что кряшены — это в основном не крещёные в 16-18 веках татары-мусульмане, а потомки болгарских племён, крещённых не позднее 12 века. Какое место занимают кряшены в жизни Татарстанской митрополии? Какое будущее Вы видите у этой общины?
— Главное место — это то, что они сохранили свою традицию до наших дней, несмотря на непростые условия, — как в советский период, так и в период новейшей нашей истории. Я не буду перечислять те трудности, которые они испытали, они известны нам всем. И мне сложно сейчас сообщить прямо конкретные данные, что я решил или сделал, потому что за один месяц, наверное, это не очень возможно. Но то, что я буду заниматься проблемой кряшен, это точно. И, насколько я познакомился, самая большая их проблема — это, конечно же, духовенство. Надо готовить духовенство именно из их среды. А для этого, очевидно, надо будет подумать, чтобы как раз в нашей семинарии были специалисты, которые хорошо бы разбирались в данной проблематике — и языка, и культуры, и преданий, и традиций кряшен. Думаю, вот это и есть одна из первостепенных задач. Ну и, конечно же, как везде, тут важно просвещение. Надо подумать и о храмах, где бы ещё были нужны храмы для кряшен, но и о просветительских центрах.
Ну, а какое я вижу у кряшен будущее, — как у всех нас, какое еще. Через веру ко Христу, через служение, через развитие — совершенно реально занять место в жизни общества, в жизни республики.
— Казань — значимый культурный и научно-образовательный центр. Как вы планируете выстраивать отношения с профессиональными сообществами историков, музейных работников, преподавателей?
— Как в нормальном цивилизованном мире. Конечно же, у нас есть огромный пласт в истории нашего народа и в истории Церкви — новомученники. Это период всего 20 века. Совместной работы для историков с епархией только за этот период непочатый край. История храмов, история научной школы, история монастырей — и в период их процветания, и в период богоборчества, и в период возрождения — необъятное поле для сотрудничества. Очень важно, чтобы историческая наука была, в полном смысле, наукой, но ни в коем случае не интерпретацией — в угоду кому-нибудь или через личную призму. Надо стараться быть объективными историками, вот тогда это будет реальная историческая наука, которая сможет приблизить отдаленное время к нашему пониманию.
Что касается музеев… Сейчас очень много споров с музеями. Конечно же, немыслимо, чтобы монастыри, которые передаются её законному хозяину — Русской Православной Церкви — становились бы какими-то зоопарками. Да, в возможную меру монастырь должен быть доступен, чтобы люди могли познакомиться с архитектурой, с живописью, с иконописью, с прикладным искусством церковного зодчества, творчества. Но ни в коем случае это сотрудничество не должно сводиться к тому, чтобы монастырь был только музеем, в котором монахи, повторюсь, — как в зоопарке, или как некий исторический фон, реконструкция. В этом плане, мы должны понимать и уважать друг друга.
И с преподавателями работы много, тоже непочатый край. И с ними мы должны вести диалог и разрабатывать совместные программы духовно-нравственного воспитания, вместе говорить об истории, культуре, искусстве, в том числе, о церковном искусстве.
— Как вы планируете решать давно назревшие вопросы о возвращении ряда символически значимых объектов — колокольни Богоявленской церкви, здания архиерейской резиденции, здания епархиального управления и пр.?
— Колокольня Богоявленской церкви уже возвращена. Теперь надо приводить её в порядок, что сейчас постепенно и делается. С остальным... Знаете, что я хочу сказать? Я не хотел бы ломать копья сразу и говорить: «Вот я сейчас!» Нужен диалог. Нужен ровный спокойный диалог. Только через диалог можно прийти к тем или иным решениям, удовлетворяющим обе стороны.
— Неся свою службу на Ставропольской земле, в непосредственной близости к Северному Кавказу, вы наверняка уже сталкивались с проблемой исламского экстремизма. Эта проблема актуальна в наши дни и в регионах Среднего Поволжья. Какое место займет эта проблема в ваших трудах и заботах?
— Интересный вопрос. Я не просто сталкивался, я перенес страшную трагедию Беслана. Я часто говорю и говорил, моя жизнь разделилась до Беслана и после Беслана. Потому что я не просто слышал о ней, не просто был свидетелем, но и участником, — когда выносил убитых, раненных детей из страшного ада, где всё горело, стреляло, убивало. Для меня понятие экстремизма, терроризма — это не пустые слова. Это кровь и слёзы, это беда. И мы должны делать всё, чтобы не допустить таких уродливых явлений в обществе. Здесь путь один: для экстремизма самая питательная среда — непросвещенность, ложные ориентиры. И, конечно, я буду делать всё возможное, чтобы через сотрудничество с носителями другой религии, с исламом, мы бы могли объяснять людям, что экстремизм, терроризм не может быть оружием и путём веры. Это путь безверия. Очень важно нам, носителям различных религиозных убеждений, но всё же исповедующих Бога как Творца, как Судии, понять: мы должны вместе бороться против этого страшного зла — экстремизма, терроризма, и у нас не может быть другого подхода, нежели сохранить жизнь, мир и согласие между народами. И кто бы мне что ни говорил, я никогда не смогу сказать, что ислам и терроризм — синонимы. Неправда. Я из личного опыта знаю, что глубоко верующие мусульмане никогда не были и не будут экстремистами и террористами. И правильно говорят, что у терроризма нет ни лица — ни национального, ни религиозного.
— Какие первостепенные задачи надо решать, по Вашему мнению, Татарстанской митрополии?
— Да все наши задачи — первостепенные. И долгосрочная, и краткосрочная программы — это водительство через Церковь к Богу. Конечно, храмы надо строить, развивать систему духовного образования. Одна из главных задач — повышать духовный уровень клира. Не только в области знаний, но и в области именно духовного совершенства. А для этого необходимы и различные семинары, и встречи с хорошими опытными духовниками, с богословами, с юристами, — чтобы мы могли владеть умением защищать интересы Церкви. А стратегическая цель, — это не то, что мы все взяли — и здорово, мы все уже такие благочестивые, весь Татарстан в монастырях и в храмах. Стратегическая главная цель — Христос. Вот куда мы должны идти, а узловые точки, вехи, дороги — это лишь средства для этого пути. Ещё раз повторю, главная стратегическая цель — от Земли на Небо ко Христу.
