Постороннему человеку монашество нередко представляется однородной массой людей, одетых в черное. Но человеческая природа, похоже, не любит равенства. Социальные различия, принесенные из внешнего мира, не вполне стирались за монастырскими стенами, а кроме того, существовали внутренние градации и в самом монашестве.
Мы проанализировали отчеты игумений Казанско-Богородицкого монастыря более чем за столетний период с 1800 по 1927 год[1]. Статистическая обработка данных об их сословном происхождении дала достаточно полные и объективные результаты, вынесенные в таблицы 1 и 2.
Данные таблицы 1 говорят прежде всего о том, что в монастырь шли представители практически всех сословий и социальных групп тогдашней России — от дворянок до девиц крестьянского происхождения.
Однако в формировании монашества разные социальные слои играли далеко неодинаковую роль.
Анализируя динамику количества монашествующих обители за более чем столетний период истории монастыря, мы видим тенденцию роста и заметное его увеличение, когда в 1921 году в обители проживало 73 монахини и 258 рясофорных послушниц. Наибольшее же их число наблюдалось в последний предреволюционный 1916 год — 479 монашествующих.
Абсолютное большинство монашествующих, как мы видим из таблицы 2, шло в обитель из крестьянского сословия. Монастырь обладал большой притягательной силой для крестьян. Помимо чисто религиозных мотивов, имело значение то, что, поступая в монастырь, крестьянин поднимал свой социальный статус (и, соответственно, престиж своих родственников). Кроме того, монашество избавляло от тех голодовок, которые постоянно преследовали его в мирской жизни. И потому крестьяне старались пристроить своих детей в ближайший монастырь.
Среди монахинь представительницы самой многочисленной социальной группы населения — крестьянства — составляли от 38% в 1873 году до 79% в 1927 году. А среди рясофорных послушниц и еще выше — от 43% в 1827 году до 90% в 1927 году.
Подобная картина в конце XIX века в пореформенный период наблюдается в большинстве провинциальных женских монастырей. В их числе и Чистопольский Успенский женский монастырь Казанской епархии. В отчете игумении обители Аполлинарии за 1883 год среди восьми монахинь лишь одна из крестьянства, из восьми рясофорных послушниц их пятеро, а среди пятидесяти пяти послушниц-белиц уже 43 (или 78%)[2]. Среди монахинь Елабужского Казанско-Богородицкого женского общежительного монастыря Вятской епархии выходцы из крестьянского сословия составляли от 50% в 1875 году до 79% в 1914 году. А среди рясофорных послушниц и еще выше — от 52% в 1869 году до 81% в 1914 году[3].
Заметно пополненяли число насельниц Казанско-Богородицкого монастыря представительницы мещанского сословия. Среди монахинь их было от 15% в 1873 году до 25% в 1927 году. Среди рясофорных послушниц — от 8% в 1927 году до 26% в 1916 году.
В Казанском монастыре мало представителей купечества, офицерских дочерей, выходцев из высших сословий российского общества, которые предпочитали столичные монастыри.
Отметим и незначительную долю пополнения монастыря представительницами духовенства, особенно в пореформенный период. Хотя среди рясофорных послушниц их число несколько больше, нежели среди монахинь.
За рассматриваемый период среди монашествующих из дворянского сословия нами выявлено 17 человек: пять монахинь и двенадцать рясофорных послушниц. Среди них настоятельницы обители монахиня София (княжна Любовь Волховская), монахиня Аркадия (Анна Ивановна Макарова).
Среди монашествующих Елабужского Казанско-Богородицкого женского монастыря было всего десять дворянок, и только две из них приняли монашеский постриг. Это монахиня Евпраксия (Софонеева Екатерина Федоровна) и монахиня Мареопила (Анферова Мария Спиридоновна).
Своеобразное «хождение» дворянок и разночинок в послушницы было примечательным явлением тех лет, оставшимся, к сожалению, почти незамеченным в нашей литературе. Думается, оно было связано с общим настроением «возвращения долга народу», которым жило молодое поколение «шестидесятников». Юноши и девушки становились сельскими учителями, врачами, фельдшерами, занимали другие должности в земстве. Многие молодые люди шли в революционные кружки.
Девушки, имевшие религиозное мировоззрение, предпочитали общины или монастыри с благотворительным уклоном. В этих общинах они работали бок о бок с мещанками и крестьянками. Некоторые из этих последних сознательно отказывались от замужества ради религиозного поприща, у других не сложилась личная жизнь, третьи (особенно рано овдовевшие бездетные женщины) бежали в общины от гнета большой патриархальной семьи, надеясь найти себе здесь приют и трудиться равными среди равных.
В XIX — начале XX века монастырь формировался в основном из числа прихожан православных общин Казанской и Вятской губерний. Так, в 1910 году среди монашествующих обители выходцы из этих губерний составляли до 93%.
Но были монашествующие и издалека: из Вологодской, Курской, Нижегородской, Орловской, Пензенской, Симбирской, Ярославской губерний.
