Памяти жертв политических репрессий

Старый дом, где я росла —
Горьковатый вкус сирени.
Отраженья в зеркалах —
Исчезающие тени.

Шелест листьев под окном
Или звук шагов скользящих,
Привлекаемых теплом
Грустных душ, во тьме летящих?

Духи дома, кто теперь
Слышит ваш неясный шёпот?
Где скрипит тихонько дверь,
Где шажков знакомый топот.

Дома нет, и тайны нет.
Обезличен быт квартир.
Ламинат или паркет —
Кухня, ванная, сортир.

Мир бесстрастен и суров.
Любопытства грех случайный
Не проникнет за покров
Тайны жизни, смерти тайны.

И тоскуют в пустоте
Духи детства, тайны детства,
Завещавшие мечте
Поиск истины в наследство.

«Предан погребению. Донское кладбище». Эта лёгкая карандашная запись на Справке о расстреле не даёт мне покоя. Чья рука записала эти слова? Судя по материалам судебного дела, он был казнён вместе с шестью такими же обречёнными в день суда, 19 августа 1937 года. Но на остальных подобных справках в том же Деле нет никаких карандашных приписок. Все справки — одинаковые бланки небольшого размера, куда вписывались фамилия, имя и отчество казнённого. Всё по‑деловому. Расстрел — заполнение бланка. И эта карандашная запись как некий знак, указывающий на какую-то тропинку в прошлое, которую я никак не могу отыскать.

***

Мой прадед женился поздно. Его юная жена была моложе его на двадцать лет. Прадед был кандидатом естественных наук, работал в казанском Промышленном училище и даже замещал директора училища во время его зарубежных командировок. Для своей семьи Алексей Савинович построил добротный двухэтажный дом. Рядом с домом был сад. Помню застеклённые двери в одной из комнат первого этажа, которые вели в сад, где весной пели соловьи и распускался куст белой сирени.

Только младшая дочка прадеда пережила родной дом. Его снесли в 1976 году, когда расширяли соседнюю улицу.

А в 1893 году у прадеда родился первенец Андрей — большеглазый задумчивый мальчик. Вторым был Пётр — мой дед. Разница в возрасте у мальчиков была небольшая — меньше полутора лет, и они были очень дружны. Леночка родилась, когда Пете было пять лет, затем появились на свет Дима и Машенька — всеобщая любимица.

Я представляю их всех, сидящих за столом в гостиной под большой лампой. Массивный крюк от этой лампы оставался в потолке долгие годы — даже когда я уже ходила в школу. Мой папа всё никак не решался его вывинтить, хотя этот крюк иногда вызывал недоумение и шутки гостей.

Наверное, эту гостиную, эту лампу и освещаемые ею родные милые лица вспоминал Андрей в соловецкой ссылке.

***

Андрей окончил гимназию с золотой медалью и поступил в Казанский Императорский университет на исторический факультет. Возможно, прадед хотел, чтобы первенец пошёл по его стопам, но Андрей с детства проявлял любовь и интерес к Церкви. В этом он походил на свою мать, очень кроткую и религиозную женщину. В университете Андрей Широков специализировался по истории Православия. Его увлечённость проявилась в написании сочинения «Русско-греческие отношения домонгольского периода при свете новейших теорий», за которое он получил золотую медаль. По окончании университета в 1917 году Андрей Алексеевич Широков был оставлен при кафедре истории религии профессорским стипендиатом.

Сохранилось небольшого формата Евангелие на греческом языке. На форзаце надпись «Андрея Широкова», и карандашные отметки по всему тексту. Видимо, эта книга служила ему для написания его блестящего сочинения.

***

До октябрьской революции 1917 года мой прадед не дожил. Не узнал, каким террором сопровождалось установление в Казани советской власти. Был расстрелян породнившийся с прадедом его друг Смиренский. Это событие потрясло Широковых. Поэтому когда после захвата Казани чехами Красная армия снова брала Казань, семья Широковых ушла в Сибирь с отступавшими. Впрочем, прабабушка с младшими детьми вскоре вернулась: ехать было некуда, а в Казани оставался свой дом. Андрея и Петра мобилизовали в Белую армию. Петра вскоре взяли в бою в плен, чудом не расстреляли и оставили при какой-то части писарем.

Где был в Сибири Андрей — неизвестно. Он также вернулся в Казань, отказался от университета, постригся в монахи и получил имя Иоанн. В это время рядом с ним появляется его товарищ — Порфирий Крылов. Он постригся в монахи чуть раньше, получив имя Питирим. С тех пор жизнь этих двух людей развивается параллельно. Они будут заниматься одним делом, хоть часто далеко друг от друга. И примут смерть в один день. А пока Питирим и Иоанн стали монахами Иоанно-Предтеченского монастыря, расположенного рядом с Казанским кремлём.

***

Революция. Как восхищённо произносили мы, пионеры и комсомольцы, рождённые после войны, это красивое слово! Самоотверженные Павки Корчагины, энергично преобразующие «затхлую жизнь царской России», «комиссары в пыльных шлемах»… Всё казалось таким очевидным и справедливым. Наши родители, подростками встретившие войну, конечно, в юности переживали — обязаны были переживать — то же отношение к революции. Легенда «выстоялась», стала фундаментом нового общества. Только как дорого стоило это преобразование жизни современникам революции! Будто лампы над милыми лицами вдруг взорвались и рухнули на головы. Кто-то выжил и ушёл, не оглядываясь. Кто-то остался под обломками.

Недавно по телевизору видела юных мальчиков и девочек с плакатом «Пусть будет бунт!». Юность требует перемен. Это закон развития общества. Но почему в России желание перемен всегда сопровождается ненавистью и нетерпимостью?

***

О его первом аресте. Не помню, от кого я узнала о том, что папин дядя был священнослужителем. Что этот факт мог тогда у меня, наивной пионерки, вызвать, кроме недоумения и жалости о недалёкости брата моего деда, известного математика! Незадолго до своей смерти бывшая соседка Широковых с восторгом рассказывала мне об Андрее Алексеевиче. Вспоминала, как она и её сестры с отцом пришли к Ивановскому монастырю, когда четырёх осуждённых по «делу Еланского и других» повели на вокзал для отправки в ссылку в Соловецкий лагерь. Была зима. Андрей Алексеевич был в белом полушубке. Он увидел среди провожавших соседских девочек и благословил их. А затем группа из четырёх ссыльных направилась вниз по дороге к вокзалу. Больше Иоанн Широков в Казань не возвращался.

***

Мой папа Александр Петрович Широков предпринимал несколько попыток узнать о судьбе своего дяди. Сохранилась папка с отписками на его запросы. Даже сотрудники КГБ в Казани, где дело хранилось, отвечали тогда, что дела о высылке А. А Широкова у них нет. Только в 2011 году я получила возможность увидеть это дело 1923 года и узнать, в чём же обвиняли монахов Иоанна Широкова, Питирима Крылова и двух их товарищей.

Революция — это слом всей жизни общества. Многие теряют всё, другие что‑то обретают. В людях просыпаются страх и ненависть, стремление уцелеть, а может быть, и в чём-то преуспеть любой ценой. Церковные организации также состоят из людей со всеми их недостатками. В первые послереволюционные годы из рядов российских православных священнослужителей выделилось движение «Живая церковь» (или обновленцы), поддержанное Советской властью. Обновленцы меняли церковных служителей на местах на тех, кто более подходил режиму. Тех, кто противился, различными способами передавали в руки советских карательных органов. Появление в Ивановском монастыре высокообразованных монахов не прошло мимо внимания живоцерковников. Они пытались привлечь людей с университетским образованием к своему движению, но получили отказ.

В 1923 году, как следует из материалов «Дела Еланского и других», на улицах Казани появились листовки, написанные от руки шрифтом, стилизованным под старославянский, и призывавшие верующих не иметь дел с новыми священнослужителями, не поддержанными Патриархом. Четыре такие прокламации приобщены к делу. Были ли другие листовки — непонятно. Власти арестовали четырёх человек, отрицавших своё участие в изготовлении и распространении этих листовок. Из показаний Иоанна Широкова: «…счёл бы ниже своего достоинства какую бы то ни было подпольную борьбу. Кроме того, подозреваю, не делаюсь ли я жертвой провокаций представителей К.Е.У., собиравшихся обратиться в ГПУ для удаления меня от занимаемого мною общественно-церковного положения…». Однако в том же деле — показания «церковных пролетариев», где отсутствуют конкретные обвинения, но говорится, что арестованные могли эти прокламации написать.

Так Иоанн Широков был сослан в Соловецкий лагерь особого назначения, где пробыл три года. После освобождения он не имел права жить в некоторых городах, в том числе в Казани. Он поселился во Владимире. Сохранился ответ Андрея Алексеевича на письмо брата Петра Алексеевича, хотевшего навестить его после освобождения из лагеря. В своём письме отец Иоанн объясняет свои редкие письма нежеланием подвергать семью брата опасности интереса «органов» к адресатам соловецких узников, предупреждает брата о скудности своих жилищных условий, благодарит за материальную поддержку и напоминает, что, будучи монахом, он обязан соблюдать «обет нестяжания». Неизвестно, навещал ли Пётр Алексеевич брата. Во всяком случае, мой папа ничего об этом не знал. Мой дед умер в 1944 году во время войны. Видимо, он знал о судьбе брата, но скрывал это от семьи. Бабушка вспоминала, что он делал некоторые распоряжения на случай своего ареста в конце 30-х годов.

***

В конце 70-х папа купил туристическую путёвку на Соловецкие острова. Но тщетно он искал материалы об иеромонахе Иоанне Широкове в местном музее. Жизненный путь Андрея Алексеевича после Соловецкого лагеря папе не удалось проследить. В начале 90-х, когда стали приоткрываться архивы и нашлись энтузиасты, собиравшие неизвестные до тех пор и не всегда достоверные сведения, папа получил известие о том, что Андрей Алексеевич Широков был расстрелян (или умер) во Владимирской тюрьме в 1939 году. Это всё, что узнал мой папа. Он умер в 1998 году.

***

В мае 2011 года мне позвонили представители Марийской епархии. Они разыскивали следы казанской жизни епископа Иоанна Широкова, бывшего епископом Марийским с 1929 по 1931 год. Вот из этого источника я и узнала о послесоловецкой жизни Андрея Алексеевича. Выяснилось, что некоторые сведения о нём можно найти в Интернете. Отец Иоанн служил епископом различных викариатств. С 1936 года он епископ Волоколамский. Что это было за служение! Не сомневаюсь, что епископ Иоанн, как и другие «служители культа», был под жёстким контролем НКВД. Наверняка в его окружение внедрялись «церковные пролетарии». Если даже артисты мельчайшие детали своего репертуара обязаны были согласовывать с «органами», то уж священнослужителей разве что рентгеном не просвечивали. И всё же епископ Иоанн продолжал своё служение: утешал, давал надежду, остерегал, помогал, соединял людей…

***

И вот 1937 год. Епископ Волоколамский Иоанн арестован после церковной службы 26 апреля, в его квартире в посёлке при станции Перловка Московско-Ярославской железной дороги проведён обыск. Раскручивается «дело антисоветской террористической фашистской организации церковников г. Москвы». Очевидно, что сценарий дела написан заранее, фигуранты выбраны и согласованы с вышестоящим начальством. 19 августа пули ставят точку в делах и жизнях арестованных. Среди расстрелянных и архиепископ Велико‑Устюжский Питирим Крылов.

***

Архив ФСБ пошёл навстречу моей просьбе, и мы с сестрой смогли ознакомиться с московским делом епископа Иоанна. Не всё оказалось открытым в этом деле. Что-то становится более ясным, что‑то останется тайной навсегда.

Первым (13 апреля) был арестован священник А. В. Лебедев. Судя по протоколам допроса, он сознался в наличии подпольного центра, возглавляемого митрополитом С. Страгородским, в который входил в числе прочих и епископ И. Широков. «Антисоветскость» указанной группы состояла в стремлении избрать патриарха. Чем это могло помешать государству — при том, что церковь была от него отделена — непонятно. Конечно, нельзя считать, что написанное в протоколах допросов действительно было произнесено Лебедевым. Скорее, сценарий расследования, порядок арестов и порядок «признаний» были заранее продуманы.

Вторым арестовали А. А. Широкова. Вот протокол первого допроса с анкетой арестованного. Почерк заполняющего анкету похож на почерк А. А. Широкова. Но подпись под анкетой «А. Широков» не похожа на его подпись. Недалеко от подписи неаккуратная чернильная полоса, оставшаяся от проехавшего по бумаге пера. Что это — заставляли расписаться? Внизу каждой страницы протоколов допросов — подписи «Широков». Кто их поставил? Не мог же епископ Иоанн произносить фразы типа «церковные и религиозные фанатики организовывали на местах массовые антисоветские выступления верующих» и добровольно подписывать листы допроса с такими фразами. Некоторые подписи очень отличаются от действительной подписи Андрея Алексеевича, некоторые походят на его подпись, но крупнее и грубее. Даже на расписке о знакомстве с обвинительным заключением от 18 августа — крупная подпись «А. Широков», не похожая на истинную. Почему? Был ли он жив к этому времени? И, наконец, почему такая неказённая карандашная приписка на расстрельной справке «Предан погребению»? Эти вопросы теперь со мной, пока я жива.

***

«Зачем тебе это?» — спросила подруга. Не знаю. Мне это было необходимо. Может быть, это было необходимо и епископу Иоанну — чтобы кто-то из родных ему по крови людей его помнил.

А через день после того, как я впервые открыла папку с «делом церковников», случилось чудо. Телефонный звонок с Сахалина от Юли Широковой — листочка с той ветви Широковых, о которых мы ничего не знали почти сорок лет. Она меня нашла! Может быть, епископ Иоанн до сих пор продолжает своё необходимое людям служение: даёт надежду, помогает, соединяет людей?..